Мэри Бэлоу - Тайная жемчужина

А теперь с этой любовью покончено, подумал герцог с горькой усмешкой.

Он с беспокойством взглянул на дверь гардеробной. Сибилла продолжала кашлять, и ему было жаль ее: она, конечно же, страдала. Да, его любовь умерла, но еще оставалась надежда на то, что жена сумеет понять его и не будет обвинять во всех смертных грехах.

Этим же утром Питер Хаутон сообщил Флер о новом распорядке, и теперь она ждала свою ученицу в классной комнате. Но Памела долго не приходила: няня считала, что девочка слишком утомилась накануне и должна отдохнуть.

Флер немного побаивалась Питера Хаутона; ведь секретарь, конечно же, знал, каким образом она познакомилась с герцогом. Правда, он был неизменно учтив и относился к ней как к равной – они вместе ели наверху, за столом миссис Лейкок, где питалась прислуга.

В этот день герцог сам привел дочь в классную комнату.

Флер присела в реверансе. Затем, взглянув на герцога, поняла, что тот не собирается уходить. Он уселся в кресло, стоявшее в углу, и молча кивнул, давая понять, что можно начинать урок.

Флер с Памелой немного почитали, а потом занялись арифметикой. После чего принялись рассматривать скатерть с вышивкой, которую Флер обнаружила в своем шкафу. Она объяснила девочке, как делаются такие вышивки, и сказала, что на следующем уроке поможет ей вышить цветок на носовом платке.

– А мне можно будет выбрать тот цвет, который захочется? – спросила Памела.

– Да, конечно, – улыбнулась Флер.

– А можно красные лепестки и голубые стебли?

– Можно даже пурпурные лепестки и желтые стебли, если пожелаете, – снова улыбнулась Флер.

– Но все будут смеяться.

– Возможно. Но в любом случае право выбора – за вами.

Леди Памела нахмурилась и с недоверием посмотрела на гувернантку.

Флер же сняла со стены картину, на которой был изображен живописный ландшафт, и показала своей ученице, какие краски и тени использовал художник, чтобы получить желаемый эффект.

– Но выбор за вами, понимаете, – сказала она. – Ваша задача – изобразить все именно так, как видите вы. Каждый человек видит по-своему.

– Я хочу, чтобы вы сыграли для меня на клавесине, – неожиданно сказала леди Памела.

Флер очень волновалась: герцог по-прежнему сидел в углу комнаты.

– А может быть, вы сами сядете за инструмент, а я дам вам урок? – предложила Флер.

Но леди Памела уже делала такую попытку и убедилась в том, что не может сыграть так, как Флер. Девочка поняла, что даже после нескольких уроков не научится играть на клавесине.

– Сядьте и сыграйте для меня, – сказала Памела.

– Скажите «пожалуйста», – напомнила Флер.

Ей очень хотелось, чтобы девочка выполнила ее просьбу, но она понимала, что Памела едва ли уступит.

– Поиграйте для меня, – настаивала девочка.

– Пожалуйста, – повторила Флер.

– Но это просто глупо, – фыркнула леди Памела. – Зачем вам мое «пожалуйста»?

– Тогда я пойму, что меня просят о чем-то, а не приказывают, – ответила Флер. – И буду знать, что меня уважают.

– Но это же глупо…

– Мисс Гамильтон, будьте так любезны, сыграйте нам на клавесине. Сыграйте, пожалуйста, – неожиданно раздался голос герцога.

Флер вздрогнула: она не слышала, как он поднялся с места и пересек классную комнату.

Дочь с осуждением взглянула на отца.

– Пожалуйста, мисс Гамильтон, – пробормотала она.

Флер на мгновение прикрыла глаза. Она готова была сделать что угодно, только не играть. И все же она села за инструмент и исполнила Баха.

– Теперь ваша очередь, леди Памела, – сказала она, закончив играть.

– Вы хорошо играете, – улыбнулся герцог. – Вы видели инструменты в гостиной и музыкальном салоне?

Флер видела инструменты, когда миссис Лейкок водила ее по дому, но не осмелилась к ним прикоснуться. Пианино в гостиной было гораздо лучше, чем то, на котором она играла в Герон-Хаусе А рояль, стоявший в музыкальном салоне, был просто великолепен.

– Да, ваша светлость, я видела их в день своего приезда.

– Пойдем, Памела, – сказал герцог, подавая дочери руку. – Мы послушаем мисс Гамильтон в музыкальном салоне. И не будем забывать слово «пожалуйста», не так ли?

– Да, папа, – кивнула девочка.

Флер прошла за ними по коридору к дальней лестнице.

Она по-прежнему ужасно нервничала и вместе с тем ликовала. Ей позволят играть на таком чудесном инструменте!

Следом за герцогом и Памелой Флер вошла в музыкальный салон, находившийся рядом с библиотекой. Затем подошла к инструменту и осторожно прикоснулась пальцами к клавишам.

– Пожалуйста, мисс Гамильтон, – сказал герцог и сел вместе с дочерью за спиной Флер.

Она заиграла Бетховена. Сначала играла неуверенно, но вскоре ее пальцы привыкли к клавишам слоновой кости, и Флер, окончательно успокоившись, всецело отдалась музыке.

Музыка всегда была ее любовью, ее страстью; когда Флер садилась за пианино, она забывала обо всех своих горестях и обидах – в эти мгновения для нее существовала только музыка.

