И еще говаривали, что тюрьмы в замке были на редкость устрашающие, но думать об этом сейчас просто жутко. Казематы для простых пленников находились под землей. Однако для знатных особ была оборудована отдельная камера. Ходили упорные слухи, что бежать из нее невозможно, и они были опровергнуты лишь один-единственный раз, хотя крестоносцы помнят об этом и сейчас. Много лет назад в руки им попал заклятый враг, великий князь литовский Кейстут, отец князя Витовта. Его тюремщик, что приносил князю еду, был родом из Литвы, хотя за давностью лет об этом уже никто не помнил. Но он, видно, сильно ненавидел орден, коль решился на такое. Однажды, когда в замке вовсю гудело пиршество, он помог князю бежать. Несчастный тюремщик претерпел много страданий и принял мученическую смерть, однако вернуть князя Кейстута не удалось. Но все это было давным-давно.

Сегодня же, собираясь на небольшую прогулку по территории Среднего замка, княгиня взяла с собой одну лишь Ингулю. Эта девушка тронула ее сердце своей необычной красотой, а еще больше – любовью и преданностью отцу, ради которого она готова была кинуться в пасть лютого зверя. Они вышли в огромный двор и остановились, оглядываясь. Здесь, как им говорили, были расположены Большой, Летний и Зимний рефектарии. В Большой они даже зашли с разрешения сторожившего вход воина. Этот рефектарий располагался в западном крыле Среднего замка. И здесь, как они слышали, проводились пиршества в честь победителей турниров. Зал был великолепен. Его веерные своды и богатые росписи на стенах никого не могли бы оставить равнодушным. А у входа в рефектарий обращал на себя внимание небольшой колодец с приспособлениями для мытья рук и умывания – немецкие рыцари, как оказалось, тяготели к чистоте.

Княгиня и Ингуш прошлись еще по огромному двору, помолились в часовне и медленно возвращались в свои покои. Остановившись под сводами пустынной галереи, они заговорили о том, что больше всего волновало их обеих.

– Сердце мое обливается кровью, милостивая пани княгиня, – тихо сказала Ингуш. – Я чую, что батюшка мой где-то здесь. Но как же вызволить его из крепости? Глядя на ее мощь, понимаешь, что выхода из замка нет. Что же мне делать, что делать?

И она заплакала, прижимая к лицу дрожащие руки.

– Позвольте мне помочь вам, – раздался вдруг тихий голос, говоривший на немецком языке.

Обе женщины вздрогнули от испуга и обернулись к говорившему. Перед ними стоял не старый еще мужчина, среднего роста и крепкого сложения. На плечах его был серый плащ.

– Кто вы? – резко спросила княгиня. – И почему заговорили с нами?

– Простите, если напугал вас, я не хотел, – мужчина говорил тихо, внимательно поглядывая по сторонам. – Если вы ищете польского рыцаря, что порвал их цепи, то он действительно тут, в подземелье круглой башни в Нижнем замке.

– Откуда вы знаете? – Княгиня вся подалась вперед, исполненная волнения.

– Я служу здесь вот уже семь лет, хоть и не рыцарь, как вы можете видеть по моему плащу, – ответил незнакомец. – Я итальянец, мое имя Розарио Бочелли. А польского рыцаря привезли несколько дней назад. Они никак не могли с ним справиться и заковали в цепи. Он же те цепи порвал и кинулся на стражника, когда тот принес ему хлеб и воду. Стражника едва спасли. А рыцаря перевели в нижний замок, в подземелье глубокое, и заковали в двойные цепи. Теперь ждут приезда орденского рыцаря Отто фон Снехштейна, брата загубленного поляками комтура крепости Голлуб. Тот служит на восточной границе, в замке Растенбург и, говорят, уже в пути. О нем ходят разговоры как о человеке очень жестоком. И он обещал люто расправиться с плененным польским рыцарем, отомстить за все его победы над ними на пограничной земле и особо – за Мазурский крест. Забыть такое унижение тевтонцы никак не могут, и младший фон Снехштейн обещал отомстить так жестоко, что небеса содрогнутся.

