— И насколько он опасен?

Габриэль невольно поморщился.

— Этот человек способен убить не моргнув глазом. Информация, которая стала мне доступной, свидетельствует о том, что он вложил в эту авантюру все свои деньги до последнего пенни. Если его компания проиграет, он банкрот. По всей вероятности, на него сразу набросится куча обманутых и обозленных кредиторов. Откровенно говоря, я считаю Кроули опаснее бешеной крысы, загнанной в угол.

— Гм… — Взгляд Вейна. переместился на лицо жены, оживленно болтавшей с Алатеей. — Я беспокоюсь за Пэйшенс. Она несколько бледна. Ты не находишь?

Габриэль считал, что прелестное личико Пэйшенс просто лучится здоровьем.

— Да, пожалуй. Недолгий отдых в Кенте поможет ей — свежий воздух и солнце необходимы будущим матерям… Как любящий брат ты будешь сопровождать туда сестру.

Джерард ухмыльнулся:

— К тому же там я смогу точно так же рисовать, как и здесь.

Вейн сделал знак Пэйшенс и Алатее приблизиться.

— Сообщить вам новости?


Десятью минутами позже Габриэль и Алатея снова смешались с толпой.

Алатея улыбнулась:

— Как разумно со стороны Вейна проявлять такую заботу о Пэйшенс даже без всякой надобности. Она чувствует себя превосходно.

— Да, мужья делают то, что положено делать мужьям, особенно если они носят фамилию Кинстер. — Габриэль посмотрел на нее: — Удалось тебе узнать что-нибудь важное?

— Мы говорили о беременности.

— Знаю.

Алатея сделала еще шаг вперед, потом остановилась как вкопанная и стремительно повернулась к нему.

— Что ты вообразил? Уж не думаешь ли ты…

Он широко раскрыл глаза:

— Не думаю чего?

Музыканты снова заиграли. Он мгновенно заключил ее в объятия и повлек на площадку для танцев.

Глядя прямо через его плечо, Алатея с трудом переводила дух. Не обращая внимания на то, что щеки ее пылают от смущения, она уверенно заявила:

— Я не беременна.

От его глубокого вздоха локоны возле ее уха затрепетали, и он прошептал:

— Будем жить надеждой.

Его рука легла ей на спину и принялась незаметно описывать круги. Алатея прикусила губу — ее вдруг охватило отчаянное желание сказать правду: в действительности она не была уверена…

Но нет, она решительно не собирается обсуждать подобные темы, а уж с ним в особенности.

— Наступит день, когда ты будешь носить моего ребенка. Ты ведь знаешь это, правда?

Она закрыла глаза — она бы закрыла и уши, если бы это было возможно, чтобы не слышать его слов, проникавших, казалось, прямо в ее мозг, в сердце, в ее жаждущую душу.

— Ты любишь детей и наверняка хочешь иметь собственных. И я дам их тебе столько, сколько ты пожелаешь.

Алатея затрепетала. К ее огромному облегчению, больше он не сказал ничего, и они просто продолжали кружиться в вальсе. Ко времени когда музыка перестала играть и он выпустил ее из объятий, она уже взяла себя в руки.

— Я должна поговорить с Сириной…

— Все в порядке. Она просила передать, чтобы ты ни о чем не беспокоилась.

В этот момент рядом с ними остановились лорд и леди Коллинридж, их соседи по имению. Коллинриджи знали их обоих с детства, но не видели Габриэля уже много лет. Алатея с удовольствием предоставила возможность леди Коллинридж пощебетать с Габриэлем.

В конце концов он придумал отговорку — сказал, что его срочно зовет мать, — и отступил вместе с Алатеей.

Почти тотчас же они встретили леди Албемарль, дальнюю родственницу Кинстеров, и остановились поболтать с ней.

Потом на их пути оказалась леди Горация Кинстер.

— Не представляю, — сказала она в ответ на вопрос Габриэля, — вернутся ли Демон и Фелисити в Лондон до конца сезона. Они веселятся и наслаждаются вовсю. Последние сведения от них поступили из Челтенхэма.

Они поговорили еще несколько минут, потом продолжили свой путь. Когда следующая дама, встретившаяся им, оказалась тоже дальней родственницей Кинстеров, Алатея перестала чему бы то ни было удивляться — Кинстеров было так много, и у всех повсюду находились близкие или дальние родственники. И все же…

Когда им удалось возобновить продвижение вперед, она поймала взгляд Габриэля.

— Ты, случайно, не пытаешься втянуть меня в лоно своей семьи?

— Конечно, нет, ведь они и так знают тебя. Даже те, кто не был тебе представлен, когда ты встречала прибывающих гостей.

Алатея не без раздражения вздохнула. Выражение его глаз, то, как он сжимал челюсти, яснее ясного дало ей понять, что любая ее попытка воспрепятствовать ему будет бесплодной — его намерение оставалось незыблемым. И сейчас вожжи находились у него в руках, и он мог натягивать их сколь угодно сильно, неудержимо увлекая ее к браку.

Она покачала головой:

— Ты просто невозможен!

— Это ты невозможна, а я тверд. Она попыталась скрыть улыбку, вызванную двусмысленностью ответа, но не смогла.

