Тони быстро посмотрел на неё. Он хотел быть с ней как можно мягче, как можно ласковее. Она выглядела такой грустной, но такой милой и притягательной, даже в своём простом наряде из бледно-жёлтого льна, под которым обозначилась её восхитительная полная грудь. Он едва удержался от того, чтобы не сжать её в своих объятиях и не поцеловать по-настоящему. Но сейчас он был обязан владеть собой и контролировать каждое свое слово и каждое движение.

И он ведь действительно большую часть ночи читал небольшую книгу, обнаруженную на её рабочем столе.

Тони прочистил горло и едва слышно ответил:

- Я даже не знал, что фиалки такие маленькие, пока не увидел их в вашем саду.

Он посмотрел на её руку, лежащую у него на локте, и заметил полоску грязи на бледной коже. Это вызвало в нем давно забытые чувства. И воспоминания. Накрыв её руку своей ладонью, он медленно стёр большим пальцем прилипшую к нежной коже землю. Алекс вздрогнула и застыла, взглянув сначала на их руки, затем на него. А потом он увидел, как у неё медленно начали темнеть глаза.

Тони сглотнул, поняв, что его прикосновения по-прежнему действуют на неё так же, как и её на него. Она не могла скрыть это от него. Даже не смотря на то, что произошло ночью, она не могла оттолкнуть его. Они оба застыли, дойдя до второго этажа, и смотрели бы друг на друга целую вечно, если бы не голос Габриеля:

- Прошу налево, я хочу показать Энтони нашу картинную галерею.

Очнувшись, Тони повёл Алекс налево, и, пройдя через недлинный коридор, они оказались в большой и светлой картинной галерее. Алекс замедлила шаги, а на полпути и вовсе остановилась, чувствуя, как тяжело ей становится дышать. Осторожное ласковое прикосновение Тони заставило её ощутить трепет, который она не должна была ощутить. К своему стыду она вспомнила, как он прижимался к её обнаженному телу своим обнаженным телом. Щеки начали предательски гореть, а сердце ёкнуло в груди.

Пока её взору не предстали два портрета, висевших по центру на длинной стене.

Удивленно повернув к ней голову, Тони увидел, как Алекс бледнеет, глядя на что-то перед собой. Проследив за её взглядом, он обнаружил портреты мужчины и женщины. Чувствуя странное волнение, он медленно повел её туда, желая рассмотреть людей, на которых смотрела Алекс.

Это были два разных портрета, но художник применил одну интересную технику, которая удивительным образом объединяла картины. Мужчина слева был изображён на залитом солнцем лугу в белой рубашке, черных кюлотах и высоких черных сапогах. У него были каштановые волосы, которые под яркими лучами солнца переливались рыжиной, и неожиданно знакомые голубые глаза. Женщина же справа была изумительной красоты, одетая в очаровательный белый наряд с кружевным вырезом. Она обладала невероятно притягательной внешностью: блестящие золотистые волосы, серебристые глаза и тонкие черты лица. Женщина стояла под раскидистым дубом, и её взгляд был устремлён налево, туда, где стоял высокий синеглазый мужчина. А он в свою очередь смотрел в её сторону. При этом его левая рука тянулась к её портрету, а её правая рука поднялась навстречу его руке. Горизонт одного портрета был продолжением другого, словно это был один холст. И мужчина, и женщина смотрели друг на друга с неприкрытой любовью, которая заставляла их светиться необычным внутренним светом.

Какое-то время Тони молча смотрел на эти удивительные и такие живые портреты, уже догадываясь, кто на них изображены, но позади раздался тихий, полный печали голос молодого виконта:

- Это наши родители.

Тони медленно обернулся и внимательно посмотрел на детей этих людей. И брат и сёстры смотрели на своих родителей с едва прикрытой болью, словно они потеряли их не восемь лет назад, а лишь вчера. Было видно, как эта потеря изменила их самих и их жизни, оставив их опустошёнными и почти пустыми.

Переведя взгляд на Алекс, Тони застыл, увидев в её глазах знакомую боль, которую он уже несколько раз замечал прежде. Так вот, что это за боль! Что было причиной этой боли! Она до сих пор сильно страдала от потери родителей. Он вдруг вспомнил, как Марк рассказывал ему о своём первом визите в Клифтон-холл.

“Они спрашивали, сколько лет Мэри, и я ответил, что она ровесница Алекс, и что ей девятнадцать, но мне сказали, что Алекс двадцать два”.

Боже, ей ведь было всего четырнадцать лет, когда это произошло. Самый нежный возраст, когда любое переживание оставляет глубокий след в душе человека на всю жизнь. И воспоминания об отце, когда она брила его… В её голосе было столько горечи. И столько любви… Она не просто любила отца. Тони вдруг почувствовал, как ему не хватает воздуха. Господи, что должно быть пережила хрупкая, ранимая, тонко воспринимающая окружающий мир девочка, потеряв обожаемых родителей! Он все смотрел на бледную, такую грустную Алекс, испытывая невыносимое желание обнять и прижать её к своей груди, успокоить и заверить, что всё будет хорошо. Вид её страданий разрывал ему сердце.

Молчание затянулось, и чтобы хоть как-то отвлечь их от переживаний, особенно Алекс, Тони прочистил горло и тихо сказал:

- У вас очень красивые родители.