Закончив играть, она склонила голову и словно в изнеможении уронила руки.

– Папа, можно мне теперь проведать Тини? – раздался детский голос.

– Да, можно, – сказал герцог. – Попроси кого-нибудь из слуг проводить тебя. Но помни, что ты должна сказать «пожалуйста».

– Но ведь это глупо, папа.

Флер услышала, как дверь открылась и тотчас же закрылась.

– У вас талант, мисс Гамильтон, – сказал герцог Риджуэй. – Но вам не хватает практики.

– Да, ваша светлость.

– Если вы собираетесь учить мою дочь, то и сами должны играть безупречно. Вы будете полчаса в день заниматься с Памелой и час в день – для собственной практики.

– Где, ваша светлость? – спросила Флер, не оборачиваясь.

– Здесь, конечно.

Она коснулась пальцем одной из клавиш.

– Мне не разрешают здесь находиться, ваша светлость.

– Не разрешают? Кто именно? Нэнни?

– Нет, ее светлость.

– Вы в этом уверены?

– Да, ваша светлость.

– Вы будете проводить здесь полтора часа ежедневно.

По моему распоряжению. Я сам поговорю с ее светлостью.

Флер со вздохом поднялась со стула и молча взглянула на герцога. Он стоял так близко от нее, что она невольно отступила на шаг.

– Вы ведь прежде часто играли, не так ли? – проговорил герцог. – Что ж, будете играть и сейчас.

Она промолчала.

– Вы сказали Хаутону, что ваш отец умер, оставив долги?

– Да, ваша светлость.

– Вы в этом уверены?

– Да, уверена.

Флер не знала, какова сумма долга, но ей было известно, что отец действительно оставил долги.

– А ваша мать?

– Она умерла. Уже давно.

– И у вас больше нет родственников?

Флер прежде не умела лгать, но в последнее время ей не раз приходилось это делать. Она отрицательно покачала головой.

– Чего вы так боитесь? – спросил герцог. – Не меня ли?

– Я сейчас должна быть с леди Памелой, ваша светлость.

– Нет, не должны, – возразил герцог. – Вы должны выполнять мои распоряжения, мисс Гамильтон. Памела – трудная ученица?

– Ее не приучили делать то, что ей не нравится, ваша светлость.

– А вы приучите, мисс Гамильтон. Только позаботьтесь о том, чтобы она не скучала.

– Мне больше всего хотелось бы видеть ее улыбку и слышать ее смех.

– А вы можете научить ее смеяться, мисс Гамильтон?

Мне еще не приходилось слышать, как вы сами смеетесь.

Флер молча взглянула на герцога.., и вдруг снова увидела его обнаженным – таким он являлся ей в кошмарных снах…

В этих снах он склонялся над ней и раздвигал ее ноги…

– Вы свободны, мисс Гамильтон, – с усмешкой проговорил герцог. – А я пойду на конюшню, чтобы побыть с дочерью.

– Да, ваша светлость.

Флер направилась к двери.

– Мисс Гамильтон…

Она остановилась, обернулась.

– Я сегодня наблюдал, как вы занимаетесь с Памелой, и должен сказать, что доволен вами.

– Благодарю вас, ваша светлость.

Флер вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. С облегчением вздохнув, она направилась в свою комнату.

Отправив свою визитную карточку наверх, в один из номеров отеля «Палтни», лорд Броклхерст нервно расхаживал по холлу.

Он прекрасно понимал, что пока еще ничего не добился, хотя зашедший к нему накануне сыщик с Боу-стрит ужасно важничал и держался так, словно проявил чудеса изобретательности, занимаясь этим делом.

Список приглашенных в Уиллоуби-Холл разочаровал его.

Он знал только двоих из них, да и то не очень хорошо – во всяком случае, не настолько хорошо, чтобы отправиться в Дорсетшир вместе с ними без специального приглашения хозяев.

Конечно, он мог бы отправиться в Дорсетшир один – как окружной судья. Мог бы явиться в Уиллоуби-Холл, арестовать Изабеллу и доставить ее в Лондон, чтобы отдать под суд. Но в таком случае ее почти наверняка повесили бы. А его это совершенно не устраивало.

Да, он очень не хотел бы увидеть петлю на ее прелестной шейке.

Наконец лорду Броклхерсту доложили, что лорд Томас Кент готов принять его в своих апартаментах. Мэтью направился к лестнице.

Лорд Томас был на несколько лет моложе его, и они никогда не считались близкими друзьями, лишь изредка встречались в игорных домах и тавернах. Но с тех пор прошло много лет.

Лорд Томас, облаченный в длинный парчовый халат, ждал в гостиной. Он заметно возмужал, загорел – сыщик сообщил, что он только что вернулся из Индии, – и казался теперь еще более привлекательным мужчиной, чем прежде.

– Рад видеть вас, Брэдшоу. – Лорд Томас протянул гостю руку. – Ваш отец скончался, не так ли?

– Пять лет назад, – ответил лорд Броклхерст. – А вы отлично выглядите, Кент.

– И прекрасно себя чувствую. Я думал, что ни одна душа не знает о моем возвращении. Собирался сегодня объехать все клубы и оставить свои визитные карточки у каждой двери. Какой приятный сюрприз…