— Леди Алатея! — Лорд Фолуорт пробирался к ней сквозь толпу, чтобы поздороваться. — Моя дорогая леди, я упорно ищу вас. — Он бросил неодобрительный взгляд на Габриэля. — И теперь, когда мне это удалось, как раз играют котильон. Не окажете ли честь протанцевать его со мной?

Алатея кивнула. При всей своей фатоватости Фолуорт был славным и любезным джентльменом и замечательным партнером в танцах.

— Право же, сэр, это вы оказываете мне честь.

Наконец-то настало время, когда она может отдалиться от своего «тюремщика».

— Вы меня извините, мистер Кинстер?

Кивнув Габриэлю, она подала руку Фолуорту и позволила ему увлечь себя туда, где уже формировались фигуры.

Но как только начался танец, ее мысли снова вернулись к Габриэлю, и она почти забыла о своем партнере Фолуорте. Ни один джентльмен не мог изменить того, что было предначертано судьбой. Существовал единственный предназначенный для нее мужчина, который всю ее жизнь стоял к ней ближе всех. Теперь он хотел жениться на ней. Она была ему небезразлична, но все же это не являлось достаточным основанием для брака.

Алатея не имела представления о том, как ей вести себя, как выбрать наилучший выход для них обоих из этой щекотливой ситуации. С каждым днем его напор становился все ощутимее. Он пытался заставить ее сдаться, капитулировать. Единственное, что еще спасало ее, был страх, непобедимый и необъяснимый страх боли, столь глубокой и сильной, которую она не смогла бы пережить. Боли, которую она уже сейчас ощущала, точнее сказать, представляла. Она знала, что страдания такого рода ни один здравомыслящий человек не станет навлекать на себя. И все же боялась, что сдастся в конце концов на его уговоры и согласится на брак с ним, несмотря на то что он к ней питал всего лишь преходящее желание и некоторую привязанность.

Алатея кружилась под музыку котильона, и ей открывалась печальная правда: она никогда не станет его женой, никогда не родит ему ребенка. И вообще у нее никогда, никогда, никогда не появится собственных детей. Так было решено еще одиннадцать лет назад. Но судьба, должно быть, хотела испытать крепость ее воли.


Габриэль издали наблюдал за грациозными движениями Алатеи. Она о чем-то думала, пока танцевала котильон, но никак не о танце. В глазах ее было странное выражение, какая-то отрешенность, холодное спокойствие. Он не сомневался, что она думала о нем, и все же боялся, что сейчас ее мысли совсем не таковы, какими, по его представлению, им следует быть. Инстинкт подсказывал ему, что он не должен оставлять ее в покое, — в этом случае ему удастся подстеречь момент, когда ее воля к сопротивлению ослабеет.

Сейчас его кампания осады увязла в болоте, а добыча ускользнула. Каждый раз, когда он считал, что добился цели и держит ее крепко, Алатея вырывалась — слегка озадаченная, но не убежденная, пробуждая в нем чувства, весьма далекие от того, что должен испытывать цивилизованный человек. Габриэль прокрался вдоль края площадки для танцев, надеясь на то, что никто не помешает ему не терять ее из виду, и это действительно удалось, но зато на пути его внезапно оказался Чиллингуорт. Граф стоял, преграждая ему дорогу.

Их взгляды скрестились, как шпаги. По молчаливому взаимному согласию они наблюдали за танцами.

— Я удивлен, — процедил Чиллингуорт сквозь зубы, — что ты не устал от этой игры.

— Какой игры?

— Игры в рыцаря и защитника, не подпускающего к ней остальных. Я понимаю, почему ты считаешь, что обязан это делать, но не кажется ли тебе, что все зашло слишком далеко?

— Почему же? И кстати, тебе-то что до этого?

Неожиданно Габриэль почувствовал, будто стальные пальцы сжали его затылок.

— Я думаю, тут все совершенно ясно, — ничуть не смутившись, ответил Чиллингуорт, жестом указывая на Алатею. — Она привлекательная невеста, особенно для меня.

Каждое его слово наполняло Габриэля ледяным холодом. Человек, плохо знающий Чиллингуорта, мог бы заподозрить, что он подумывает о том, как соблазнить Алатею, потому что сейчас случайно оказался свободным от амурных похождений, но Габриэль понимал, что это не так. Граф происходил из того же социального слоя, что и он сам, был его сверстником и придерживался похожих взглядов. Он при любых обстоятельствах оставался верен неписаному закону, который и Габриэль чтил всю свою жизнь. Согласно этому закону дамы из хороших семей и достойного поведения не могли рассматриваться как легкая добыча.

Алатея, вне всякого сомнения, принадлежала именно к таким дамам, и Чиллингуорт не собирался соблазнять ее.

С непроницаемым лицом Габриэль смотрел на танцующих, но взгляд его не отрывался от лица Алатеи.

— Она не для тебя.

— Вот как? — В голосе Чиллингуорта прозвучал вызов. — Возможно, что для Кинстера это сюрприз, но, по моему мнению, судить об этом дано только самой леди.

— Нет, — спокойно возразил Габриэль. В словах его было столько скрытой силы, что на лице Чиллингуорта отразилось недоумение. И еще Габриэль явственно почувствовал опасность. Чиллингуорт нуждался в наследнике, а для этого прежде всего надо было обзавестись женой.