Кристофер Гортнер - Тайна Тюдоров

Громко крича, я нырнул в раздувшуюся от прилива Темзу.

Спустя несколько часов, весь промокший и провонявший, я добрался до поля за окраиной. Лондонское небо озаряли отблески пожаров. Город за моей спиной словно сотрясался от колокольного звона.

Кое-как я подгреб к ступеням на южном берегу Темзы. Мне чудом удалось избежать судьбы несчастных, которых затянуло водоворотом в заводи. Оказавшись в воде, многие выбирались обратно на причал, и там их ждали солдаты с пиками. Как видно, в тот вечер смерть не щадила слуг герцога, даже самых незначительных. Интересно, удалось ли выбраться Сесилу? Скорее всего, да. Мастер секретарь был гением выживания. Я старался не думать о мастере Шелтоне. Вряд ли он умеет плавать. Еще более печальными были воспоминания о Джейн Грей, в одночасье ставшей политической преступницей. Теперь судьба ее всецело зависит от милости королевы.

Нужно гнать прочь мрачные мысли, сейчас не до них. Я тащился к дороге, хлюпая сапогами и волоча за собой промокший плащ. Интересно, далеко ли до Хэтфилда? Хорошо бы подсушиться, чтобы выглядеть не как бродяга. Тогда, может, и удастся сесть в попутную повозку.

Отойдя от города на безопасное расстояние, я плюхнулся на землю и пошарил в кармане мокрого плаща. Золотой лист был на месте. Я заботливо переложил его в джеркин, а плащ тщательно выжал и скатал в сверток. В этот миг послышался стук копыт.

Я скорчился за ближайшим кустом боярышника. Укрытие ненадежное, но в безлунную ночь сойдет и такое. Может быть, эти люди сами в бегах, и им будет не до меня. Съежившись и затаив дыхание, я наблюдал, как приближаются два всадника в шляпах и плащах. Один из них придержал коня возле моего куста, и я беззвучно выругался.

– Ну, вот и он, – произнес знакомый голос.

Я поднялся, несмело улыбаясь.

Сесил сидел верхом на Дьяконе. Рядом на Шафране восседал Перегрин.

– Наконец-то! – радостно воскликнул мальчик. – Мы ищем тебя уже битый час и все думаем: в какую переделку ты попал! Похоже, снова искупался. Может, ты наполовину рыба?

Я ответил ему суровым взглядом исподлобья.

– Нашел ли ты утраченное? – тихо поинтересовался Сесил.

– Почти.

Я прикрепил плащ к седлу и, вскочив на Шафрана впереди Перегрина, добавил:

– Опыт был не из приятных.

– Кто бы сомневался.

Сесил заметил мой взгляд, устремленный на силуэт Тауэра.

– Сброд беснуется, – пояснил он. – На улицах беспорядки, требуют казни Нортумберленда. Надеюсь, королева Мария окажется достойна его крови.

Мы обменялись взглядами, полными молчаливого понимания. Нам полагается быть врагами, но время требует от нас иного.

– В Хэтфилд! – объявил Сесил.

Мы расстались спустя несколько часов, когда на горизонте уже занимался рассвет. Усадьба Сесила располагалась в нескольких милях от Хэтфилда, и он подробно разъяснил мне дальнейший путь. Настал неловкий момент прощания. Я пробормотал слова благодарности за то, что он помог Перегрину.

– Хотя ведь было сказано этому плуту: не жди меня, – укоризненно добавил я.

– Был счастлив оказаться полезным, – поклонился Сесил. – Приятно сознавать, что и я не совсем лишен благородных качеств. Мои наилучшие пожелания ее высочеству и, разумеется, мистрис Стаффорд.

Напоследок глянув на меня с многозначительным видом, он пришпорил коня.

Я смотрел ему вслед. Едва ли мы можем стать друзьями – слишком многое нас связывает и разделяет. Но если Елизавете понадобится сподвижник, лишенный принципов, лучше Уильяма Сесила ей не найти.

Перегрин за моей спиной почти спал.

– Держись покрепче, – предупредил я. – До самого Хэтфилда останавливаться не будем.

Мы мчались навстречу светлеющей полоске неба через летние луга и буковые рощицы и наконец увидели впереди дом из красного кирпича, окруженный высокими дубами. В утреннем воздухе витал аромат свежего хлеба.

Я пустил Шафрана шагом. Хэтфилд не был праздным поместьем: моему взору предстали огороженное пастбище, фруктовый сад, маслобойня и множество хозяйственных построек. Я уже догадывался, что сад будет очень милым, хотя и диковатым – совсем как его хозяйка.

Я чувствовал, как на меня снисходит покой. Быть может, в этом месте мне суждено исцелиться. И тут я увидел женскую фигурку. Она стремглав бежала навстречу нам по дорожке, и растрепанные золотисто-каштановые волосы развевались вокруг ее головы. Я радостно замахал рукой.

Наконец-то я дома.

Кажется, это не сон.

Кейт привела меня в эту комнату, когда я был уже наполовину в беспамятстве, и уложила в постель. Я лежал под накрахмаленной простыней и наслаждался благоуханием лаванды. Аромат, исходивший от венка на стене, смешивался с запахами свежего белья и отполированной мебели.

Вытянув покрытые кровоподтеками ноги, я осторожно поднялся и сделал несколько шагов к окну. Не знаю, сколько времени я проспал, но чувствовал себя бодрым и практически исцелившимся. Где-то здесь должна быть моя одежда: помнится, Кейт стаскивала ее с меня.

