– Милорд полагает, что она… – Я красноречиво умолк.

– Покорится мне? – Он поигрывал перчаткой. – Да разве может быть иначе? Она принцесса, без сомнения, но она дочка Нэн Болейн. А Нэн не упускала случая пообщаться с джентльменами. Просто она хочет, чтобы я подождал, – в точности так поступала ее мать. Это у них семейное. Я должен поваляться у нее в ногах, и тогда она сочтет меня достойным – Нэн так и делала с Генрихом. Пустяки. Зато у меня будет больше времени, чтобы заманить птичку в силки.

В эту минуту я его ненавидел. Хотелось стереть выражение наглого превосходства с его физиономии. Вытащив из кармана перстень, я протянул его Роберту:

– Полагаю, все так, милорд, но она не изволила принять это.

Его самодовольное лицо застыло. Он уставился на кольцо в моей ладони.

– Она объяснила, почему? – спросил он наконец бесцветным голосом.

– Сказала, вы слишком возомнили о себе и слишком низко ставите ее, – ответил я, запоздало сообразив, что говорить этого не следовало.

Моя задача – поддерживать его иллюзии, а не разрушать их. Но соблазн поддеть его был непреодолим: лорд Роберт заслуживает, чтобы его временами ставили на место. Он сжал челюсти. Мне показалось, что сейчас Роберт ударит меня по протянутой руке, но вместо этого он издал короткий смешок:

– Ну-ну Значит, не изволила принять мой подарок. Кто бы сомневался. Принцесса-девственница – всегда кичится своей непорочностью. Ее любимая роль. Так дадим же ей немного порезвиться!

Ледяное веселье в его голосе заставило меня содрогнуться. Затем он сделал великодушный жест, как обычно само очарование и непринужденность:

– Кольцо оставь себе. На ее палец я надену получше.

Он дружески хлопнул меня по плечу и неторопливо двинулся к двери:

– Собирайся. Мы едем в Гринвич, но не на лодке. Оставим реку женщинам и немощным. Мы же помчимся на наших скакунах по доброй английской земле как товарищи и друзья.

Друзья. Он думает, теперь мы друзья, сообщники в его гнусной игре. Обернувшись к столу, я поклонился и негромко произнес:

– Милорд.

– Ах да, я забыл, – фыркнул он. – Я выйду, чтобы ты мог переодеться. Не копайся слишком долго.

Роберт помолчал, а затем добавил:

– Хотя, если вспомнить, ты всегда возился со своим тряпьем, точно девица.

Он задумался. Мое сердце едва не выпрыгнуло, когда он произнес:

– А вообще-то, не воображай, будто у тебя там есть что-то, чего я не видел.

Он вышел и закрыл за собой дверь. Я подождал на случай, если ему вздумается вернуться, и торопливо скинул свой уже помятый новый дублет и выходные туфли, оставшись в рубашке и узких штанах. Мне необходимо было взглянуть. Засунув руку под пояс, я дотянулся до паха. Темно-бордовое пятно, края которого напоминали увядшие лепестки, расползалось по левому бедру.

Оно было у меня с рождения. Это не такое уж редкое явление, однако родимые пятна вроде этого люди невежественные и суеверные часто именовали «укусом дьявола» или «следом Люцифера». С детских лет я привык скрывать пятно от любопытных глаз, в первую очередь от братьев Дадли: узнай они о моей особенности, мне доставалось бы еще сильней. Никто из них не видел меня обнаженным.

Мистрис Элис говорила, что это ангел поцеловал меня еще в материнской утробе. Милая фантазия, в такую охотно веришь. Я повзрослел, и тогда горничная из замка, коснувшись моей розы, подарила мне наслаждение и избавила от чувства стыда. Оказалось, только я сам придаю этому пятну какое-то значение. La marque de la rose.

Я вздрогнул, подтянул штаны, надел кожаный джеркин и, свернув оба дублета, затолкал их в седельную сумку. Сесил ничего не знает, но я расскажу ему. Я выполню свое задание и в награду попрошу его открыть правду о моем рождении. Стать новым другом лорда Роберта – для начала очень неплохо. Другу доверяют, на него полагаются, ему открывают тайны, к другу обращаются в трудные минуты. И куда бы ни отправился Роберт, его новый друг последует за ним, словно тень. При этом я не сомневался, что моя собственная тень, выслеживающая меня, сейчас бродит где-то неподалеку.

Гринвич

Глава 12

Перед нашим взором вставал Гринвич – скопление башенок и остроконечных серо-голубых сланцевых крыш, обращенных к юго-восточной части Темзы. Мы с Робертом остановились, чтобы дать передышку лошадям, и залюбовались открывшимся с уклона видом. Уединенный дворец, уютно расположившийся среди деревьев, показался мне более изысканным, чем неуклюже втиснутый в самое средоточие городской суеты Уайтхолл. Трудно представить, что в таком месте могла таиться угроза. Однако, по мнению Сесила, именно здесь герцог держал взаперти короля и здесь он собирался предпринять нечто против Елизаветы.

– Она родилась в Гринвиче, – прервал мои размышления Роберт. – Седьмого сентября тысяча пятьсот тридцать третьего года. Это была неожиданность. Король Генрих несколько месяцев был сам не свой – носился как сумасшедший, проламывал людям голову, а некоторым и рубил. И твердил каждому, кто подворачивался под руку: мол, супруга вот-вот принесет ему сына. Но Анна Болейн произвела на свет хныкающее создание, увидев которое король произнес: «Бесполезная дочь».

