– Где мы? – спросил он.

– Мы в Рексеме, в доме священника. Мы здесь уже почти три дня. Когда ты потерял сознание в соборе, отец Мардо помог нам.

– Стало быть, священник знает, что ты – женщина?

– Да, я сказала ему, что ты – мой муж и везешь меня к своим родителям в Леоминстер. Ты – фермер, валлиец, а я валлийка только по отцу и потому так плохо знаю язык.

Роланд застонал.

– Я объяснила ему, что ты заставил меня переодеться мальчиком для нашей безопасности.

– Вряд ли слуга Божий поверит этому.

Дария хохотнула, и его губы тронула легкая улыбка.

– Отец Мардо ничего не сказал. Он вообще очень понятливый священник. Сейчас принесут пиявки. Они помогли тебе. Ты действительно чувствуешь себя лучше, Роланд?

– Да, – он повернул голову так, чтобы видеть ее лицо. – Ты бледна. Неужто все время сидела возле меня, взаперти в этой мрачной комнатенке?

– Если бы не я, то тебе бы пришлось самому готовить себе еду, мыться и чинить свой камзол. Роланд рассеянно улыбнулся ей и произнес:

– Мы уезжаем завтра на рассвете. Девушка оторопела, но потом решительно возразила:

– Нет, мы не уедем, пока ты не наберешься сил.

– Ты осмеливаешься указывать мне, что делать? Она обняла его и слегка прижалась к нему.

– Ты совсем как ребенок, Роланд. Да, ты будешь поступать разумно и останешься здесь до тех пор, пока мы не убедимся, что ты здоров и сможешь держаться в седле. Я не пущу тебя, даже если мне придется применить силу.

– По-моему, ты забыла о притязаниях графа Клэра.

– Я не забыла, – обронила она.

У него болели глаза, и он раздраженно потребовал:

– Задуй эти проклятые свечи.

– Хорошо.

– Ты слишком послушна. Я не доверяю слишком послушным женщинам – они хитрят с мужчиной. Ты потратила все мои деньги?

Дария провела ладонью по его лбу и слегка взъерошила волосы, не обращая внимания на резкие слова.

– Ты мне не мать, черт бы тебя побрал!

– Это правда, – спокойно согласилась она, укладывая его на спину и расправляя одеяло. Роланд вздохнул.

– Ты – мое наказание. Признаться, тех монет, что заплатит мне за тебя твой дядя, мало, чтобы терпеть твою тиранию.

– Не будь занудой, Роланд, это… Он перебил ее:

– Мне надо облегчиться. Дария быстро кивнула.

– Я возьму горшок и помогу тебе. Роланд взглянул на нее с нескрываемым изумлением.

– Оставь меня одного.

Однако девушка не пошевелилась, и он со злостью уставился на нее, откинул одеяло и сел на кровати. Но подняться не мог: силы его оставили. А он бы так хотел устрашить ее размером своего естества. Но ради всех святых, в настоящий момент Роланд не мог бы напугать им и карлика. Он посмотрел на себя и зарычал от унижения.

Дария не отступила. Она уже знала его тело так же хорошо, как свое собственное, поскольку ухаживала за ним три последних дня. Девушка стояла и смотрела на него, скрестив руки на груди.

– Ну что, встанешь? Буду ли я иметь удовольствие видеть, как ты снова потеряешь сознание? Сомневаюсь, что у меня хватит сил поднять тебя, поэтому ты будешь лежать на полу в чем мать родила, пока я не позову Ромилу. Тогда две женщины втащат тебя обратно на кровать и подадут тебе горшок. Ромила, несомненно, получит большое удовольствие от созерцания твоего тела и не удержится от замечаний. Что ты скажешь на это?

– Скажу, что ты оса и я проклинаю тот день, когда согласился слагать тебя.

Дария видела, что он дрожит, то ли от слабости, то ли от озноба, и забыла о своей обиде.

– Роланд, это дурацкая гордыня. Позволь мне помочь тебе. Я бы приняла твою помощь, если бы нуждалась в ней.

Презирая себя, он кивнул. Это была мука от начала до конца. Затем ее нежные руки уложили его обратно на кровать. Ни один из них не проронил ни слова. Роланд закрыл глаза, размышляя над тем, как ускользнуть отсюда, пока она будет спать. К черту монеты Дэймона, если приходится облегчаться у нее на глазах. Правда, Дария отвернулась, но это не имело значения. Она наверняка подставляла ему горшок, когда он находился без сознания.

Какое унижение! Но что он мог сделать? При нормальных обстоятельствах он пренебрег бы тем, что она видит его за этим занятием, но сейчас Роланд внушал ей жалость, и это было непереносимо.

Дария наблюдала за ним из-под опущенных ресниц, притворяясь, что зашивает его камзол. Ей казалось, что она понимает его чувства, его гнев и горечь.

Когда принесли пиявки, Дария почувствовала большое облегчение. Роланд говорил с настоятелем по-валлийски и, казалось, остался доволен. В какой-то момент он махнул рукой в ее сторону, но девушка не поняла ни его слов, ни ответа священника. Она сомневалась в том, что ее названый муж делал ей комплимент. Но увидев, что его здоровье поправилось, Дарии захотелось плакать от счастья. Настоятель наконец взглянул на нее, и она улыбнулась, несмотря на плохое настроение Роланда.

