Крис Мэнби - Тайная жизнь Лиззи Джордан

Брайан.

Наверно, не очень подходящее имя для романтического героя. Но так уж у меня вышло.

Брайан Корен.

Статный. Черноволосый. Симпатичный. Впрочем, Брэд Питт может не беспокоиться. Но каким-то образом моим сердцем завладел именно Брайан Корен.

Я познакомилась с ним на втором курсе университета. Я училась в Оксфорде, изучала английскую литературу. Я не совсем поняла, как я умудрилась попасть туда с первой попытки, но, видимо, мой колледж — Сент-Джудит — не выбрал квоту зачисления малоимущих студентов. Весь первый семестр я была занята по горло. Учеба, традиции и прочая мура.

Тем временем Брайан Корен изучал экономику в одном небольшом, но очень престижном колледже в уютном уголке штата Нью-Йорк. На последнем курсе его направили по обмену в Великобританию, чтобы попутно расширить его познания в работе Лондонской торговой биржи. По крайней мере его мать надеялась, что год, проведенный в Оксфорде, даст ему некое «же не сэ па что»[1], которое по возвращении резко выделит его из среды не так часто выезжающих однокурсников.

Момент, когда впервые увидела его, мне до сих пор помнится так отчетливо, как будто это случилось час назад. Это произошло в начале осеннего семестра — погода стояла достаточно теплая и солнечная, и можно было быстро перекурить между парами на открытой террасе факультета экспериментальной психологии. Я сидела на ступеньках вместе со своими тогдашними лучшими друзьями: Вело Биллом, не расстававшимся со своим велосипедом, и Бедной Мэри — готического вида студентке психфака, которая, если кто еще не догадался, всегда выглядела несчастной.

Мы сравнивали, кто скучнее провел летние каникулы. Я проторчала на фабрике по шлифованию линз, напоминавшей первые круги ада. Билл работал в садовом хозяйстве на юге страны, а Мэри — торговала сыром в магазине деликатесов на западе Лондона. Никто из нас не смог уехать дальше. Впрочем, при желании, наверно, могли бы. Но складывание рюкзака и понос меня как-то не привлекают, поэтому я уверила себя, что путешествия — это развлечение богатых бездельников, я же недостаточно богата, а не просто клуша.

— Жаль, что, создавая американцев. Господь Бог не снабдил их регулятором громкости, — неожиданно заявила Бедная Мэри, кивнув на двух необыкновенно шикарных для студентов парней и девушку. Это троица вприпрыжку направлялась к корпусу психфака (единственный факультет, где днем можно купить ореховый пирог), и их новые ботинки блестели. Начищенные ботинки. Девушка встряхивала блестящими, как на рекламе шампуня, каштановыми волосами, а парни в шутку тузили друг друга кулаками, имитируя драку. Даже не слыша их голосов, было видно, что они приезжие. Они были похожи на ярких тропических попугаев в стае неопохмелившихся пингвинов: именно так выглядели британские студенты в своих одинаковых «альтернативных» черно-серых лохмотьях.

— Черт, это же «Семейка Брэди»[2], — прошипела Мэри, когда американцы вдруг пропели что-то.

— Скорее Осмонды, — сказал Билл, поправляя что-то у себя в промежности. Билл учился на геофаке и всегда носил велосипедные шорты со вставными клиньями, для прочности. — Один из них — мой сосед по общаге. Ей-богу, эти американцы даже дышать тихо не умеют, — сказал он шепотом. Правда довольно громким, потому что поравнявшаяся с нами «семейка Брэди» неожиданно затихла и посмотрела на нас.

Мэри, Билл и я смотрели на грязную брусчатку, пока не решили, что они прошли мимо. Я первой подняла голову, и вот тогда наши глаза встретились. Брайан Корен поймал мой взгляд и в первый раз мне улыбнулся.

— Привет! — сказал он.

— Чертовы американцы, — пробормотал Билл, пропуская приветствие мимо ушей.

— Да, — подтвердила Мэри. — Смотрите, какие важные. Валите в свой Диснейленд.

— Мы тоже рады с вами познакомиться, — ответил Брайан.

Можете себе представить, как мне было неловко, когда я опять увидела этих американцев. На самом деле это случилось в тот же день, только несколько позже, когда я сидела на других ступеньках. На этот раз я ждала у столовки колледжа, пока у Мэри и Билла кончатся лекции.

Сама я не особенно утруждала себя посещением лекций, разве что когда влюблялась в преподавателя. Тогда во мне неожиданно вспыхивал интерес к предмету, что было здорово, но лишь до тех пор, пока мне не начинало казаться, что лектор заметил, что я влюблена, и тогда я не прогуливала их уже по застенчивости. Порочный круг замыкался, так что в результате я побывала только на половине лекций об английской литературе средних веков (профессор Ло напоминал мне Индиану Джонса), на трех лекциях о Харди (профессор Силлери был вылитый Руперт Эверетт) и на одном симпозиуме по Сильвии Плат (профессор Тригелл походил на Жерара Депардье. Впрочем, последнее увлечение длилось недолго).

