Сказав эти слова, Анна Леопольдовна почтительно подошла к руке тетки и, едва ответив на поклон Бирона, вышла из комнаты.

— Принцесса с каждым днем делается все… самостоятельнее и самостоятельнее! — насмешливо заметил Бирон.

— Пора! — холодно проговорила императрица. — Не век же на помочах ходить; довольно и того, что замуж она выходит по чужой воле. Нельзя же во всем вечно ее волю ломать!

— Вы позволите мне во всяком случае принять все нужные меры к выяснению подробностей таинственного исчезновения камеристки ее высочества?

— Ах, ты опять об этой немке? Сделай одолжение, разузнавай все, что хочешь. Да и на что тебе в этом случае мое особое разрешение? Ты, мне кажется, всегда распоряжался вполне самостоятельно.

Бирон удалился сильно взволнованный. В том твердом и властном тоне, каким говорила с ним императрица, он вовсе не узнавал всегда согласной с ним и почти покорной ему Анны Иоанновны. Он чувствовал, что почва начинает колебаться под его ногами…

Вместе с тем и тревога за судьбу красивой камеристки начинала понемногу проникать в его эгоистическое сердце. Он не любил Регины Альтан — нельзя было назвать любовью то чувство, какое он питал к ней, — но во внезапном исчезновении его фаворитки он чувствовал существенный удар, нанесенный его могуществу, а с этим он легко помириться не мог и не хотел.

XXII

СТРАШНОЕ ВИДЕНИЕ

Лето прошло скучно и томительно. Императрица все чаще и чаще недомогала, и Бирон, опасавшийся за горький исход болезни, всеми силами настаивал на скорейшем совершении брака принцессы Анны Леопольдовны с принцем Антоном Ульрихом.

Сама принцесса всячески восставала против этого брака, жених же относился к нему со своим неизменным равнодушием.

С переездом в Петербург было назначено окончательное разрешение вопроса о браке, на котором императрица настаивала под влиянием Бирона еще зимою, но который принцессе всеми силами и настоятельными просьбами удалось отсрочить до следующего лета.

В Сарынь решено было летом не возвращаться. Императрица внезапно охладела к своему капризу, и уже все думали, что постройки в Сарыни будут совершенно заброшены.

Однако это мнение оказалось ложным: дворец был достроен, но императрица, по настоянию Бирона собравшаяся взглянуть на законченные здания, как-то неохотно обходила все помещения нового дворца, а от посещения левого флигеля наотрез отказалась. Она сказала, что и так уже устала, и настояла на том, чтобы в тот же вечер вернуться в Петербург.

От Бирона не ускользнули ни эта чрезмерная торопливость, ни это загадочное отвращение к одному из флигелей нового дворца и по дороге в Петербург он внезапно предложил императрице в тот же вечер, по возвращении, подарить дворец принцессе Анне Леопольдовне в виде свадебного подарка.

Такое предложение удивило государыню.

— Что это тебе вздумалось? — спросила она. — Я строила дворец для себя.

— Но он, видимо, не нравится вам, ваше величество, и вряд ли вы когда-нибудь будете жить в нем.

— Все это твое воображение! — повела плечами императрица и поспешила перевести разговор на другой предмет.

Зимой было начато приготовление богатого приданого, которое императрица готовила племяннице; но принцессу Анну не занимали ни пышные наряды, ни крупные и дорогие бриллианты, над шлифовкой которых трудился и работал любимый ювелир императрицы, француз Позье, лучший и искуснейший из мастеров своего времени. Бриллианты и драгоценные камни при русском дворе превосходили все то, что могли представить в этом смысле сокровища всех современных дворов, и иностранные ювелиры не могли достаточно надивиться на все те сокровища, какие доверялись им, когда их призывали работать для русского двора.

Среди зимы, перед самым Рождеством, внезапно завернула оттепель и поднялась такая непогода, что выдавались дни, в которые сообщение по улицам столицы делалось почти невозможным.

В эти дни императрица страдала особенно сильными припадками удушья и меланхолии, почти не оставлявшими ее в последние годы. Анна Иоанновна предчувствовала свою близкую кончину и все чаще и чаще задумывалась над роковым моментом.

Принцесса Анна, понимая положение тетки, как будто начинала если не примиряться с ожидавшим ее супружеством, то покоряться его неизбежности, а внезапный случай, историческая справедливость которого была подтверждена многочисленными свидетелями, еще сильнее укрепил принцессу в намерении всячески успокоить государыню и ничем не отравлять конца ее жизни.

Этот случай, о котором подробно говорят все современники, разразился в один из бурных вечеров внезапно вернувшейся осени, по редкому капризу природы прервавшей обычное течение зимы.

В один из пасмурных и сумрачных декабрьских дней, когда с утра наступила совершенная оттепель, а к вечеру повеяло чуть не бурей, с моря поднялся страшнейший ветер, постепенно охвативший все улицы и все переулки столицы и мало-помалу превращавший всю в то время еще бедно застроенную столицу в подобие волнующегося моря. Ветер выл и, поднимая целые столбы снега, с ревом несся по набережной, образуя на площадях подобие морского шторма. Метель непроглядными облаками заслоняла от прохожих те редкие фонари, которые в то время помогали жителям столицы бороться с ночной тьмой.