От этих слов Ингуш тихо вскрикнула и стала медленно оседать. Итальянец подхватил ее и усадил на каменную скамью, идущую вдоль галереи в простенках между арками. Княгиня кинулась приводить девушку в чувство. Она-то думала, что поговорит с итальянцем, а потом перескажет все Ингуле в более мягких выражениях. А девушка, оказывается, и по-немецки понимает. Выросла ведь на границе.

– Мне надо идти, госпожа, – тихо заметил Розарио Бочелли, увидев, что молодая панночка открыла глаза. – Меня не должны видеть здесь, рядом с вами. Но прежде я хочу дать вам совет. Никто не сможет освободить вашего рыцаря, если только сам великий магистр не выпустит его. А заставить его могут лишь иноземные рыцари, прибывшие к его двору. Попробуйте обратиться к англичанину. И требуйте освобождения своего рыцаря.

– Погодите, сеньор Бочелли, – воскликнула княгиня, – еще пару минут. Почему вы решили помочь нам? Это опасно для вас.

– Госпожа, – итальянец сверкнул темными глазами, – я служу тевтонским рыцарям, но ненавижу их. Они убили моего брата, замучили в мрачном подземелье. Пошел слух, что он разбирается в ядах, и эти звери решили вытянуть из него нужные им знания. На самом деле в ядах разбираюсь я, но мы никогда не говорили, что приходимся родными братьями. Долго эти изверги терзали его, моего бедного Лоренцо, выпытывая то, чего он не знал. И он не выдержал пыток, умер под руками палача. А я поклялся отомстить им за брата.

– Понимаю, сеньор Бочелли, – задумчиво молвила княгиня. – А что вы попросите за свою помощь?

– Только одно, госпожа, – ответил на это итальянец. – Когда будете уезжать отсюда, возьмите с собой моего маленького сына. Ему всего два года, мать его умерла, и я не хочу, чтобы он вырос среди этих волков лютых, рядящихся в белые плащи. Моя судьба уже решена. Но мой мальчик должен жить на свободе. Возьмите его с собой, умоляю. Его легко спрятать среди ваших женщин. Его зовут Маттео. Маттео Бочелли, – добавил итальянец, уже готовясь уходить.

– Хорошо, – сказала княгиня, – я выполню вашу просьбу, но прежде мне надо вызволить из беды отца этой бедной девушки.

Итальянец тихо исчез, как будто растворился в вечернем воздухе. А княгиня положила руку на голову Ингули и ласково погладила ее.

– Я не знала, детка, что ты понимаешь по-немецки, – сказала тихо. – Но правда все равно выходит наружу. А мы с тобой еще повоюем с этими наглыми немцами. Женщине дано много хитрости взамен силы, что ей не досталась. Мы придумаем, как заставить великого магистра уступить.

Еще сражаясь в Святой Земле, крестоносцы создали себе образ сильных благородных рыцарей, борющихся за христианские ценности и отстаивающих справедливость. Удалившись потом в отдаленные земли и создав здесь свое государство, они старались изо всех сил сохранить добрую славу ордена. И во многих королевствах Европы и правители, и дворянство верили в святую миссию Тевтонского ордена по искоренению язычества среди северных народов. Потому и ехали сюда рыцари, чтобы поднять вместе с тевтонцами меч на противников святого престола. Многие славные рыцари Европы побывали здесь за прошедшие годы. Еще и века не минуло, как проявил свои недюжинные способности прославленный Жан Люксембургский. Он был тогда уже королем Чехии, но всем монаршим обязанностям предпочел сражения во славу европейского рыцарства. Он и погиб в битве, не сложив оружия даже тогда, когда постарел и ослеп. Оруженосцы водили его коня, а он разил врагов, как и раньше, твердой рукой.

