Несколько долгих секунд Бен молча смотрел в окно. Иден чувствовала, как бешено колотится у нее сердце. Она сидела плечом к плечу с этим человеком. Прошлой ночью она занималась с ним любовью. Но Кайл и Лу безоговорочно верят ему, напомнила она себе. Они знают его столько лет и не сомневаются в его невиновности.

– Бен, – промолвила она, – не думаю, чтобы четырехлетний ребенок мог выдумать такое.

– Я тоже так не думаю. Но для меня это полная загадка. Блисс сказала, что ни разу не видела мужчину, поскольку было темно, а он находился сзади. Но она знала, что это папа. Она называла его папой, и он отвечал ей. Возможно, нечто подобное произошло с ней где-то еще, а она спутала со своей комнатой. Или она приняла этого мужчину за меня, поскольку так ей было не слишком страшно. Я ночи напролет размышлял над тем, что могло случиться. Я и теперь иногда думаю об этом.

– Кто еще мог это сделать?

– Понятия не имею. Я подозревал всех по очереди – даже своего брата Сэма и лучшего друга, Алекса. Даже отца Шэрон, этого беднягу, который болен раком. Главным моим кандидатом был работник из детского сада. Но почему она сказала, что это был я? Почему она утверждала, что все происходило в ее комнате? – Бен вздохнул. – Меня это сводит с ума, Иден. Последние полтора года я только и делал, что пытался во всем разобраться. Но даже если бы мне это удалось, никто не стал бы меня слушать. Мне не позволили даже поговорить с ней. Мне казалось, если бы я смог пообщаться с Блисс хоть несколько минут, мне бы удалось понять, что там произошло.

– Бен… а ты, случаем, не страдаешь лунатизмом или…

– Нет, я не брожу во сне. – Под его внешним спокойствием явно чувствовался гнев. – Все в порядке. Должен признать, я и сам порой размышлял об этом. Чем дальше продвигался процесс, тем ощутимее становилась волна ненависти. Меня перестали считать за человека. В газетах вовсю обсуждали это дело. И все с нетерпением ожидали свидетельства Блисс. На тот момент ей едва исполнилось четыре, но юристы сказали, что она – умненькая, сообразительная девочка, которая понимает разницу между плохим и хорошим. Мечта прокурора, а не ребенок, как заявила мой адвокат. Все, о чем я мог думать на тот момент, – как она будет стоять перед всей этой публикой, отвечая на вопросы, от которых должно корежить даже взрослого. Я знал, как собиралась действовать Барбара, мой адвокат, когда придет ее черед допрашивать Блисс. Она вновь и вновь повторяла мне, чтобы я не переживал, что она без труда запутает девочку и покажет всю несостоятельность ее истории. Но для меня-то это была не просто девочка, а моя дочь! И я не мог позволить, чтобы она прошла через все это.

– Кайл сказал, что ты признал себя виновным.

– Так оно и было, – рассмеялся Бен. – Временно. Временное безумие. На тот момент я просто не отдавал себе отчета в серьезности ситуации. Окружающие раз за разом говорили мне, что я по уши в дерьме, но я-то знал, что невиновен! Я не сомневался, что правда рано или поздно откроется. Я ничуть не боялся за себя, но мысль о Блисс приводила меня в ужас. В день ее свидетельства я чувствовал себя хуже некуда. Сам я сидел рядом с Барбарой, Шэрон находилась в другом углу зала. Потом вошла Блисс. Ее вела за руку какая-то женщина – должно быть, социальный работник. Блисс прижимала к себе игрушечную обезьянку, которую она повсюду таскала с собой. Знаешь, она всегда была выше своих ровесников, но в тот день она казалась такой крошкой посреди этой толпы взрослых. У меня просто сердце разрывалось, когда я смотрел на нее. Мы не виделись с ней несколько месяцев. Блисс заметила меня, и ее личико озарилось улыбкой. Она указала в мою сторону сопровождавшей ее женщине и что-то сказала. Судя по движению губ, «это мой папа». – Бен замолчал, словно бы вновь погрузившись в воспоминания. – Дай мне, пожалуйста, виски, – промолвил он наконец.

Иден вручила ему бутылку. Бен открутил крышку, но тут же вновь закрыл ее.

– Словом, я чувствовал, что сойду с ума, если буду следить за ее допросом. Тогда-то я встал и сказал, что признаю свою вину. Я заявил, что в действительности невиновен, но не желаю, чтобы моя дочь проходила через этот кошмар. Все начали перешептываться, но мне было наплевать. Я просто хотел, чтобы они увели наконец Блисс. На тот момент я даже не думал о последствиях. После разговора с Барбарой я забрал свои слова назад, но было уже поздно. Адвокат настаивала на замене присяжных, но судья ей отказал. Он просто посоветовал им не обращать внимания на мою «выходку» – так он это назвал. Но их было двенадцать человек, и все с ушами! Как они могли забыть о том, что я признал себя виновным? Словом, заседание продолжилось, и Блисс пришлось очень нелегко. Но она была просто красавицей. Держалась с таким достоинством, какое только можно ожидать от ребенка. Никому и в голову не пришло, что она выдумала эту историю. Я сам, будь я на месте присяжных, признал бы себя виновным. Вот это-то и убивает меня больше всего. Если случившееся – не выдумка, то только один человек точно знает, что я невиновен, а он явно не спешит с признаниями. Не исключено также, что он по-прежнему находится рядом с Блисс. Моя девочка осталась совсем беззащитной, поскольку все думают, что истинный виновник пойман. Я говорил с полицейскими, просил их понаблюдать за ней, но они заявили, что дело закрыто и поводов для беспокойства нет.

