— Ужас! — воскликнула Бейли. — Джимми наверняка слышать этого не мог без омерзения.

— Вот именно, и сказал отцу, что больше не станет шпионить. Но как только Фрэнк прекратил распускать новые слухи и шутки про Гаса, его самого в Кэлберне снова перестали замечать, а ссоры с Бондой участились. Однажды Люк не спал всю ночь: его отец и мачеха подняли дикий крик, а Люк не мог слышать, как ссорятся его близкие.

— Скандалов он не выносил, — кивнула Бейли. — Джимми и глазом бы не моргнул, если бы на него разозлился весь мир, а моего недовольства не терпел.

— Думаю, Люк с самого начала почувствовал в Гасе родственную душу, — продолжала Марта. — Чтобы не слышать скандалов, Люк сбежал из дома и уснул под деревом в «райском саду» на ферме. Когда он проснулся, рядом сидел Гас, протягивая ему еду. Спустя много лет Люк уверял, что еды вкуснее той никогда не пробовал, — видите, чего стоила моя стряпня!

— И так родилась дружба, — сказал Мэтт.

— Да, дружба родственных душ, узы между двумя изгоями. Ни я, ни Фрэнк не знали о ней. Вскоре после того случая Фрэнк нашел работу ночного сторожа, поэтому отсутствовал ночами и отсыпался днем. Я была занята домашними хлопотами: мне приходилось стирать и гладить форму не только для Фрэнка, но и для Бонды, а стиральной машины у меня не было. Словом, мне было не до четырнадцатилетнего парнишки, где-то пропадающего целыми днями.

— Он проводил их с Гасом? — спросил Мэтт.

— Да. Жена Гаса тоже работала днем, а по вечерам развлекалась с Родди, поэтому понятия не имела, что ее муж сдружился с Люком. Вряд ли она вообще видела Люка. — Марта перевела дыхание. — Как всегда, беды начались с Бонды. Работа угнетала Фрэнка. Ездить приходилось в Риджуэй, где никто не знал о подвигах «Золотой шестерки» и не смеялся шуткам о Гасе. Товарищи по работе прозвали Фрэнка Автоматом — он ведь был «одноруким бандитом», со временем это прозвище сократили до Авто. Уволиться Фрэнк не мог, не имел права даже огрызнуться. Он жил как в аду. Жена каждый вечер где-то задерживалась, а когда они встречались дома, то скандалили часами, и чем тягостнее становилась обстановка дома, тем больше времени Люк проводил с Гасом. Но в таком городе, как Кэлберн, ничего не скроешь. Несколько посыльных видели Люка у Гаса и, конечно, всем разболтали. И поскольку в закусочной, где работала Бонда, бывал весь город, вскоре слухи дошли и до нее. И вот однажды воскресным днем Фрэнк в закусочной собрал вокруг себя давних приятелей и вошел в раж, рассказывая анекдоты про Гаса, как вдруг Бонда злорадно выпалила: «Да Гас больше отец твоему родному сыну, чем ты!» И все в закусочной так и взорвались хохотом. Они смеялись над Фрэнком. Тут-то он и понял, что Гас Вентерс победил. Фрэнк заставлял людей потешаться над Гасом, а тот отнял самое дорогое, что было у Фрэнка, — его сына. Так и родилась ненависть Фрэнка. Всю свою досаду, всю злобу от того, что жизнь сложилась совсем не так, как хотелось, он направил на одного человека — Гаса Вентерса. Однажды вечером эта злоба бросилась ему в голову.

— 30 августа 1968 года, — сказал Мэтт.

— Да, — подтвердила Марта. — 30 августа 1968 года.

Все началось еще днем, когда Бонда объявила Фрэнку, что беременна. В тот день меня не было дома. Моя знакомая заболела и попросила меня посидеть с ней. Но много лет спустя Люк подробно, слово в слово, рассказал мне о том, что тогда произошло. В тот же день эта женщина рассказала Люку то, чего не знала даже я. Могу только догадываться, что Фрэнк говорил об этом с парнями из… — Марта с усилием сглотнула, точно проталкивая в горло ком, — «Золотой шестерки», а один из них передал его слова Бонде.



— От кого? — взревел Фрэнк. Как обычно, он был пьян.

— От одного мужчины! — крикнула в ответ Бонда. — Настоящего, каким тебе ни в жизнь не стать!

— Я с тобой разведусь, — заявил Фрэнк. — И расскажу в суде, какая ты на самом деле. Через что я с тобой прошел…

Бонда расхохоталась ему в лицо.

— Ты подашь на меня в суд? С какой стати, папаша? У тебя же нет доказательств. — Внезапно она бросила взгляд на Люка, молча стоящего в дверях спальни, и в ее голове, похоже, что-то щелкнуло. — Ах ты, проныра! — выпалила она. — Так это ты все подслушал? Мало тебе было целыми днями шпионить за этим несчастным дебилом Гасом?

— Да тебе никогда не сравняться с ним умом! — возмутился Люк. — Он и умнее тебя, и богаче.

— Как ты со мной разговариваешь? — повысила голос Бонда, и ее глаза зловеще блеснули. — Фрэнк, ты уже рассказал своему уродцу правду о его матери?

— Замолчи, Бонда, предупреждаю тебя. Ты еще не знаешь, что я могу с тобой сделать.

— Подумаешь, напугал! — издевательски протянула она. — Что, парень, струсил? Давай спроси его про свою мать.

— Заткнись! — перебил Фрэнк и кинулся на нее, но пошатнулся и упал, его нога застряла между стеной и печкой, которую топили углем.

Бонда презрительно оскалилась, остановив взгляд на изуродованной губе Люка.

