До сих пор он совершенно не замечал присутствия Фелиситы, но теперь его взгляд нечаянно скользнул в ее сторону и встретился с глазами Фелиситы, засветившимися искренним сочувствием. Молодая девушка испуганно опустила глаза, а профессор с сердитым выражением поглубже надвинул на лоб свою шляпу.

— Это твое дело, Иоганн. Ты волен поступать по своему желанию, — холодно сказала госпожа Гельвиг, — но с этими взглядами ты не смог бы прийти к своему деду. Врачебная практика — это дело, приносящее доход, а в делах, говорил он, нельзя допускать сентиментальности.

Она сердито направилась к выходу. Советница и профессор последовали за ней. На пороге профессор оглянулся во двор: Фелисита по просьбе малютки вынула ее из коляски. Профессор тотчас же вернулся обратно.

— Я вам уже несколько раз запрещал носить ребенка — он слишком тяжел для вас! — закричал сердито Иоганн. — Разве Фридерика не сказала вам, чтобы вы взяли себе на помощь Генриха?

— Она забыла об этом, а Генриха нет дома.

Профессор взял у нее ребенка и посадил его в коляску. Выражение лица Иоганна стало строже обыкновенного. При других обстоятельствах Фелисита упрямо отвернулась бы от него, но сегодня она была виновата в его дурном настроении.

— Я должна попросить у вас прощения, что помешала вам работать своей песней, — сказала она робко. — Я думала, что вас нет дома.

Слово «песня», вероятно, напомнило Анхен о слезах Фелиситы.

— Злой дядя: бедная Каролина плакала! — сказала девочка.

— Это правда, Фелисита? — спросил он быстро.

— Я была очень несчастна от мысли...

— ...что кто-то мог подумать, будто вы хотите, чтобы вас услышали? — перебил он ее. Пусть это вас не беспокоит: я считаю вас непримиримой и мстительной; даже мысль о вашем кокетстве не приходила мне в голову. Я попросил вас замолчать не потому, что вы мне мешали, а потому, что я не могу слышать ваш голос... Это признание очень сильно оскорбило вас?

Фелисита покачала головой.

— Это благоразумно... — от твердо и испытующе посмотрел ей в глаза. — Ваше сегодняшнее пение открыло мне одну тайну.

Фелисита испугалась, думая, что он догадался о ее близких отношениях с тетей Кордулой.

— Я теперь знаю, почему вы отказываетесь от поддержки с нашей стороны. Вы пойдете на сцену!

— Вы ошибаетесь, — ответила она решительно. — Хотя я с радостью посвятила бы себя этому прекрасному призванию, но для этого у меня не хватает ни смелости, ни уверенности, и поэтому я не пошла бы дальше посредственности. Кроме того, для сцены нужны основательные музыкальные знания, которых я не имею.

— Значит, я ошибся, ваше смущение было вызвано другими причинами, — сказал он резко. — Я желал бы, однако, опираясь на свою власть опекуна, проникнуть в ваши дальнейшие планы.

— Это бесполезно, — ответила она спокойно и решительно. — Я ничего не скажу... Вы сами предоставили мне свободу действий по истечении двух месяцев.

— Да, к сожалению, ошибка уже сделана, — сказал он, все больше раздражаясь. — Но я считал бы рискованной смелостью, если не сказать больше, самостоятельно решать в ваши молодые годы такие важные вопросы, как, например, вопрос о замужестве...

— В этом случае мой опекун стал бы последним, у кого я попросила бы совета, — перебила его Фелисита, сильно покраснев. — Если бы я не могла самостоятельно принимать решения, то я бы уже была связана с ненавистным мне человеком. Вы спокойно согласились бы на предложение Вельнера.

Упрек был справедлив, и профессор закусил губу.

— Я полагал, что с вашим замужеством придет конец обязательствам, которые возложил па меня мой отец, — сказал он после долгой паузы, и его голос был лишен привычной твердости. — Это была ошибка. Хотя, следуя совету моей матери, я дал согласие, но был далек от того, чтобы приказывать вам. Это была последняя попытка воспользоваться властью опекуна, — продолжал он не без горечи. — Я должен предоставить вас вашей судьбе... Вы полны сейчас надежд?

— Да, — ответила молодая девушка.

— И вы надеетесь быть счастливой?

— Я верю в это так же, как и в загробную жизнь!

При последнем вопросе профессор испытывающе посмотрел на нее, увидев, как просветлело лицо девушки. Он сердито отвернулся и, не проронив больше ни слова, медленно направился к дому.

Роза сидела в людской с Фридерикой, когда Фелисита прошла в свою каморку. Их болтовня мешала ей заснуть. И так как сон не шел к ней, Фелисита открыла окно и уселась на подоконник.

— Да, — смеясь, говорила в соседней комнате Роза, — моя хозяйка точно с облаков упала, когда сегодня вечером профессор, вернувшись домой, сказал, что едет с большой компанией гулять в Тюрингенский лес. В Бонне он вечно сидел за своими книгами, никогда не посещал ни балов, ни вечеров... Когда он учился еще в институте, товарищи его терпеть не могли...

— Значит, и теперь его никто не любит? — спросила Фридерика.