Вздрогнув, Алекс оторвала взгляд от портретов и отвернулась, не в силах больше видеть обожаемые лица. Боже, как давно она не приходила сюда! Ей было невыносимо тяжело смотреть на родителей, потому что прежние мучения охватывали её настолько, что хотелось сложить голову и умереть. Глядя на них, она с предельной ясностью понимала, как быстротечна жизнь и как легко в один миг потерять всё. Какой жестокой порой, может быть судьба, отнимая всё то дорогое, что может быть у человека.

Неожиданно она почувствовала, как Тони мягко взял её руку и сжал в своей тёплой ладони. Это настолько сильно поразило её, что Алекс подняла голову и посмотрела на него. И обомлела, увидев в золотистых глазах такую безграничную нежность, понимание и поддержку, что больно сжалось сердце. К своему ужасу она ощутила резь в глазах. Он смотрел на неё так, словно понимал её боль и хотел помочь ей справиться с ней. Никто никогда не пытался утешить её, когда она оказывалась перед портретами родителей. Он же, этот непостижимый мужчина, так внезапно ворвавшийся в её жизнь, предлагал ей свою руку, на которую можно было опереться, и своё тепло, которым можно было согреться. Впервые в жизни, с тех пор, как погибли родители, ей было не так мучительно стоять здесь. И Алекс до потери пульса захотела принять его молчаливое предложение, захотела прижаться к нему и на какое-то время позабыть обо всём, кроме него. Боже, он так сильно был нужен ей сейчас! И всегда.

Тяжело дыша, она всё же сумела оторвать от него свой взгляд, осторожно высвободила руку и отошла от него, не имея возможности и не смея принимать от него то, что он так щедро предлагал ей.

Тони двинулся за ней, пережив небольшое потрясение от обмена этим бездонным взглядом. Он не мог позволить, чтобы она отстранилась, отгородилась от него сейчас. Именно сейчас.

- У тебя папины волосы и глаза, - остановившись рядом с ней, тихо сказал он так, чтобы их никто не слышал. - Но красоту ты унаследовала от матери. И у тебя великолепные волосы. Почему ты их прячешь?

Алекс снова изумленно посмотрела на него, чувствуя, как трепещет сердце. Чувствуя, как начинают пылать щёки от его слов. Он долго смотрел на неё, а потом мягко улыбнулся ей, обозначив свои ямочки на щеках, и с нежностью добавил:

- Я обожаю твои волосы.

Тони был приятно удивлен, обнаружив, как вновь алеют её щеки. Он обожал её румянец, который стал заслуженной наградой за его терпеливость. Сегодня он сделал первый шаг в её сторону, и она позволила ему полить этот невероятный цветок под названием Алекс. Тони отошёл от неё к Габриелю, продолжая чувствовать спиной удивлённый взгляд своего ангела. Ей пора привыкать к его комплиментам, потому что это не все, что он приготовил ей. Но сейчас этого было достаточно, чтобы вселить в её сердце смущение и сомнения.

- Ты хорошо себя чувствуешь? - раздался рядом взволнованный голос Тори, которая совершенно незаметно подошла к сестре.

Алекс рассеянно кивнула, медленно приходя в себя.

- Д-да…

Она не хотела, чтобы Энтони говорил ей такие слова, но и не могла остановить биение своего сердца, которое радостно ожило от его прикосновения, от его теплого взгляда. Он снова делал всё возможное, чтобы привязать её к себе. Почти как тогда в коттедже, когда просил назвать его имя.

- Тогда пойдемте пить чай, - задумчиво сказала Тори, взяв сестру за руку и взглянув на герцога. - Скоро должен вернуться Себастьян. Его родители хотели пригласить вас сегодня на ужин, милорд.

Герцог медленно кивнул, почему-то глядя не на свою собеседницу, а на Алекс.

- С удовольствием познакомлюсь с семьей вашего супруга.


Глава 19


Семья Себастьяна оказалась такой же сплоченной, как и жители Клифтон-холла, что снова удивило Тони. Как странно, ему казалось, что он попал в совершенно другой мир, где могли существовать искренняя дружба и любовь.

Граф Ромней, статный высокий седовласый мужчина преклонных лет, приветствовал его вместе со своей супругой, элегантно одетой, темноволосой женщиной с добрыми зелёными, цвет которых унаследовали ее сновья, глазами. Рядом с ними стоял их старший сын, виконт Харлоу со своей милой супругой и двумя детьми, любопытной светловолосой малышкой Сьюзан и её старшим братом Шон, которым разрешили познакомиться с почётным гостем перед тем, как лечь спать. Энтони была так же представлена младшая сестра Соулгрейва, красивая темноволосая девушка, леди Амелия Беренджер, ровесница Алекс, с необычными синими, чуть светлее, чем у самой Алекс глазами, к которой та направилась сразу после того, как поклонилась гостю.

Радушный приём и дружеское отношение смущали Тони, потому что он снова ощутил себя не в своей тарелке. Он ведь был убийцей! И не имел никакого права находиться здесь, в этом почтенном и уважаемом обществе. За всю свою жизнь он не сделал ничего хорошего, за исключением того, что год назад по чистой случайности спас жизнь теперь уже зятю Алекс. Ему было не по себе принимать слова благодарности от семьи Ромней, и столь пристальное внимание было ему в тягость.