— Фрэнк познакомился с твоей матерью в каком-то баре в Новом Орлеане. И пожалел ее, потому что губа у нее была точно как у тебя. Ее, конечно, зашили, но все равно было видно, и вдобавок она едва не разродилась прямо в баре. Тобой.

Люк перевел взгляд на лежащего на полу отца, и когда понял, о чем говорит Бонда, от потрясения побелел.

— Люк… — ласково начал Фрэнк и протянул руки, но самостоятельно подняться так и не смог.

Люк попятился, в ужасе глядя на протянутые к нему ладони.

— Фрэнк Маккалум тебе такой же отец, как Гас, на котором ты помешался, — с ухмылкой заключила Бонда. — А вдруг Гас и есть твой настоящий отец — кто знает? Хочешь знать, что стало с твоей матерью? Она не умерла сразу после того, как ты родился, пышных похорон ей не устроили, что бы там ни плел тебе Фрэнк все эти годы: едва увидев тебя, она завизжала, разрыдалась и сбежала. Она видеть не могла твое уродливое лицо.

Темные маленькие глазки Бонды злорадно блестели.

— Фрэнк пожалел тебя, вот и привез сюда, в эту забытую Богом дыру, и спрятал, чтобы никто на тебя не глазел. — Она повернулась к Фрэнку, беспомощно распростертому на полу. — Ты пригрел уродца, родившегося от неизвестной потаскухи, а он полюбил какого-то тупого фермера больше, чем тебя.



Бейли зажала рот ладонью, представив себе, каково было гордому Джимми выслушивать эти безжалостные слова.

— После этого Люк сбежал из дома и где-то пропадал три дня, — продолжала Марта. — А к тому времени как он вернулся, все уже было кончено. Гас Вентерс был мертв. Повешен.

— В моем сарае… — тихо выговорила Бейли.

— Нет, на ветке тутового дерева, что растет у тебя за домом.

Бейли сжала руку Мэтта. На ее прекрасном, удивительном тутовом дереве!

— Вы сказали «повешен», — уточнил Мэтт. — Значит, это было не самоубийство?

— Нет. Его повесили. Это сделала… — она опять судорожно сглотнула, — «Золотая шестерка». Все шестеро в то лето были в городе, Фрэнк собрал их и сказал… — Марта на миг отвернулась, а когда заговорила вновь, ее голос дрожал. — Мой сын Фрэнк собрал всех и сказал, что милый, добрый, ни в чем не повинный Гас Вентерс… что он… — Марта была вынуждена умолкнуть. — Фрэнк сказал, что Гас изнасиловал Люка.

— Господи помилуй! — вырвалось у Бейли.

— Когда на рассвете я вернулась домой, Фрэнк был жалким и страшным зрелищем. Скорчившись на полу, он плакал навзрыд. Хуже того, он держал в руке пистолет. Хотел застрелиться. Я не могла понять, что с ним, что случилось. Я расспрашивала, жив ли Люк, не пострадал ли он, но Фрэнк только заливался слезами и твердил: «Хуже. Еще хуже». Но мне казалось, что если Люк жив и невредим, значит, все не так уж плохо. Мне удалось отнять у него оружие, но Фрэнк был вдобавок сильно пьян, поэтому я поспешила на кухню, варить кофе. В ведерке с водой было пусто, поэтому я бросилась к колодцу. Через несколько минут я услышала выстрел и только тут вспомнила, что по глупости оставила пистолет на кухонном столе. Уронив ведро, я побежала в дом, потому что сердце сразу подсказало мне, что мой единственный сын убит.

Марта вздохнула.

— Мой сын лежал на полу мертвый, а над ним с пистолетом в руках стояла Бонда. «Сегодня они повесили беднягу Раса Вентерса, — объявила она. — Повесили на дереве. Но Родди сказал, что будет лучше, если все станут считать, что он повесился сам, и они перетащили его в сарай». Бонда говорила, а я видела, как возбужденно блестят ее глаза. Убивать моего сына ей было приятно.

Бонда отложила пистолет на стол, перешагнула через тело моего сына, как через мешок с мусором, и подняла с пола металлическую коробку. «Пока они вешали Гаса во второй раз, Родди улизнул в дом и забрал вот это». — Она открыла коробку, и я увидела, что она набита деньгами.

«Родди спал с этой старой каргой, Хильдой Тернбулл, потому что знал, что у нее припрятаны деньжата, и хотел выведать, где она их держит. Долго же ему пришлось вытягивать из нее тайну, но он все-таки сумел. Сегодня эта коробка наконец досталась Родди, да только он… — она с ехидной усмешкой кивнула в сторону моего мертвого сына, — отнял коробку у Родди и сказал, что вернет деньги Хильде».

Выпалив все это, девчонка торжествующе уставилась на меня.

«А теперь деньги достанутся мне, потому что я жду от Родди ребенка, и он позвал меня к себе. Просто я в первый раз выбрала из «Золотой шестерки» не того, кого надо, вот и все. Но теперь все будет отлично».

Вот тут-то я и схватила пистолет и всадила пулю ей между глаз.


Эпилог


Год спустя


Сквозь густую черную вуаль, прикрывающую лицо, Бейли смотрела, как у могилы Марты собираются люди. Мэтта рядом не было: способа изменить его внешность они так и не придумали. А если бы его заметили и узнали, кладбище заполонили бы журналисты, охотящиеся за Бейли. Она стояла в окружении десятка женщин в одинаковых черных вуалях. Узнать, кто из них кто, было невозможно, вдобавок журналисты высматривали вдову Джеймса Мэнвилла, весом превосходящую любую женщину, присутствующую на похоронах Марты Маккалум.