Как бы то ни было, а ужин в колледже начинался ровно в семь, но уже с полседьмого у столовой собиралась очередь. Естественно, не потому, что столовская еда была такой уж замечательной, а просто из-за того, что если попасть внутрь столовой к началу раздачи обычной дряни, то можно было отхватить сливочный кекс или «конвертик», а не подозрительного вида желатиновый пудинг. Кексы были в целлофане, и считалось, что столовский повар не может испоганить их своими кретинскими гастрономическими экспериментами. Хотя пять дней из шести кексы мне доставались абсолютно черствые.

— Думаешь, здесь можно есть? — спросил Брайан. Я сразу же обратила внимание, что он говорит шепотом.

— Что? — пробормотала я.

— Я сказал, — сказал он еще тише, из-за чего ему пришлось наклониться прямо к моему уху, — ты думаешь, здесь можно есть?

— Да, — ответила я как можно убедительней. Он, конечно же, смеялся надо мной, помня замечание Мэри про регулятор громкости, поэтому я заговорила с ним медленно и четко, как с французом.

— Ты должен встать в очередь, — сказала я ему. — У нас в Англии это называется очередь, — добавила я, ухмыльнувшись.

— Вот как? Очередь? Как много еще предстоит узнать, — шепотом ответил Брайан, пристраиваясь на ступеньках рядом со мной, в то время как его жизнерадостные и сияющие друзья изучали доску объявлений и переписывали все то, чем редко утруждали себя британские студенты, вроде расписания консультаций и занятий в секции нетбола.

Игнорируя своего нового компаньона, я попыталась читать книгу, которую впервые открыла после покупки в «Блэквелле» — нашем оксфордском книжном супермаркете, напоминающем пещеру. Я могла сутками сидеть в «Блэквелле» и читать главным образом самоучители, но роман «Вдали от обезумевшей толпы» входил в программу семестра. В отличие от поэзии и драматургии, романы я не любила. А читать надо было много. Работы было столько, что это сводило на нет все плюсы моей специализации на английской литературе.

— Читаешь Харди? — вежливо спросил вежливый Брайан.

— Да. Читала бы, если бы не отвлекали, — буркнула я, снова приступая к первому предложению предисловия.

— Вообще-то Харди — один из моих любимых писателей, — не унимался Брайан. — Ты «Тэсс» читала?

— Фильм смотрела, — ответила я.

— Неплохая экранизация, как ты думаешь?

Откуда мне было знать. Я ведь не читала книгу после фильма. Я даже не знала, что название книги не просто «Тэсс». Но кивнула головой.

— Мне нравится там девушка, — сказал Брайан. — Кстати, меня зовут Брайан Корен.

— Бва-айан, — машинально сказала я. Я не могла удержаться от ассоциаций с римским императором в исполнении Майкла Палина: на первом курсе мы пересматривали монти-пайтоновскую «Жизнь Брайана»[3] по два раза в неделю. В комнате отдыха первокурсников было всего две видеокассеты (другим фильмом был «Крепкий орешек»). Я прижала ладонь к губам, сообразив, что я говорю.

Брайан рассмеялся несколько уязвлено.

— Монти Пайтон, да? Этот фильм — проклятье всей моей жизни. Моей жизни Бва-айана.

— Извини, — сказала я, сморкаясь в платок. В это время года у меня всегда был насморк. — Это я машинально. Такая местная шутка.

— Понял. А тебя?

— Что меня?

— Тебя как зовут? — не отступался он.

— А! Элизабет Джордан. — Я сунула платок в карман и машинально протянула руку.

— Рад познакомиться. Элизабет — это в честь английской королевы? — спросил он, довольно крепко пожимая мне руку.

— Нет, — засмеялась я. — Мои родители не похожи на монархистов. Кажется, меня назвали в честь Лиз Тейлор.

— Кинозвезды? Ого. Кажется, я знаю почему, — кивнул он. — У вас глаза похожи.

— У меня и Лиз Тейлор? — я задохнулась. По-моему, у нее самые красивые глаза в мире. — Ты правда так думаешь? — с жаром спросила я.

— Во всяком случае и у тебя и у нее по два глаза, — подлил он ложку дегтя, но сделал это с улыбкой. С довольно милой улыбкой, говорившей о том, что он, вероятно, просто пытается освоить английский сарказм.

— У меня еще и зубы свои, — добавила я, чтоб он понял, что я не обиделась.

— Слушай, сюда идут твои друзья, — сказал Брайан, привставая со ступенек. — Я, пожалуй, пойду. По-моему, они меня приняли в штыки, а я не хочу, чтобы у тебя были неприятности из-за общения с врагом.

Действительно, Билл и Мэри направлялись к нам по коридору. На Билле была велосипедная форма «Тур де Франс» (мы подозревали, что она не стиралась с тех пор, как носивший ее английский спортсмен пересек финишную ленту: Билл выиграл ее на лотерее в университетском вело-клубе), а Мэри выглядела так, будто ее любимую собачку сожрал голодный крокодил (на самом деле у Мэри это означало вполне сносное настроение). Увидев меня, Мэри повернулась к Биллу и зашептала ему в ухо какую-то явную гадость. Она часто жаловалась, что мы ни с кем не знакомимся, но ее талант ненавидеть любого с первого взгляда мало тому способствовал. Завидев Мэри во дворе колледжа, даже самые самоуверенные студенты ретировались в здание.