– Ты прекрасна, – сказал он. – У тебя даже ноги вкусные.

Я хлопнула его по голове газетой, сложенной вверх страницей с ценами на авиарейсы.

– Если бы ты жила в Нью-Йорке…

О Брайан, подумала я. Тебе стоит только захотеть.

Глава двадцать первая

Когда позже в этот день позвонила Мэри, ее, казалось, совсем не огорчило превращение вечеринки в мелодраматический спектакль. Когда я извинилась за то, что не поблагодарила ее и не поинтересовалась здоровьем Митчелла, она ответила, что это неважно. Ее волновали другие новости.

– У меня новый клиент, – гордо заявила она. – Догадайся кто?

Разумеется, Арабелла Гилберт.

– Она заявилась ко мне в четыре часа утра с требованием познакомить ее с каким-нибудь приличным мужчиной. Я сказала, что смогу все организовать при условии, если она подпишет договор, прежде чем переступить порог.

– И она подписала?

– Да. Она слабо соображала, что делает. Но я думаю, что она сочтет это юридически обязательным. Во всяком случае, достаточно было толчка, чтобы она упала ко мне в руки. Мы вместе обедали в пятницу, и она уже была практически готова к тому, чтобы обратиться именно в мое агентство. А у меня для нее уже есть работа.

– Какая работа? – спросила я.

– Ты когда-нибудь видела это ток-шоу в пять часов, где обычные люди изливают свою душу перед живыми зрителями в студии? Это как Джерри Спрингер, но не такой отстой.

– Как я могла его видеть? – спросила я. – Я в пять часов еще работаю.

– Да ладно, Лиз. Ты всегда огрызаешься. Но раз ты утверждаешь, что никогда не видела его, я скажу тебе, оно называется «Лоринда». Во всяком случае, называлось так, пока в прошлые выходные эта Лоринда не легла в больницу лечиться от запоя. Следующие три недели передача будет называться «Арабелла», и очень кстати оказалось, что Арабелла мой новый клиент. Та-та-та-там!

– Здорово, – сказала я. – Отличные новости.

– Спасибо, – ответила Мэри. – Конкурс на это место был очень большой. Я так рада.

Ее голос звучал гораздо радостней, чем когда она рассказывала мне о предстоящей свадьбе.

– Это был самый тяжелый обед в моей жизни, – продолжала она. – Но мне кажется, Арабелла сразу чувствует профессионала. Во всяком случае, у меня есть два билета на завтра на запись пилотного выпуска.

– Неужели у тебя есть для нас билеты на это шоу?

– Ага. Мне кажется, Брайану будет интересно. Посмотрит, как англичане расправляются со скелетами в своих шкафах. Я не знаю, какая будет тема, но обещаю скандал и свару. Могу привезти билеты на велосипеде прямо в ваше любовное гнездышко.

– Сейчас спрошу Брайана.

У Брайана глаза вылезли на лоб. Его жизнь на Манхэттене была невероятно интересна по сравнению со скукой моего существования, и все равно он благоговел перед всем, что касалось мерцающей электронной трубки в углу гостиной.

– Телешоу? И мы можем туда пойти?

– Мэри достала два билета. Передачу ведет одна ее клиентка. Хочешь?

– Ого! Очень хочу. Скажи ей спасибо от меня.

Я убрала руку, прикрывающую микрофон.

– Брайан говорит, что с удовольствием посмотрит шоу, и благодарит тебя за то, что ты это устроила. От меня тоже спасибо.

– О, поверь, мне это тоже очень приятно, – промурлыкала она. – Очень приятно. Пожалуйста, надень что-нибудь красивое. Во время титров они будут показывать зрителей, и я не хочу, чтобы моя лучшая подруга появилась на шоу моей новой клиентки в потертых джинсах. Надень костюм, который я тебе дала! Кремовый. Кремовый всегда хорошо смотрится по телевизору.

– Хорошо, хотя я хочу сесть как можно дальше. Я не хочу попасть в потасовку, если какой-нибудь несчастный выяснит, что его подружка на самом деле – мужчина.

Мэри рассмеялась.

– О, Лиза, – сказала она. – Потасовка – самое интересное в телешоу.


Мы с Брайаном в оставшееся время решили посмотреть достопримечательности. Брайан по этому случаю надел бейсболку, а когда я поморщилась, сказал, что должен ее надеть, иначе люди не поймут, что он американец. Мне не хотелось говорить ему, что серая шелковая рубашка уже достаточно выделяет его. Я поклялась, что в один прекрасный день выброшу ее и куплю ему что-нибудь красивое – по его карточке, разумеется.

Сначала мы пошли в Тейт галерею. Брайан читал в газете о номинации на приз Тёрнера и особенно хотел посмотреть две работы. Одна представляла собой гигантское скульптурное изображение вагины, в которой размещалось (только не спрашивайте меня, как именно) две тонны жидкого шоколада, а другая представляла собой триптих распятия, выполненного целиком из навоза.

– Я думаю, что там все будет дерьмо, – сказал Брайан, когда мы поднимались по ступеням главного входа в Тейт галерею.

В холле галереи под великолепным сводчатым потолком гудели туристы и любители искусства. Я заметила, когда мы проходили первый зал, что в магазине народу было больше, чем в музее. Ряд великолепных скульптур, стоящих в прохладном белом зале, кончался гигантским подсвеченным крестом. Он был такой же, как и крест, устанавливаемый в баптистской церкви в Балхэме на Рождество, но этот находился в Тейт галерее и, очевидно, представлял собой произведение искусства.