– Вашему мужу лучше, – заметил старик. – Он собирается покинуть мой дом завтра, но я предупредил его, что если он уедет, то умрет по дороге и оставит вас на милость разбойников. Сейчас он обдумывает мои слова. – Священник замолчал, многозначительно взглянув на Дарию, и она быстро ответила:

– Святой отец, не беспокойтесь. Он не глупец. Священник ласково посмотрел на нее и ушел.

– Ты дала ему мои деньги?

– Поскольку я не имею своих, у меня не было выбора.

– Значит, ты нашла, где я прячу монеты, и теперь будешь распоряжаться ими?

– Наверное, мне следовало притвориться нищей, и он бы вышвырнул нас прочь. А за то, что отец Мардо справился с твоим диким нравом, он заслуживает всех денег, которые я ему дала. Конечно, поскольку он мужчина, а не глупая женщина вроде меня, ты обращался с ним более вежливо, чем со мной.

– Ты должна была спросить меня.

– Ну конечно. Мне надо было привести тебя в чувство и робко попросить разрешения воспользоваться твоими деньгами, К сожалению, я еще плачу за содержание твоего коня. Возможно, Кэнтора лучше было бы отпустить на волю, пока ты не в состоянии ехать верхом.

– У тебя портится характер, Дария.

– Ты в плохом расположении духа, ибо не можешь примириться с тем, что ты, мой спаситель, подвержен человеческим слабостям. Ты не бог, Роланд. Ты только человек.

– Значит, ты заметила это? Девушка загадочно улыбнулась.

– Да, – сказала она. – Имей терпение. Он хмыкнул.

– Терпение? А вдруг появится этот проклятый граф? Что я сделаю? Скажу ему, чтобы он набрался терпения и подождал, пока я смогу защитить тебя?

Она покачала головой и ответила, не задумываясь:

– Я бы защитила тебя.

– Ну, это уж слишком! Замолчи и принеси мне еды. Я должен восстановить силы.

У Дарии мелькнула мысль, не стоит ли поморить его голодом. Роланд – неблагодарный тиран и бесится из-за того, что болен. Как будто это ее вина. Она вздохнула. Мужчины – трудные создания.

– Очень хорошо, отдыхай. Я скоро вернусь с едой для тебя.

Девушка была в восторге от своей выдержки. Захлопнув дверь, она зашагала более решительной походкой, чем это было уместно в обители монахов.

Ромила бросила на нее быстрый взгляд и захихикала.

– Никак твой красавец муж разозлил тебя, а?

– Да, я готова задушить его.

– Он – мужчина, дитя мое, и как только набьет себе брюхо, глядишь, зачирикает снова.

Если Роланд и не сменил гнев на милость, то по крайней мере обрел некоторое спокойствие после того, как съел тушеное мясо и черный хлеб с маслом.

– Мы уезжаем завтра, – объявил он, отведя от нее глаза. В его голосе звучала неколебимая уверенность.

– Нет.

– Завтра днем.

– Нет.

– Дария, ты сделаешь так, как я сказал. Я несу за тебя ответственность, и поэтому ты…

– Мы уедем отсюда не раньше, чем ты полностью поправишься. Я спрятала твою одежду, Роланд. Если ты будешь вести себя как дурак, тебе придется отправляться голым. Ты не запугаешь меня и не заставишь передумать. Я не отпущу тебя, пока ты не оправишься от болезни.

Он ругался долго и грязно, но Дария только улыбалась. Он проиграл и знал это. Его брань была естественной реакцией побежденного. Исчерпав запас ругательств, Роланд заснул, а она села возле него и, дотронувшись до его лица кончиками пальцев, прошептала:

– Ты забыл о тех двух ночах, правда? Не знаю, что бы я сказала тебе, если бы ты помнил. Стала бы отрицать и уверять тебя в том, что это бред или игра воображения? Но мне все равно обидно, Роланд. Я разочарована, что ты не сохранил память о том, как лишил меня невинности.

Но если ты вернешь меня к дяде и он заставит меня выйти замуж за Ральфа Колчестера, я буду знать, что у меня была в жизни ночь любви. – Ее глаза наполнились слезами. – Будь ты проклят, Роланд! Ты – самый упрямый, самый глупый из всех мужчин. Может быть, мне надо просто сообщить дяде, что я больше не девственница и в этом виноват ты. Но буду ли я тогда свободна от Ральфа Колчестера?

И какой ценой? А если дядя убьет меня из-за моего наследства? Дэймон ни перед чем не остановится, чтобы убрать нас обоих, но…

– Что ты там бормочешь, как зимородок? О чем говоришь? Я стараюсь уснуть, а ты бубнишь и бубнишь мне в уши.

Она медленно убрала пальцы с его лица. Что он расслышал? Кажется, только неразборчивые звуки.

– Прости, Роланд, что помешала тебе. Спи.

Мужчина еще поворчал, а потом крепко уснул.

Он спал до позднего вечера. После того как девушка опять покормила его и подала горшок, что вызвало у него новый поток брани, она легла рядом с ним, стараясь не беспокоить. Но ночью Роланд нащупал ее и притянул к себе. Словно в глубине души знал, что может делать с Дарией все что хочет. Его нетерпеливые руки заскользили по телу девушки в поисках сокровенного местечка, и когда большой палец проник внутрь, Дария уткнулась лицом ему в плечо, постанывая сквозь сжатые зубы, и задрожала.

Но вдруг его дыхание замедлилось, и он погрузился в глубокий сон, распластавшись на спине и сжав пальцами ее бедро. Дария перевела дух.