– Ты уже не видел Блисс после суда?

– Нет. Паршивый это был год. Барбара сказала, если я буду посещать психиатра, она добьется того, чтобы мне позволили видеться с Блисс. Я попытался, но без особого успеха. Я заявил психиатру, что невиновен. На это она сказала, что не сможет помочь мне, пока я не признаюсь ей – и себе – в том, что совершил. Заявила, что я не настроен на сотрудничество. Я попытался подыграть ей, чтобы мне позволили видеться с Блисс, но у меня ничего не вышло. В результате было объявлено, что я представляю для нее опасность. – Горько рассмеявшись, он покачал головой. – А поскольку я представлял для нее опасность, мне запретили видеться с ней – до тех пор, пока ей не исполнится восемнадцать.

– Бог ты мой, Бен!..

Он встал и поставил виски на стол.

– Иногда я лежу ночью без сна и размышляю о том, что сама Блисс думает по поводу моего отсутствия. – Голос его дрогнул. – Может, считает, что я не люблю ее больше, а потому и ушел от них.

– Но ей же должны были хоть как-то объяснить?

– Да. Ей сказали: папа больше не может видеться с тобой, потому что делает тебе больно.

Бен был невиновен. Все указывало на это. Иден встала и попыталась обнять Бена, но тело у него словно бы задеревенело. Этот мужчина отличался от того, с каким она спала прошлой ночью. Он был другим – и все-таки не опасным.

Иден подняла голову и взглянула на него:

– Бен, я хочу остаться сегодня у тебя.

Он тут же отстранился.

– Пожалуй, это не самая удачная идея. Все эти разговоры вгоняют меня в депрессию. – Он взглянул на нее с виноватой улыбкой: – На потенции они тоже сказываются не лучшим образом. Не забывай, мою сексуальную жизнь изучали едва ли не под микроскопом. И неважно, что я невиновен, – я все равно чувствую себя так, будто со мной что-то не в порядке. Даже не знаю, как я справился прошлой ночью.

– Очень даже неплохо.

Бен легонько коснулся ее руки:

– Я хочу, чтобы ты осталась. Но мне не хотелось бы, чтобы у тебя были какие-то ожидания.

– У меня их и нет, – ответила она. – Я просто хочу быть с тобой.

* * *

Бен молча поужинал той едой, которую принесла с собой Иден. Она, казалось, была не против такого молчания. Она нарезала ему персик, а потом, пока Бен принимал душ, прибралась на кухне. Они еще немного поговорили – о Кайле и Лу, о раскопках, о сценарии… как будто вопрос с судом давно отошел в прошлое. И только когда Иден уже почти засыпала, Бен решился спросить ее:

– Ты мне поверила?

– Думаю, да, иначе бы меня тут не было. Но есть одна вещь, которая не дает мне покоя.

– Какая?

– То, что ты признал себя виновным. Я люблю Кэсси не меньше, чем ты любишь Блисс, но я бы ни за что не пошла на такой шаг.

Бен кивнул:

– Согласен. Когда я рассуждаю логически, у меня нет никаких объяснений собственному поступку.

Бен знал, что Иден засыпает. Дыхание ее замедлилось, тело обмякло. Сам он чувствовал себя опустошенным. Воспоминания о суде всегда изматывали его, а теперь еще облик Блисс не желал отступать в прошлое. На суде он видел ее в последний раз.

На кафедре для нее устроили что-то вроде подставки, чтобы девочку было хорошо видно. Блисс забралась туда, так и не выпустив из рук обезьянку – давний подарок Сэма и Джен. К воротничку ее платья прикрепили маленький микрофон, и прокурор спросил, как ее зовут.

– Блисс Азандер. – Она так и не научилась выговаривать «л» в своей фамилии. Впервые за весь процесс в зале воцарилась полная тишина. Кто-то кашлянул, и этот звук эхом разнесся от стен, в то время как прокурор приступил к своим вопросам. Блисс старалась ответить на них как можно точнее. Должно быть, ей объяснили, как важно ее выступление и почему она должна говорить только правду. Один из вопросов – очень простой – привел ее в замешательство. Бен разглядел страх в ее глазах.

– Я не могу на это смотреть, – наклонился он к Барбаре.

– Ш-ш-ш. – Она похлопала его по руке своими прохладными пальцами.

– Я серьезно. – Капля пота стекла у него по виску. – Нужно остановить заседание. Я скажу, что сделал это. Пусть только Блисс уйдет отсюда.

– Бен, с ней все в порядке. Она просто…

– Ваша честь, – встал он со своего места, – я не совершал того, в чем меня обвиняют, но готов признать свою вину. Я не желаю, чтобы моя дочь и дальше участвовала в этом.

Судья Стивенс в изумлении воззрился на него, а Барбара вскочила со своего места.

– Я прошу объявить перерыв, Ваша честь, – сказала она.

– Неплохая идея, – кивнул судья, шестидесятилетний старик, чью дочь изнасиловали, когда она была еще подростком. Это преступление не могло не сказаться на его жизненном и профессиональном опыте. – И объясните своему клиенту всю серьезность его поступка.