Мы с Брайаном медленно шли по залу, задерживаясь на мгновение у каждой скульптуры. Брайан даже погладил округлости скульптуры Генри Мура, что заставило одну из служительниц галереи вскочить в негодовании со стула.

– У вас руки влажные, а это может повредить скульптуре, – объяснила женщина в музейной униформе.

– Не думаю, что это сильно повредит большей части того, что здесь выставлено, – усмехнулся Брайан, когда служительница удалилась на безопасное расстояние. – А где настоящая живопись? Все здесь напоминает мне шедевры, которые лепит мой племянник в классе для отстающих.

Мы перешли к постоянной экспозиции, к картинам Тёрнера. Брайану нравились морские пейзажи, но он сказал, что Тёрнер не умел рисовать людей. Ему больше нравились прерафаэлиты, и я даже приревновала его к бедной утопленнице Офелии, лежавшей в цветах, когда Брайан сказал, что, по его мнению, это – самая красивая женщина, когда-либо изображенная на картине. Но даже она не задержала надолго внимание Брайана, и мы скоро опять вернулись в гулкий зал, с которого и начали свой краткий экскурс в мир искусства.

– Это не твоя секретарша? – неожиданно спросил меня Брайан.

Я сначала не могла понять, о чем он говорит. Только через некоторое время я сообразила, что Брайан считает, что у меня на самом деле есть секретарша.

– Где? – взволнованно спросила я.

– Вон там, у картины, с двумя типами семидесятых годов.

Два типа семидесятых годов были Оззи Кларк и Селия Биртвелл, увековеченные Дэвидом Хокни вместе со своим любимцем на картине «Мистер и миссис Кларк и кот их Перси». Секретарша, про которую говорил Брайан, была, очевидно, моя соседка по прежней квартире Сима, но, когда я посмотрела в полуосвещенную нишу, я ее не увидела. Но зато я увидела Ричарда. Ричарда, моего ухажера. Он стоял прямо перед Хокни и задумчиво постукивал себя по губе, рассматривая картину.

Я потянула Брайана за скульптуру Генри Мура, которую он трогал рукой.

– Это она? – невинно спросил он.

– Я ее не видела, – пожала я плечами. – Не хочешь пойти сейчас в Музей естественной истории? Я слышала, у них замечательная выставка личинок.

– Мы же еще не были на выставке номинаций на приз Тёрнера, – возразил он.

– Но ты сам сказал, что это все дерьмо. Что тратить зря время.

– Конечно, – сказал Брайан, сдаваясь. – Но надо поздороваться с твоей секретаршей, прежде чем мы уйдем…

– Я не видела ее. Ты, должно быть, ошибся.

– Нет. Я точно не ошибся. Видишь! Вот она.

На этот раз я посмотрела на нишу, из которой холодно взирали мистер и миссис Кларк, и действительно увидела Симу. Видимо, когда я смотрела на нее до этого, ее заслонила толпа людей, тайком фотографирующих картины. И Ричард тоже был там. Мой парень. И Сима держала его под руку!

Я пыталась ничем не выразить свое удивление и нырнула назад за Генри Мура, чтобы взять себя в руки и найти путь к отступлению. Неожиданно дыра в диафрагме обнаженной женской фигуры перестала казаться мне великолепным приемом.

– Я был прав? – спросил Брайан.

– Да, ты был прав. Это Сима. Но она с кем-то. Я его никогда не видела, – добавила я торопливо. – У нее, наверно, свидание. Мне кажется, что не надо подходить и мешать. Ей вполне хватает меня в офисе.

– Да просто поздороваться, – возразил Брайан. – Мы ж не собираемся играть в жениха и невесту.

– Не думаю, что она сильно расстроится, если узнает, что я оставила ее в покое.

– Конечно, но разве тебе не интересно узнать, с кем находится твоя собака, пока она на свидании?

– Я уверена, что с собакой все в порядке, – сказала я, беря Брайана под руку, словно в ответ на Симин захват моего мужчины. – Пойдем.

– Мы не можем уйти. Они идут к нам.

К моему полному ужасу, они действительно направлялись к нам. Сима и Ричард кончили разглядывать картину и двигались в нашем направлении, хотя, по-видимому, они еще не заметили нас с Брайаном.

– Посмотри на это, – сказала я, падая на колени за скульптурой Генри Мура и увлекая за собой Брайана. – Ты когда-нибудь рассматривал близко кусок гранита?

– Лиза? Ты что? – спросил он раздраженно, отряхивая колени и пытаясь выпрямиться.

– Брайан, я не хочу испортить свидание своей секретарше, – прошипела я, притягивая его поближе к полу.

Я стала внимательно исследовать пятна слюды в основании скульптуры обнаженной женщины. Все будет в порядке, если Ричард не остановится, чтобы рассмотреть эту скульптуру. Через отверстие в диафрагме я видела, что он проходит мимо, явно заинтересованный экспонатом в другом конце зала. Но они прошли так близко, что мы с Брайаном отчетливо слышали их разговор, то есть мы слышали, как Сима хихикает, словно безмозглая барышня восемнадцатого века, в то время как Ричард объяснял ей основы искусства.