– Баккара! – воскликнул полковник, не дав леди Одель договорить.

– Да, баккара, – подтвердила леди Одель. – Идите и начинайте игру, заядлый вы картежник! Мы с князем присоединимся к вам позже.

Заметив, что Шарлотта задержалась в холле, Алана немного отстала от молодых людей, направлявшихся в серебряную гостиную, и, чтобы не привлекать внимания к себе, проскользнула за огромную цветочную композицию.

Как только пожилые отправились в комнату для карт, леди Одель сказала:

– Подожди немного, Шарлотта, его светлость хочет показать тебе музыкальную комнату. Это одна из самых прекрасных комнат в замке, и, я знаю, она тебя очарует. – Леди Одель многозначительно улыбнулась князю и, шелестя бледно-голубыми оборками платья, последовала за остальными в комнату для карточных игр.

Шарлотта выглядела как маленький испуганный зайчонок. Ее глаза, казавшиеся огромными на бледном лице, не отрываясь смотрели на князя, словно он ее загипнотизировал.

– Давайте сделаем так, как сказала ваша тетушка, – шагнул к ней князь. – Чувствую, у нас нет другого выбора, остается только повиноваться.

– Конечно, я буду рада взглянуть на музыкальную комнату, – ответила Шарлотта, чуть не вскрикнув от страха при его приближении. – Но пусть Алана пойдет с нами. Она очень музыкальна, и ей тоже будет интересно посмотреть на нее, ведь правда, дорогая? – В ее голосе прозвучала неприкрытая мольба. Она повернулась к тому месту, где, как она заметила, скрывалась Алана.

– Мне бы очень хотелось посмотреть на музыкальную комнату, – ответила Алана, выступив из-за цветов. – Конечно, если его светлость не возражает.

Казалось, князь колебался, не сказать ли ему, что он хочет побыть наедине с Шарлоттой, но потом слабая насмешливая улыбка искривила его губы, и он произнес:

– Разумеется, я буду счастлив сопровождать двух таких красивых молодых женщин!

Алана подошла к подруге и взяла ее за руку.

Пальцы Шарлотты дрожали. По силе ее пожатия Алана поняла, в каком ужасе она пребывала.

Они вышли из холла, и князь повел их по широкому коридору, который украшали великолепные картины и изящная мебель. По пути они слышали звуки вальса, доносившиеся из серебряной гостиной. Интересно, знал ли Шейн, что Шарлотту задержали, не дав присоединиться к остальным танцующим, и если знал, то что он сейчас испытывал?

Идти им пришлось довольно долго, и Алана поняла, что леди Одель выбрала эту комнату из тех соображений, что она находилась вдали от чужих глаз и ушей. Наконец они вошли в комнату со сводчатым потолком, мраморными колоннами и китайскими фресками на стенах. Повсюду стояли вазы с цветами. Подходящее место для того, чтобы предложить руку и сердце.

– Какая прелестная комната! – воскликнула Шарлотта. Она так нервничала, что ее голос прозвучал слишком восторженно. – У вашей светлости прекрасная коллекция музыкальных инструментов!

Алана уже обратила внимание на рояль. Это был настоящий Стейнвей, украшенный рисунками во французском стиле. В другом углу комнаты стояла древняя арфа, а рядом с ней изящный спинет из атласного дерева, возраст которого, наверное, измерялся столетиями.

Даже не глядя на князя, Алана чувствовала, что он смотрит на нее с циничной, насмешливой улыбкой. Он словно хотел подчеркнуть, что хотя и привел их сюда, но это произошло вопреки его собственному желанию, поэтому теперь он складывает с себя обязанности хозяина.

Алана замерла, ожидая, что сейчас он предложит вернуться в серебряную гостиную, когда вдруг увидела скрипку, которая лежала на приставном столике.

– Страдивари! – воскликнула она и, протянув руку, осторожно коснулась ее.

– Вы правы. Как вы определили? – спросил князь.

– Разве можно ее не узнать? Расскажите мне о ней! – почти скомандовала Алана, словно забыв, к кому обращается.

– Ее сделали в тысяча семьсот тридцать третьем году, – ответил князь. – Она изначально принадлежала нашей семье и не утратила всех своих замечательных качеств.

– Как необыкновенно! – Алана, не спрашивая разрешения, бережно взяла в руки скрипку и почти шепотом произнесла: – Как бы мне хотелось сыграть на ней! Больше всего на свете!

– Вы играете на скрипке? – изумился князь.

– Ну разумеется! – воскликнула Шарлотта и, не подумав, добавила: – Ее отец… – Тут она остановилась, осознав, что совершает роковую ошибку.

Но князь не слушал ее. Он смотрел на Алану.

– Почему бы вам не сыграть? – спросил он.

– Вы в самом деле позволите? – Глаза Аланы сверкали от возбуждения. Не произнеся больше ни слова, она тронула струны, зажала скрипку подбородком и подняла смычок.

Мгновение она колебалась, потом заиграла нежную мелодию из "Волшебной флейты" Моцарта, которую так любил ее отец. С первых звуков она поняла, что никогда не играла так хорошо. Казалось, этот великолепный инструмент повинуется малейшему движению ее души.