Вот и сейчас в столице Тевтонского ордена пребывали два рыцаря из Германских земель, из герцогства Брауншвейг-Вольфенбюттель, один из Королевства Чешского и еще один из далекой Англии. Этот англичанин был самым знатным среди них.

Английский король Генрих IV по прозвищу Болингброк был, видимо, наименее доверчивым из всех европейских монархов. Он сам долгие годы был странствующим рыцарем и побывал не только в континентальной Европе, но и в Палестине. Бывал он и в этих краях, даже участвовал в гражданской войне в Великом княжестве Литовском и в осаде Вильны. Тевтонцам он не доверял, хоть и имел с ними дело. Вот и направил он к великому магистру своего эмиссара. Генри ле Вавасур, лорд Хазельвуд, вел официальные переговоры по поводу новой партии прославленных английских лучников для военных целей рыцарского государства. Но на самом деле он должен был вблизи посмотреть на ситуацию в Пруссии и постараться разведать планы великого магистра в отношении войны с Польшей.

Лорд Генри был уже в летах, но сохранил величественную осанку и подтянутую фигуру. Его седые волосы мало вязались с моложавым лицом и живым блеском глаз, от которых мало что удавалось скрыть. Вот и здесь, в этом могучем немецком замке, только войдя в огромный зал, он сразу заметил благородную женщину в летах, видно, что даму высокого происхождения, и очаровательную девушку рядом с ней. Эта стройная изящная красавица с большими темно-карими глазами напомнила ему молодую лань, и глаза его невольно обращались раз за разом к ней.

Великий магистр Ульрих фон Юнгинген был сегодня настроен весьма благодушно. Он принял княгиню Мазовецкую чуть ли не с распростертыми объятиями, наговорил ей множество комплиментов, не забыл одарить вниманием и юную панну, что была рядом с княгиней.

Этот торжественный прием проходил в Летнем рефектарии Дворца великих магистров. Огромный зал с множеством окон и веерообразным куполом, поддерживаемым единственной колонной в центре, мощной, но не лишенной изящества, потрясал воображение. Как и необыкновенная роскошь убранства самого зала и помещений, через которые проходили гости. Стены Зала конвента были расписаны в изумрудных тонах, что было не просто демонстрацией богатства, но бьющей в глаза роскошью. Ведь зеленая краска, добываемая из очень редких морских моллюсков, стоила баснословно дорого, и далеко не каждый монарх в Европе был в состоянии позволить себе такое.

«И это рыцари-монахи, среди трех главных обетов которых на первом месте стоит обет бедности, – пронеслось в голове у княгини Александры. – Как же от них ожидать соблюдения других обетов?»

Княгиня, женщина умная и наблюдательная, была совершенно права. Да, порядки среди рыцарей, служащих Христу, далеко ушли от тех, что завещали им основатели ордена. Сами рыцари давно уже перестали быть монахами, превратившись в профессиональных воинов со всеми вытекающими из этого последствиями. Рыцари не просто воевали во славу Христа, но заботились в первую голову о собственном благосостоянии, и богатство многих из них было поистине огромным. Достаточно было взглянуть на их рыцарское снаряжение, чтобы понять это. Лучшую в мире миланскую броню мог позволить себе только очень богатый человек. А среди орденских рыцарей она, как и украшения на шлеме из страусиных и павлиньих перьев, была привычным глазу зрелищем. Потому так и рвались сюда со всей Германии молодые сыновья дворянских семей. Здесь открывались для них прекрасные возможности для продвижения вверх и обогащения. Не так давно специальная церковная комиссия пришла к удручающим выводам – братья-рыцари и воевали не за веру, а ради собственного обогащения, и вовсю развлекались охотой, турнирами и… Страшно сказать, но ходили упорные слухи, что в стенах крепости содержится специальный дом с продажными женщинами. Это ли поведение, достойное служителей Господа, коими они по статусу являются? Что думал по этому поводу Папа Римский, не знал никто, но и у него, по-видимому, руки были связаны, прежде всего, экономическими и политическими интересами.