– Я позабочусь о мальчике, клянусь, что выращу его как собственного сына и сделаю из него доброго рыцаря, – пообещал Янек, глядя в эти умоляющие глаза, из которых медленно уходила жизнь.

Второй раз он давал клятву умирающему, принимая на себя его заботы. Сумеет ли сдержать эту? На душе было мрачно.

Оглянувшись назад, Янек увидел, что битва закончена. Раймонд разбирался со сдавшимися в плен венграми, а Ласло кинулся к жене. Ольгица издалека смотрела на отца, и губки ее дрожали.

– Доченька моя, – бросился к ней Янек, – моя малышка! Все хорошо, все хорошо, радость моя.

Он подхватил на руки дрожащее тельце и прижал к себе, успокаивая. Девочка прильнула к сильному отцовскому плечу. Но когда она хотела что-то сказать, ничего не получилось. Судорога сжала детское горлышко, и Ольгица тихонько заплакала.

– Не надо, не плачь, моя маленькая, это пройдет, – ворковал над ней сильный мужчина, а у самого заходилось сердце: а если не пройдет, если ребенок калекой останется?

Опомнились они все нескоро. Посовещавшись, отпустили на все четыре стороны венгров, поклявшихся им самой страшной клятвой быстро убраться в свои земли и забыть о том, что здесь произошло. Похоронили на пригорке, освещаемом вечерним солнцем, несчастного Розарио Бочелли, так и не добравшегося до своей жаркой Италии, перевязали раненых и двинулись в обратный путь, желая поскорее попасть в свои земли. Там уже можно будет передохнуть немного. Ехали молча. Янек держал на руках уснувшую и постоянно вздрагивающую Ольгицу, а Ласло все прижимал к себе свою спасенную жену, которая, как он понял, была для него дороже жизни.

Чем ближе подходили они к Збыховцу, тем мрачнее становился Янек. Зрелище мертвой Ингуш было ему не по силам, и он едва держался. На крыльцо выскочил дядя Войцех, бледный и растрепанный.

– Приехали, – с облегчением произнес он, – слава Господу нашему и Его Пресветлой Матери, приехали!

Он окинул взглядом прибывших – все были на месте, все целы. Потом повернулся к Янеку:

– Ступай скорей, она ждет тебя.

Янек не поверил тому, что услышал. Но поймав взгляд дяди Войцеха, бросился в дом, не разбирая дороги.

– Ингуш, зорька моя ясная, жизнь моя, – воскликнул, увидев в их супружеской постели бледную и похудевшую жену, тянущую к нему тонкие руки.

И, упав на колени перед ложем, вдруг разрыдался, как давно не плакал, с самого детства. Легкая рука легла ему на голову. Он поднял глаза. Это было чудо, настоящее чудо, но Ингуш осталась жива. Потом уже, когда волнение от встречи немного улеглось, она рассказала мужу, как спасла ее старая бабка Теплица, что живет на болотах, как убрала из ее чрева погибшего от удара ножа ребенка, а потом зашила рану. Как отпаивала ее травами и спасала сильно пахнущими мазями.

– Это был мальчик, Янек, сын, – не выдержав, разрыдалась она, – и больше детей у меня не будет. Все. Это конец.

– Не надо так убиваться, сердце мое, – уговаривал ее муж. – Главное, что ты со мной, ты жива. А дети у нас есть, двое, хватит. Надо их поднять. Ольгица вон дар речи потеряла от страха. А Матек теперь совсем наш, навсегда. Его отец в схватке с этим сумасшедшим венгром погиб.

Глаза Ингуш прояснились. Тревога за детей отодвинула собственную боль. И она поверила, что они справятся с тем, что случилось. Рядом с Янеком она сама становилась сильнее. Они справятся.