Внезапно, без стука, распахнулась дверь. На пороге возникла мистрис Эшли с подносом.

– Завтрак! – провозгласила она. – Хотя, вообще-то, уже ужин. Ты проспал почти весь день. И твой дружок-грязнуля тоже. Он на кухне приканчивает ягненка.

Я изумленно хлопал глазами и тщетно пытался прикрыть наготу.

– Брось, милый, – отмахнулась она. – Меня можешь не стесняться. Я видела мужчин в чем мать родила. Я, может, по твоим меркам и старовата, но так и знай: я замужняя женщина.

– А… моя одежда? – ошеломленно пролепетал я.

При нашей первой встрече мистрис Эшли сверлила меня подозрительным взглядом. Я с трудом узнавал ту сердитую мегеру в этой дружелюбной женщине с веселым голосом.

– Стирают твою одежду.

Она сняла салфетку с подноса. Там оказались белый хлеб, сыр, фрукты и соленое мясо.

– В шкафу чистая рубашка, джеркин и штаны. У одного конюха оказался примерно твой размер и рост. Не особо шикарно, но на первое время сгодится.

Мистрис Эшли рассматривала меня как ни в чем не бывало.

– Да не волнуйся ты. Мистрис Стаффорд нашла все, что у тебя было припрятано в подкладке, и сохранила. Она в саду собирает травы. Можешь пойти к ней, только сперва поешь и умойся. – Она кивнула на оловянный кувшин и чашу у окна. – Бороду лучше сбрей. Ты для нее слишком тощий. Вода в кувшине, а мыло в чаше. Это мыло мы делаем сами. И, скажу тебе, оно ничуть не хуже тех надушенных французских штучек, что стоят в Лондоне целой казны.

Она зашагала к двери, но остановилась и снова повернулась ко мне. Я поспешно сдернул с постели простыню и обернул ее вокруг талии.

– Мы в долгу у тебя, – сказала мистрис Эшли. – Мистрис Стаффорд рассказала, как ты помог ее высочеству повидаться с его величеством, Господь упокой его душу. И как спас ее от герцогских когтей. Если бы не ты, как знать, чем бы дело кончилось? Нортумберленд всегда желал ей только зла. Я убеждала ее уехать из того дома, но разве она станет слушать? Никого никогда не слушает. Видно, считает себя неуязвимой. И это не доведет до добра, помяни мое слово.

Надо же, какая болтушка эта мистрис Эшли. Кто бы мог подумать!

– Большая честь служить ее высочеству, – пробормотал я, поклонившись.

– Ну да, – хмыкнула она. – Служить ей не конфетки кушать, сам увидишь. Я-то знаю. Я при ней с тех самых пор, когда она была вот такой крошкой. И пойди найди еще такую упрямицу! Всегда поступала по-своему. И все же мы любим ее до беспамятства. Ты и глазом не моргнешь, а она уже в твоем сердце. Она это умеет. И будет крутить тобой как захочет, а ты и не пикнешь. Так что ты поосторожнее. Там, где надо, она может быть хитрее лисицы.

Мистрис Эшли улыбнулась:

– Ладно, пойду. Они обе ждут тебя, даже не знаю, которая больше. Но помойся как следует. У ее высочества нюх, как у гончей. И кого она точно не выносит, так это потных и чересчур надушенных.

Когда дверь за ней закрылась, я с жадностью набросился на еду. Насытившись и помывшись, я вытащил одежду из шкафа. Тут же в комнате оказалась моя седельная сумка со всем содержимым. Я осторожно извлек оттуда сборник псалмов в потертом кожаном переплете и открыл титульный лист.

«…Votre amie, Marie».

Я с нежностью смотрел на буквы, написанные любящей рукой, прикосновений которой я не помнил. Положив книгу на столик возле кровати, я мысленно пообещал себе перечитать любимый псалом мистрис Элис. И выучить наизусть.

С помощью мыльной пены, ножа и осколка зеркала из моей сумки мне кое-как удалось побриться. Смыв остатки щетины и пены, я с изумлением и даже испугом смотрел на собственное отражение. Лицо в зеркале было все в ссадинах, бледное, с заострившимися чертами и отмеченное зрелостью. То лицо двадцатиоднолетнего юноши, к которому я привык, куда-то исчезло. Из зеркала на меня взирал незнакомец – и отныне этим незнакомцем был я сам. Но теперь я знаю, кто он, и смогу управлять им. Мне предстоит научиться многому, чтобы выжить в новом мире. Я готов побороться за свое место.

Но мне не суждено успокоиться, пока я не разыщу мастера Шелтона. Ему известно еще что-то. Он служил Чарльзу Брэндону, он оплакивал смерть его жены, моей матери. Знал ли он, что мистрис Элис хранила такой же лепесток золотого артишока, как и переданный им Марии Тюдор? И почему он оказался у Элис, – возможно, и это ему известно. Тайна не раскрыта окончательно, и ключ к разгадке у мастера Шелтона.

Я облачился в одежду конюха. Все вещи оказались на удивление впору.

Миновав главный зал с массивными стропилами и фламандскими гобеленами, я прошел в сад через распахнутую дубовую дверь. Поздний летний вечер окутывал бархатным покрывалом шиповник и ивы.

Кейт, склонившись над своей грядкой с травами, укладывала в корзину свежесобранный чабрец. Увидев меня, она подскочила от радости, так что соломенная шляпка соскользнула с ее затылка и повисла на ленточках. Не говоря ни слова, мы кинулись друг другу в объятия, и я понял, как скучал все это время без нее.