Он хотел попросить прощение и забыть об этом, когда услышал ее тихий голос.

- Всю жизнь я провела в Клифтоне, если не считать первых трех лет, которые мы с семьей жили в Лондоне. - Алекс не знала, почему решилась на это, но она вдруг ощутила непреодолимую потребность рассказать об этом. Рассказать ему. Особенно ему. - Здесь родился Габби, здесь хранятся самые сокровенные воспоминания. Это больше, чем дом. Это место, где я думала, что защищена от всего на свете. Здесь мне было хорошо. Здесь я была счастлива. Рядом всегда были те, кого я любила. И родители… Особенно папа… - На секунду Алекс замолчала и на секунду закрыла глаза, представив дорогой образ. И снова глухо продолжила: - Он всегда брал меня с собой, куда бы ни шёл. Он показывал мне, как распускаются первые весенние цветы. Как они опыляются, как их нужно сажать и пересаживать. Как поливать. Как скрещивать. Он рассказывал об этом с такой любовью, что невозможно было не испытать такую же любовь к цветам и растениям. Мне было ужасно приятно, когда я делала что-то правильно, и он хвалил меня за это. В такие минуты мне казалось, что я могу всё. Что он всегда будет рядом, чтобы помочь мне. А я буду всегда рядом с ним, чтобы подать нужный инструмент - садовые ножницы, маленькую лопатку или правильного размера горшок. И мне казалось, что так будет всегда.

Она снова замолчала, глядя невидящим взглядом в тёмное окно. Свечи догорели, и комната погрузилась в полумрак. Только луна освещала эту ночь. И дотлевающие в камине угольки.

Тони смотрел на застывший профиль Алекс, не смея коснуться ее. Он боялся, что если это сделает, она не сможет продолжить. Он видел, как тяжело ей дается каждое слово. Ему было невыносимо больно видеть ее такой, но он должен был знать об этом. Чтобы защитить в будущем от подобных потрясений. Чтобы не видеть больше в ее синих глазах невысказанную боль. Тони чувствовал глухие удары своего сердца и с трудом сглотнул, ожидая ее решения.

И снова она заговорила невыносимо грустным, хриплым голосом, вся сжавшись.

- В тот день я была в оранжерее и поливала его любимый спатифиллум. До его поездки в Лондон вместе с Тори и Кейт, куда они поехали на свой сезон, я заверила отцу, что смогу позаботиться о нём. Дело в том, что это растение вырастила я сама и пообещала ему, что к его приезду он обязательно зацветёт. И он зацвел. Я сгорала от нетерпения показать ему редкий цветок. И знала, как он обрадуется, когда увидит его. - Алекс прикрыла глаза рукой, погружаясь в самые опасные и самые мрачные воспоминания, которые заставляли внутри все сжаться от сокрушительной боли. - Но в оранжерею вбежала служанка и со слезами на глазах сказала, что моих родителей… их убили бандиты с большой дороги. - Алекс сделала глубокий вдох, ощущая, как по щекам бегут слёзы. У нее болело горло, но она смогла продолжить. - Я сначала не поверила ей и решила, что это чья-то злая шутка. Но когда услышала плачь Кейт, а затем рыдания Тори… - Боже, страшно подумать, как ей удалось пережить тот страшный миг! Внезапно она почувствовала на своем плече осторожное прикосновение Тони. И слёзы побежали быстрее. Боль в груди разрывала ее на части, но благодаря его прикосновению она не упала в пропасть. - Я схватила спатифиллум и убежала из оранжереи. Я не хотела верить в то, что произошло. Ведь я не показала папе его любимый цветок. Я хотела ему так много сказать. Так много спросить у него. И я не успела сказать, как сильно люблю его.

Тони чувствовал, как она дрожит. Почти как он. Ему было так трудно слышать это. Было просто невыносимо представить хрупкую, ранимую девочку, обожавшую отца, на которую обрушилось такое несчастье. Он чуть теснее прижался к ней и спросил хриплым голосом, обнаружив, как перехватывает горло:

- Куда ты убежала?

Алекс казалось, что с тех пор прошла целая вечность, но стоило заговорить об этом, и снова время отбросило ее в тот далекий день, когда жизнь так круто изменилась.

- Я не замечала дороги, по которой бежала. Мне казалось, что небо рухнуло на землю, а земля проваливается в пропасть. Поэтому я должна была сберечь его любимый спатифиллум. Когда я остановилась и огляделась, я обнаружила, что нахожусь в спальне родителей. Я залезла под их большую кровать, чтобы там спрятать растение, потому что мне стало казаться, будто солнце светит очень ярко, хоть и был поздний вечер, и опалит хрупкие лепестки, которые не любят прямых лучей. Я охраняла растение и просила папу вернуться домой. Он ведь обещал вернуться. Обещал оценить мой первый труд. Но никто не возвращался. В комнате стояла оглушительная тишина. У меня начала болеть грудь. Потом стали болеть глаза, а потом начало давить в висках. Это было просто невыносимо. Я закрыла глаза, но боль не ушла, а стала усиливаться. А потом стало шуметь в ушах. Я закрыла уши, но от этого стало еще хуже. Потому что я услышала голоса. Я подумала, что совсем скоро оглохну и ослепну, и не смогу больше заботиться о спатифиллуме.

