Кристофер Гортнер - Тайна Тюдоров

– Нет. – Мой мозг лихорадочно работал, переваривая новые детали. – Я-то был убежден, что герцог заставил Эдуарда подписать бумагу и провозгласить Джейн Грей своей наследницей. Получается, у Эдуарда были собственные планы еще до болезни?

– Конечно. Он хотел, чтобы правила Елизавета. Он хотел сам ей сказать об этом. Поэтому Нортумберленд так долго не разрешал ей повидать брата. Он боялся, что Эдуард и Елизавета сговорятся против него.

Что ж, звучало правдоподобно. Но при таком раскладе обнаруживалось еще больше недомолвок и лжи.

– А как ты об этом узнал? – тихо спросил я.

– От мастера Сесила. Как же еще? – нахмурился Барнаби. – Он отыскал меня сразу после первого приступа Эдуарда. Сказал, мол, вы с королем словно братья, ты сумеешь понять мою тревогу.

– Какую еще тревогу?

– Тревогу оттого, что герцог стремится гарантировать себе власть без оглядки на желания Эдуарда.

Он плюхнулся на одинокий табурет посреди комнаты и, задумчиво посмотрев на меня, продолжил:

– Эдуард болел в течение трех лет. Он терял вес, все время эти приступы лихорадки… Он понимал, что, скорее всего, не успеет жениться и произвести на свет наследника. По закону Мария стояла следующей в очереди к трону. Эдуард был категорически против сближения с Римом, поэтому он призвал к себе Марию с целью прощупать почву. Она отказывалась принять протестантскую веру, и Эдуард сделал вывод, что Мария не годится на роль королевы. По словам Сесила, он решил лишить ее престола в пользу Елизаветы. Он поведал о своих намерениях Сесилу и попросил его подготовить необходимые бумаги для Совета. Эдуард хотел сам выступить перед лордами. Но тут его окончательно свалила болезнь. Герцог взял на себя уход за королем. В Совете Эдуарда больше не видели.

Кажется, кусочки мозаики начинают понемногу собираться в картину.

– Подожди. Эдуард хотел заявить о своем решении так, чтобы герцог об этом не догадывался? Почему? Нортумберленд разделял его опасения насчет Марии. Зачем королю молчать о своих намерениях?

Барнаби пожал плечами:

– Эдуард иногда бывал чрезвычайно скрытен. И он не менял своего мнения о людях. Герцог ему не нравился – Эдуард же чувствовал его неусыпный контроль. Так или иначе, когда король оказался прикован к постели, Нортумберленд перестал подпускать к нему кого бы то ни было. Включая Сесила.

– И тогда Сесил пришел к тебе.

Этот человек, пожалуй, заслуживает не гнева, а восхищения. Определенно, наш мастер секретарь занят куда больше, чем все мы думаем.

– Все верно, – сконфуженно проговорил Барнаби. – Он сказал, что боится, как бы герцог не ускорил кончину короля. Тогда он сможет обрушить топор на головы своих разоблачителей.

– И ты ему поверил.

Конечно, Барнаби легко поддался. Этот щеголь с вкрадчивым голосом, он ведь казался таким искренним…

– У меня не было причин не верить, – отозвался Барнаби, смущенно разглядывая свои большие руки. – Сесил просил приглядывать за королем и докладывать обо всем необычном. Он не рассчитывал, что герцог меня прогонит. Но я все равно не спускал глаз с Эдуарда. Особенно после увольнения всех его докторов.

Я слушал его с нараставшим изумлением и гневом, и Барнаби наконец увидел это.

– Послушай, ты ведешь себя так, словно ничего не знаешь, – подозрительно заметил он. – Но ты же работаешь на Сесила. По его приказу ты помогал ее высочеству. Так мне сказал Перегрин. Только поэтому я был с тобой заодно.

Я совсем окоченел, стоя у окна.

– Полуправда и недомолвки, – пробормотал я. – Так он действует. Он все знал, все, с самого начала.

– Кто? – удивленно спросил Барнаби.

– Сесил. Знал все, что происходило с Эдуардом.

– Думаешь, ему было известно, что делают с ним Дадли?

– Уверен. – Внутри закипала неукротимая ярость. – Без поддержки Эдуарда Сесил оставался совсем один. Преуспей герцог в своих интригах, Сесилу не сносить бы головы. Слишком многое он знает, наш мастер секретарь. Сесилу необходимо любой ценой свалить могущественного Нортумберленда. Достаточно было бы убийцы-одиночки, но ведь есть еще сыновья герцога и его жена. Нет, Сесил не просто хочет избавиться от герцога. Его цель – уничтожить всю семью Дадли.

Переведя дыхание, я добавил:

– Как же я не понял этого раньше! Все было как на ладони – с того самого момента, как Сесил предложил мне шпионить по его поручению.

Барнаби встал.

– Но если он стремится уничтожить всю семью Дадли, почему он не предостерег ее высочество? Он мог бы просто сказать ей, что король умирает. Зачем было рисковать ее жизнью?

– Не знаю, – ответил я, подбирая рубашку с пола. – Но обязательно выясню.

– Жаль, его здесь нет. – Барнаби в ярости ударил кулаком по ладони. – Уж я заставил бы эту гадюку объясниться!

– Тебя цинично использовали, друг мой, – покачал я головой. – Твоя искренняя преданность королю отлично подходила для игры Сесила.