Вода в Неве выступила из берегов, и учащенные сторожевые выстрелы с крепостного вала предупреждали жителей прибрежных частей о грозившей им опасности наводнения. Никто не спал в целом городе и в то же время никто не смел выйти на улицу. По всему городу распространялся панический страх: все чувствовали, что надвигается какая-то страшная, неминуемая опасность. Во многих домах были зажжены лампадки, многие молились. Панический страх рос с каждой минутой.

И в это время среди непроглядной тьмы, охватившей весь город, внезапно со стороны адмиралтейства показалось зарево пожара. Огонь, сначала небольшой, с каждой минутой разгорался все сильнее и сильнее и постепенно охватывал весь горизонт. Не знали, где именно горит, но ясно было, что грозная огненная стихия соединилась с водой, чтобы окончательно сгубить обреченный на гибель город.

Зарево на небе разгоралось все сильнее и, охватывая все большее и большее пространство, как будто росло и надвигалось со стороны адмиралтейства.

И вдруг на площади показалась огромная процессия, освещенная заревом этого таинственного, неизвестно где вспыхнувшего пожара, и двигавшаяся по направлению от адмиралтейства к Зимнему дворцу. Во главе странной и таинственной процессии шли попарно факельщики с зажженными факелами, за ними двигались толпы провожатых, а в середине медленно подвигалась огромная колесница, убранная гербами и перьями. Очевидно, хоронили кого-то с большим почетом и богатой церемонией, на которую не щадили денег; но кто был таинственный покойник, с таким исключительным парадом следовавший на свое последнее новоселье, этого не знал никто!..

Зарево от таинственных факельщиков было так велико, что им были освещены окна всех домов, выходивших на Адмиралтейскую площадь.

Пения вовсе не было слышно, не было слышно и шума шагов медленно двигающейся процессии. Словно какое-то странное и страшное видение медленно продвигалось во улицам столицы.

Жильцы тех домов, которые лежали на пути процессии, пытались, несмотря на страшную бурю, выйти из своих квартир, чтобы поближе взглянуть на таинственное шествие; те же, кто сами не решались выйти, высылали своих слуг и приживальщиков.

Но ветер мешал им удовлетворить свое любопытство. Со всех срывало шапки и плащи, и все поневоле возвращались домой, издали продолжая наблюдать за таинственной процессией, следовавшей по направлению от адмиралтейства к дворцу и направлявшейся прямо в ворота дворца.

Все отлично видели это странное, непостижимое шествие; все наблюдали его таинственные подробности, и об этом событии сохранилось документальное подтверждение многих современников и в том числе академика Шретера. Молва гласит, что сама императрица Анна Иоанновна видела таинственные и роскошные похороны, но это предположение сохранилось только в виде предания.

Между тем мрачная процессия, достигнув здания дворца, вошла в его ворота со стороны адмиралтейства и, пройдя двор, вышла в противоположные ворота со стороны Невы. Отсюда, по наблюдению множества заинтересованных лиц, таинственная похоронная процессия двинулась вдоль по берегу и бесследно исчезла по направлению к нынешнему Троицкому мосту.

На другой день, когда пурга унялась и вода, хлынувшая на улицы, несколько спала, все бросились разузнавать о том, кого могли хоронить с такою помпой в такой неурочный час. Однако, несмотря на самые тщательные розыски, ничего узнать не удалось. Никто из богатых и знатных лиц не умирал, да и не было нигде никаких приготовлений к процессии.

Мрачный слух об этом странном и таинственном событии смутил весь Петербург и, по свидетельству современников, сильно повлиял на суеверную и уже сильно ослабевшую императрицу. Она увидела в этом таинственном явлении предсказание ее близкой кончины и стала еще трусливее, еще сильнее волновалась и еще меньше могла выносить одиночество. Анна Иоанновна уже не могла проводить ночи одна: перед нею вставал какой-то ей одной видимый призрак, и слышались ей одной доступные стоны.

Бирон, торопя свадьбу принцессы Анны Леопольдовны, в то же время надеялся на эту свадьбу, как на средство разогнать тоску и панический страх императрицы. Он думал, что, отдавшись заботам о грядущих празднествах, Анна Иоанновна забудется и несколько развлечется и что суета, невольно вызванная готовившимися празднествами, поможет рассеять мрачное настроение государыни.

В начале весны было послано к венскому двору извещение о том, чтобы готовились официальные сваты, по тогдашним обычаям необходимые при заключении браков между владетельными лицами. Из Вены сначала было дано знать, что официальные сваты будут своевременно назначены и высланы в Россию, но затем в венском кабинете последовало изменение и на резидент-министра маркиза Ботта, состоявшего при петербургском дворе, были возложены роли и свата, и чрезвычайного посланника.