Тони не мог дышать, чувствуя, как его пробивает холодная дрожь. Он всё смотрел на Алекс, чувствуя, что у него сейчас разорвётся сердце. Он даже не представлял, через что пришлось пройти ей. Как ее родные могли позволить ей пройти через такое в одиночку? Почему они вовремя не нашли ее и позволили целых два дня пролежать на пыльном, тёмном и холодном полу под кроватью? Господи, как бы он хотел оказаться с ней тогда! Прижать к груди и вытереть каждую ее слезинку!

- Я не помню, сколько лежала там, - едва слышно произнесла Алекс, мечтая закончить свой душивший рассказ. - Я хотела, чтобы голоса стихли. Хотела, чтобы боль в груди и в голове прошла. На какую-то долю секунды мне показалось, что я слышу глубокий голос отца. Он звал меня и просил быть сильной. Он улыбался и сказал, что я хорошо сделала свою работу и что мне предстоит вырастить еще очень много цветов. И попросил позаботиться о нашем саде, просил быть сильной ради Кейт, Тори и Габби, и что я должна пойти к ним. А потом голоса стихли. Все замерло. Я вылезла из-под кровати и, держа маленький горшок, направилась вниз.

У меня снова начала болеть голова, видимо поэтому у меня плыло все перед глазами. Я зашла в гостиную и хотела подойти к Кейт, рядом с которой сидел дядя, тогда еще незнакомый мне мужчина, но у меня закружилась голова… В следующий раз я проснулась уже в своей комнате. Я лежала в постели, а рядом стояли Кейт и наш семейный доктор. Он мне что-то говорил, но я не слышала его. Потому что смотрела на часы, стоявшие на каминной полке, и не видела стрелок. Я не понимала, почему из часов вытащили стрелки. И когда спросила об этом, Кейт заплакала, а доктор покачал головой. На следующий день он принес мне очки, надел на мне и велел еще раз взглянуть на часы, пообещав, что я увижу стрелки. И я увидела. Одну маленькую и одну большую. Время было половина двенадцатого утра. В тот день доктор посмотрел на меня и сказал, что я отныне должна носить очки, чтобы видеть предметы на расстоянии… - Алекс прикусила губу, ощущая в груди абсолютную пустоту, и тихо добавила: - Вот так я стала носить очки.

В комнате повисла оглушительная тишина. Тони не знал, как долго смотрел на нее. Он лишь понимал, что не может дышать. Ее рассказ потряс его до глубины души. Внутри все восстало против этого. Она не должна была пройти через такое. Только не его Алекс! Но ей пришлось прятаться от боли под кроватью и защищать во мраке цветок, который она вырастила специально для обожаемого отца. Тони было больно дышать, но еще сильнее болело его сердце. За девушку, которая, не смотря ни на что, осталась в том коттедже и вылечила его, протянула ему руку и не позволила ему умереть. Которая отдала ему свои любимые пончики, а потом прикоснулась к его губам тонкими пальчиками, обозначая сокровенный поцелуй. Она отдала ему всю себя без остатка, а теперь вручила ему свою душу.

Тони вдруг понял, что умрет, если не прикоснется к ней. Осторожно обхватив ее дрожащими руками, он медленно перевернул ее к себе и прижал к своей груди. А потом заглянул в самые прекрасные на свете синие глаза, незаметно смахнув с длинных ресниц капельки слёз, которые прожигали его насквозь. У него щипало в глазах и давило в горле, но он смог заговорить, чувствуя удушающую, неистовую нежность к ней. Чувствуя то, что никогда ни к кому живому не испытывал до нее.

- Тебе больше не придётся пережить такое, любовь моя. И обещаю, что позабочусь о каждом выращенном тобой цветке. Отныне ни одно растение не завянет. Что бы ни произошло.

Алекс смотрела на него с такой верой и надеждой, что ему стало не по себе. Боже, он любил ее намного сильнее, чем мог себе представить! Если только он был способен на такие чувства.

Они пролежали так прижавшись друг к другу до тех пор, пока оба не перестали дрожать. А затем забылись целебным сном. Под самое утро, резко проснувшись от сознания того, что беспечно тратит драгоценное время, Тони взглянул на спавшую в его объятиях девушку, которая перевернула весь его мир и заполнила собой все его мысли и чувства. Неожиданно ее веки дрогнули, она сонно посмотрела на него, а потом потянулась к нему и поцеловала его в губы. Тогда, медленно перевернув ее на спину, Тони до такой степени нежно овладел ею, что у нее на глазах выступили слезы. Это было не бурное и нетерпеливое слияние. Это было единение одиноких душ, которые, наконец, обрели друг друга. Тони не представлял, что кто-нибудь когда-нибудь проникнет ему в кровь так глубоко и навечно, но Алекс была теперь неотделима от него.

Поцеловав ее в последний раз, он приподнялся и тихо сказал:

- Тебе нужно вернуться в свою комнату.

Алекс было так хорошо в его объятиях, что она не хотела даже шевелиться. Однако она понимала, что он прав.

Вместе со своим ночным рассказом ей удалось избавиться от давящей горечи, которая всегда жила в ней все эти восемь лет. Он обнимал ее в самый роковой момент и принял каждое ее слово. Принял каждый вздох и страдания. Алекс не представляла, что когда-нибудь сможет избавиться от боли потери родителей, но Тони своим прикосновением и объятиями сумел изгнать из груди обжигающую муку. И теперь ей показалась, что она начинает заново дышать. Начинает заново жить. И только теперь наиболее полно ощутила свою любовь к нему, которая росла всё больше с каждым биением сердца.