Мелодия заполнила собой комнату. Закончив ее и будучи не в силах остановиться, Алана перешла к одной из композиций своего отца. Он написал ее в память о ее матери. Это был крик отчаяния и скорби, любви, которая не умрет никогда, которая преодолевает смерть в своей вере, что жизнь и любовь бессмертны. Композиция завершалась воплем израненной, но в своем страдании не утратившей веру души. Эта музыка подействовала на Алану так же, как это было в те времена, когда ее играл сам отец. Не успели еще замереть последние звуки, как по ее щекам покатились слезы.

Только когда она опустила скрипку и испустила вздох, который, казалось, исходил из самой глубины ее сердца, она осознала, что Шарлотты больше нет в комнате, а князь стоит неподвижно, прислонясь спиной к мраморной колонне.

Какое-то мгновение она была не в состоянии говорить, все еще оставаясь в том мире, в который унесла ее музыка. Наконец она положила скрипку и смычок на стол и только тогда поняла, что ее щеки мокры от слез.

Она нащупала за поясом носовой платок, но тут же рядом с ней оказался князь. Достав из нагрудного кармана свой, он принялся бережно вытирать с ее лица слезы. Некоторое время Алана не осознавала того, что с ней происходит, но пальцы князя подняли ее лицо за подбородок, и их глаза встретились. Только тогда Алана почувствовала его близость.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Но потом, словно они находились еще в том мире, который создала музыка, руки князя скользнули вдоль ее плеч, и он коснулся губами ее губ. Алана не была поражена или испугана. Этот поцелуй показался ей неизбежностью, естественным продолжением мелодии, не зависящим от воли их обоих.

Секунду его губы были неподвижны, но потом им словно передалось то торжество веры и побеждающей смерть и потому священной любви, которое звучало в музыке. Как показалось Алане, все, что было в ней чистого и прекрасного, расцвело под его поцелуем, казалось, впитавшем в себя и очарование замка, и божественную силу, которую излучали иконы.

Его объятие становилось все более крепким, губы – все более требовательными и властными, так что не только ум и сердце девушки, но все ее существо устремилось ему навстречу.

Она не знала, сколько прошло времени, когда князь, наконец, поднял голову, но почувствовала, что дрожит от переполняющего ее невыразимого восторга. Казалось, ее самой больше не существует и весь мир сосредоточен в нем одном.

Ее чувства были настолько сильны, что она склонила голову ему на плечо, словно ища опоры. Он сверху вниз смотрел в ее сияющие счастьем глаза, на полураскрытые губы и легкий румянец, выступивший на щеках. Слова были не нужны, она и без них знала, о чем он думает. Потом, с возгласом торжества, он принялся целовать ее снова, более страстно и яростно, внезапно превратившись из Бога в мужчину, который желал ее.


Когда Алана начала играть и князь весь обратился в слух, Шарлотта незаметно отступила к двери и выскользнула из комнаты, уверенная в том, что они не заметят ее ухода. Она почти бежала по коридору, чувствуя, что выскользнула из западни, которую хитроумно расставила ее тетка и пленницей которой она чуть не сделалась на всю жизнь. Когда до нее начали доноситься звуки музыки из бальной залы, она чуть замедлила шаг и принялась размышлять о том, как ей вызвать Шейна.

Шарлотта помнила, что леди Одель удалилась в комнату для карточных игр, но было вполне возможно, что, организовав игру в баккара, она перешла в бальную залу узнать, как идут дела там. Поэтому девушка, благоразумно избежав парадного входа, осторожно заглянула в боковую дверь.

Все молодые люди, присутствовавшие на ужине, с энтузиазмом танцевали кадриль. Шарлотта огляделась в поисках Шейна. Сердце у нее радостно забилось, когда она заметила, что он с бокалом шампанского в руке стоит прямо напротив нее, поглощенный беседой с каким-то мужчиной.

Шарлотта взглядом попыталась привлечь к себе его внимание. Наконец их глаза встретились, и она, сделав ему знак рукой, поспешно отошла от дверей. Через секунду Шейн был уже рядом с ней.

– Что случилось? – встревоженно спросил он. – Почему ты стоишь здесь одна?

– Сейчас расскажу, – ответила Шарлотта, – но сначала… давай уйдем куда-нибудь, где нас никто не сможет увидеть.

В ее голосе прозвучало отчаяние, которое не осталось незамеченным. Шейн взял ее за руку и провел в небольшую гостиную. Когда они вошли туда, он повернулся и запер дверь.

– О Шейн! Шейн, я люблю тебя! – бросилась ему на грудь Шарлотта. – Скажи мне, что ты тоже меня любишь.

– Ты сама знаешь, – ответил он, обняв ее. – Но что тебя так расстроило? – И словно ничто на свете не имело никакого значения, кроме того, что она была рядом, он нашел губами ее губы. Поцелуй длился так долго, что у обоих перехватило дыхание.

– Я так… отчаянно люблю тебя! – воскликнула Шарлотта, когда он наконец поднял голову. – Если мне не дадут выйти за тебя замуж, то, клянусь, я покончу с собой!

Шейн снова поцеловал ее и усадил на диван, все еще не выпуская из своих объятий.