Я помолчал секунду.

– И еще один вопрос. Ты говорил Сесилу о знахарке?

Он отвел глаза:

– Говорил. Это казалось странным. Почему Нортумберленд прогнал всех придворных докторов и притащил какую-то ведьму? Сидней видел, как леди Дадли дает указания знахарке в спальне Эдуарда. Я узнал об этом и сразу вспомнил слова Сесила: мол, герцог попытается приблизить смерть короля. Что может быть удобнее яда? Поэтому я и сказал ему.

Мое горло словно стиснули гигантские клещи. Нужно успокоиться. Стараясь вести себя как ни в чем не бывало, я надел джеркин и сапоги, взял потрепанную шляпу и застегнул ремни на сумке.

– Куда ты идешь? – спросил Барнаби.

– Попрошу у королевы разрешения уехать. Если она не будет возражать, отправлюсь в Лондон. Есть кое-какие дела. – Я посмотрел ему в глаза. – Обещай приглядеть за Перегрином. Он подумает, что я его бросил. А я просто не могу взять его с собой. Иначе они проведают, как много он значит для меня.

– Они – то есть Сесил?

– В том числе.

– Позволь мне поехать с тобой. У меня с ним свои счеты.

Я пожал его вялую руку:

– Поверь, я бы и сам хотел. Но ты больше поможешь мне, если приглядишь за Перегрином и поддержишь королеву. Она, конечно, не разделяет твоей веры. Но, имея сподвижников, подобных тебе, она научится терпимости.

Мы обнялись как братья. Я вышел, не прощаясь.

Шафран был уже оседлан, когда за мной явился Рочестер. Выбравшись из стойла, я последовал за ним, размышляя, как бы получше изобразить перед Марией верность долгу. Мои поспешные сборы могли пробудить в ней подозрения.

Она ожидала меня в гостиной. Тонкие волосы забраны под сетку на затылке – без прежнего головного убора она выглядела крошечной. На поясе у нее висели четки; алые бусины блестели ярче колец на пальцах. Драгоценности, очевидно, были ее слабостью – к прочим знакам земного тщеславия Мария была равнодушна. И почему-то это меня тревожило.

– Рочестер доложил, ты готовишься к отъезду, – заявила она, не успел я подняться с колен. – Почему? Ты недоволен условиями?

– Ваше величество, уверяю вас, я не стремился бы отправиться в путь так скоро. Однако я слышал, герцог собирает против вас армию. Полагаю, в подобной ситуации чем быстрее я доставлю лордам ваш ответ, тем лучше. Если, конечно, вы соблаговолите его написать.

Мария перевела взгляд на Рочестера, и тот слегка кивнул.

– Соблаговолю, – ответила она. – Я не откажусь от любой поддержки, даже этих твоих лордов-изменников.

В саркастическим тоне таилось предостережение. Как все-таки нелегко завоевать доверие королевы, не говоря уже о ее симпатии. Перенесенные в юности страдания наложили отпечаток на всю ее жизнь и необратимо изменили характер. Похоже, Елизавета изучила ее достаточно хорошо.

– Ваше величество, – осторожно заметил я, – готовность герцога воевать еще больше расположит к вам лордов.

– Меня не заботит расположение лордов. Они мудро поступят, если прислушаются к моим указаниям. Тогда им удастся сохранить голову.

Мария протянула мне два сложенных пергамента. Один из них был запечатан.

– Тот, что с печатью, написан шифром. Его прочтет любой, у кого есть мало-мальский опыт. Пусть лорды точно следуют изложенным там предписаниям, без всяких отклонений. Второе письмо предназначено моей кузине Джейн Грей. Выучи его. Это личное послание, только для нее. Если не сможешь найти надежный способ передать письмо, уничтожь его. Нельзя, чтобы оно попало не в те руки.

– Да, ваше величество.

Задание усложняется на глазах. Доставка даже одного письма сопряжена с серьезной опасностью, что уж говорить о двух.

– Я не жду ответа ни на одно из писем, – продолжила Мария. – Довольно скоро я прибуду в Лондон. Но если тебе станут известны добрые или дурные вести, которые как-то могут повлиять на ход событий, ты обязан сообщить мне. Верность нанимателям не должна стоять превыше преданности твоему суверену. Ты понял меня?

– Разумеется, ваше величество. – Я склонился для поцелуя, но Мария отдернула руку.

Я поднял взгляд: она смотрела на меня, словно не узнавая.

– Мой привет мастеру Сесилу, – холодно добавила королева. – В письме этого нет. Но передай ему на словах: пусть делает, что должен. Он знает, о чем речь.

Я засунул письма в карман и, пятясь, покинул гостиную.

Туман окутывал Темзу зыбким прозрачным покрывалом. День обещал быть жарким. Вдали, похожий на сказочного зверя, в лучах утреннего солнца маячил Лондон.

Я скакал день и еще половину, делая лишь краткие остановки и избегая оживленных дорог. В деревнях и городишках, которые я огибал по пути, собирались многочисленные сторонники Марии. Возле запертых ворот выставляли вооруженную стражу: здесь готовились к атаке герцогской армии. Как обычно в дни смуты, улицы кишели разного рода проходимцами. Одинокий всадник был чрезвычайно удобной мишенью, поэтому я предпочел заночевать в лесу.