Я поднял взгляд на него:

– Приятно родиться в таком красивом месте, милорд. Должно быть, ее высочество привязана к Гринвичу.

– О да. В младенчестве у нее даже были здесь собственные покои. Королева настояла. Анна хотела, чтобы дитя находилось поближе к ней, вне зависимости от того, что думает по этому поводу Генрих. – Роберт выпрямился в седле. – Интересно, она уже во дворце? Хотя с нее станется заставить всех ждать.

Я от души надеялся, что так и будет. Чем дольше она задерживается, тем больше у меня времени изучить ситуацию. По словам Сесила, Эдуарда, скорее всего, разместили во дворце, возможно в так называемых тайных покоях – нескольких охраняемых комнатах, соединенных с длинной галереей, где монарх мог уединиться. Мне предстояло выведать как можно более точно, где находится король. Это поможет Сесилу выяснить, что же замышляет герцог. Кроме того, мне предстояло отыскать Перегрина и разузнать у него, кто же и с какой целью шпионил за мной.

– Вперед! – воскликнул Роберт. – Кто прискачет вторым, будет кормить лошадей.

Весело рассмеявшись, он пришпорил гнедого коня. Я легонько подтолкнул Шафрана, и он охотно подчинился мне, радуясь возможности показать свою прыть. Мой саврасый жеребец проскакал многие мили по окрестностям замка Дадли, и праздное стояние в конюшне пришлось ему не по нраву. Ветер хлестал мне в лицо, конь мчался вперед, и я позволил себе целиком отдаться радости этих минут, вспоминая о том, как мальчишкой скакал по полям без седла. И никакие государственные дела тогда не тяготили меня.


Прямо надо мной возвышался обложенный красным кирпичом дворец с гипсовыми горгульями. Из восьмигранных труб шел дым, пахнувший жарким. Клумбы в саду источали аромат трав и душицы. Повелительно помахивая рукой, Роберт прокладывал нам дорогу через толпу придворных, собравшихся у главных ворот. Миновав стражу, мы проехали во внутренний двор. Все строения там были раскрашены в тюдоровские цвета – зеленый и белый. Конюхи брали взмыленных лошадей под уздцы и отводили их в стойла, а знатные всадники в кожаных плащах, спешившись, важно шествовали к входу во дворец, стягивая перчатки.

Роберт соскочил с седла.

– Я выиграл. Так что ты ведешь лошадей на конюшню, – заявил он, отвязывая сумки. – Для меня приготовлена комната, встретимся там. Мне нужно показаться отцу.

С этими словами он зашагал прочь. Лошади шумно дышали мне в ухо. Значит, он так и не понял, что я нарочно придерживал Шафрана.

Я повел лошадей в конюшню. Многочисленные конюхи суетились вокруг разномастных меринов и иноходцев, расседлывая их, чистя и подсыпая овса и сена в стойла. Появления еще одного слуги никто не заметил. Я узнал ухоженного герцогского бербера, стоявшего в отдалении от остальных лошадей, рядом с воротами, через которые виднелся обширный охотничий парк. Как и его сын, герцог Нортумберленд не слишком жаловал путешествия по воде. Тут я мог понять их обоих: с самого детства вид течения внушал мне страх, который я так и не научился преодолевать.

Я позвал бербера, поцокав языком, тот навострил уши. Я устроил жеребца Роберта и своего Шафрана рядом с ним, приговаривая:

– Радуйся пока. Неизвестно еще, где придется отдыхать в следующий раз.

Шафран благодарно ткнулся в меня носом.

Откуда ни возьмись появился конюх в ливрее и спросил:

– А корм им потребуется?

Я кивнул и полез в карман за монетой:

– Да, покорми их, пожалуйста, и… – Тут я умолк и в изумлении уставился на собеседника. – Ради всего святого, где ты раздобыл эту зеленую куртку? Или правильнее сказать «стащил»?

– Я ее одолжил, – довольно ухмыльнулся Перегрин. – Этих ребят со здешних конюшен подкупить ничего не стоит. Да они догола разденутся, чуть монета блеснет.

– Правда? – Я отвернулся к лошадям и понизил голос: – Ты нашел его?

Поняв намек, Перегрин сделал вид, что усердно разгребает сено на полу.

– Да. Он здесь.

Я помолчал секунду и спросил:

– Во дворце?

– Ага. Я убежал от тебя и пошел за ним в таверну. Там была привязана его лошадь. Он даже пить ничего не стал, сразу поскакал. Впереди него оказалась повозка со слугами из Уайтхолла, я успел на нее запрыгнуть. Он ехал рядом, но держался поодаль, будто брезговал. А у нас эля было навалом и песен тоже. А как прибыл сюда, так сразу направился в покои королевы. Стража даже не спросила его бумаги на въезде. Должно быть, он особа известная.

– Покои королевы? – переспросил я, нахмурившись. – Но ведь его величество не женат.

Перегрин потряс головой: в его глазах я, очевидно, был безнадежен.

– Просто так называется. Там раньше часто размещались жены старика Генриха. А угадай, кто там сейчас? Джейн Грей и ее мать герцогиня Саффолк. Думаю, этот твой приятель работает на них.