— Ну нет, теперь его просто обожают... Студенты наглядеться на него не могут, а дамы норовят поцеловать ему руку, когда он выписывает им рецепты. Моя хозяйка не лучше. И хоть бы был красив, а то — настоящий медведь... Он и лечит-то грубостью. Моя хозяйка лежит, например, в истерике, он подходит к ней и говорит: «Возьми себя в руки, Адель, встань сейчас же! Я на минуту выйду из комнаты, а когда вернусь, ты должна уже быть одета!» Ну разве так обращаются с дамами?

— Он мог бы, конечно, быть повежливее! — заметила кухарка.

— Вообще, он ужасно тиранит мою хозяйку. Для нее самое большое удовольствие — это наряды. У нас в Бонне шкафы заполнены самыми модными платьями. Но господин Медведь проповедует простоту, и госпожа одевает при нем только кисею. Если бы он только знал, как дорого стоят эти кисейные платья!

Изобличающие слова легкомысленной горничной произвели на Фелиситу неприятное впечатление. Она соскочила с подоконника, намереваясь помешать дальнейшему разговору. Ее взгляд случайно упал на противоположную стену. Свет от лампы, горевшей на площадке лестницы, падал на лестницу, ведущую к комнатам тети Кордулы. По коридору прогуливался тот, кого горничная называла медведем. Без сомнения, он совершал здесь свою ночную прогулку, так как под его кабинетом находилась комната советницы и ребенка. Но что заставляло его ходить так долго? Решал ли он какую-нибудь медицинскую задачу, или перед ним витал образ той, которая невольно нарушила одиночество его жизненного пути? Задумчиво закрыла Фелисита окно и плотно задернула старые выцветшие занавески.

Глава XVII

По саду распространился аромат недавно скошенной травы, на которой с удовольствием вытянулась Анхен. Фелисита задумчиво прислонилась к стволу большого дерева. Когда-то на этом же самом месте стояла она много лет назад, и тогда не только этот луг, но и весь мир казался ей усыпанным цветами.

Со времени отъезда профессора и советницы в Тюрингенский лес прошло уже два дня, которые Фелисита провела, занимаясь с Анхен. Несколько дней назад соседний сад перешел во владение семейства Франк. Вчера молодой адвокат обменялся с ней несколькими фразами, а сегодня к забору подошла старая дама с добрым лицом и предложила Фелисите, зная о ее близкой разлуке с домом Гельвигов, свою поддержку и совет. Это был неожиданный солнечный луч в жизни всеми презираемой дочери комедианта. И все-таки Фелисита стояла, глубоко задумавшись, и в шелесте листьев ей слышалось предостережение о страданиях и вечной борьбе, которую ей придется вести, хотя в тот момент она еще и не подозревала, что судьба уже разрушает ее слабые надежды.

В сад быстро вошел Генрих. С первого же взгляда Фелисита поняла, что он явился не с добрыми вестями. Испуганно бросилась она к нему навстречу и схватила его за руку.

— Да, Феечка, ничего не поделаешь, ты все равно должна это узнать, — сказал он тихо, — старая дама...

— Умерла? — вскрикнула Фелисита.

— Нет еще, Феечка, но она никого не узнает, с ней случился удар... Прислуга нашла ее лежащей на полу... — голос у Генриха оборвался, и он зарыдал как ребенок.

В первый момент Фелисита как будто окаменела. С жутким спокойствием она взяла шляпу, позвала Розу, работавшую неподалеку, и отдала ей ребенка.

— Вы нездоровы? — с испугом спросила горничная.

— Да, она больна, — ответил вместо Фелиситы Генрих. — Феечка, возьми себя в руки, хозяйка у нее наверху. Хорошо, что старая дева этого не знает. Доктор Бем уже ушел, он ничего не смог сделать.

Но Фелисита ничего не слышала. Незамеченная Фридерикой, она поднялась в мансарду и проскользнула в комнату умирающей.

Глаза старой девы все еще были открыты и беспокойно блуждали по сторонам, тихий хрип вырывался из ее груди. Рука то поднималась, то бессильно падала на одеяло. Фелисита подошла к кровати. Госпожа Гельвиг с удивлением взглянула на нее.

— Что тебе здесь надо? — громко спросила она, указывая на дверь.

Фелисита не ответила. В этот момент взгляд умирающей упал на девушку и в нем промелькнул луч сознания. Губы умирающей зашевелились.

— Позовите нотариуса! — прохрипела она. Фелисита бросилась вон из комнаты. Ей нельзя

было терять ни минуты. Но когда она проходила мимо комнаты с птицами, кто-то схватил ее сзади, отшвырнул на середину комнаты и затворил дверь. Фелисита упала на пол. Она ничего не видела, ничего не слышала, и вдруг кто-то напал на нее, как раз в тот момент, когда нужно было исполнить последнюю волю умирающей.

Фелисита бросилась к двери. Но ни стук, ни крики не помогали: дверь была крепко заперта... И кто бы мог открыть ее? Ведь не те же руки, которые втолкнули девушку сюда. Она догадалась, кто это был... Эта ужасная женщина сидела у постели умирающей и читала своим монотонным голосом молитвы. Кровь бросилась в голову Фелисите. Вне себя подбежала она к двери и снова начала стучать. Все было напрасно. Зачем ее заперли?.. Она должна была позвать нотариуса, как попросила тетя Кордула. Если тетя Кордула умрет без завещания, то все перейдет к Гельвигам... Кто знает, у скольких бедняков была отнята эта помощь, которая осчастливила бы их на всю жизнь?..