Когда Янек вышел на порог, то увидел, что и Раймонд со своими людьми, и Ласло уже уехали. Они правильно поняли, что ему сейчас мешать не надо. Но дядя Войцех все еще стоял на крыльце с Ольгицей на руках и что-то ей нашептывал, а рядом крутился малыш Матек. Увидев Янека, мальчик округлил от удивления глаза, а потом радостно завизжал и кинулся к нему.

– Папа приехал, – сверкая черными глазенками, повторял он, – мой папа приехал.

Янек подхватил его на руки и прижал к себе. Теперь только он и остался в ответе за этого малыша, поскольку его родной отец лег негаданно в венгерскую землю. А он поклялся вырастить и воспитать мальчика, как родного.

– Да, сынок, твой папа вернулся с войны и теперь будет с тобой, – он улыбнулся малышу.

– А меч мне покажешь, которым на войне дрался? – Глазенки разгорелись еще ярче.

– Обязательно покажу, сынок, – успокоил он ребенка, – и еще тебе маленький меч сделаю, для начала деревянный. Ты у нас рыцарем станешь, когда вырастешь.

Восторгу маленького Матека не было границ. А тут и Ольгица зашевелилась на руках у деда Войцеха, как она его называла.

– А я?

Говорить ей было еще трудно, но Янек очень надеялся, что дома, рядом с матерью и братиком, к которым она уже успела привыкнуть и привязаться, девочка быстро восстановится и снова будет щебетать, как раньше.

– А ты моя любимая доченька, – ласково произнес он.

И забрав девочку из рук дядюшки, так и пошел в дом, с двумя малышами на руках и расплывшейся на губах улыбкой. Все же повезло ему, крепко повезло. Он остался жив в страшной битве с железной тевтонской силой, сумел победить злобного венгерского рыцаря и вернуть свою дочь и застал дома живую Ингуш. Конечно, она ранена тяжело, и нужно время, чтобы она поднялась на ноги. А ему предстоит еще ей о смерти отца рассказать. Но она сильная женщина, его жена, она справится, а он ей поможет. Больно, конечно, что своего сына у него уже не будет, но он эту боль одолеет, Матек-то у него есть, пусть неродной, но наследник. А ему надо благодарить Господа за то, что имеет, и не гневить его понапрасну. Слишком много обделенных радостью людей появилось нынче в их землях. Им помощь Господа нужна больше, чтобы раны свои душевные залечить.

Новоявленному рыцарю Ласло и ехать далеко не надо было. Не спуская Данельку с рук, он двинулся к своему маленькому поместью. И поскольку теперь стал настоящим рыцарем, да еще опоясанным самим королем, имел право дать название своим владениям. Думал он недолго. В голове всплыло название – Ернц. Значит, так и будет. И пускай дом у него небольшой и людей маловато, он будет трудиться не покладая рук, но для любимой женщины и их будущего ребенка поставит на своем участке настоящие хоромы.

Раймонд де Клер, оставив в Збыховце оглушенного радостью побратима и распрощавшись с Ласло, поспешил в свои владения. Он, конечно, послал весточку домой, что остался цел после завершения битвы, и Ясенка ждет его. Но как же он сам соскучился по ней и детям. Вот ведь, жизнь какая. В битвах и драках время летит быстро, а дети тем временем без отцов подрастают. Старшенькому его, Збышеку, уже четыре исполнилось, а Филиппу три. Они погодки, его славные мальчишки, радость и гордость отца. А малютка Ядвига, что сердце отцовское с первого взгляда пленила, уже должна бы встать на ножки, ей ведь второй годик пошел. Отцовское сердце таяло, когда он думал о своих детях, и трепетало при мысли о встрече с женой, ее теплых губах и горячих объятиях.

Когда утром третьего дня отряд бургундского рыцаря въехал в его владения, сердце Раймонда вдруг пропустило удар, а потом заколотилось в груди, как колокол. Ворота поместья, всегда запертые и хорошо охраняемые, стояли распахнутые настежь, а во дворе сновали туда-сюда взволнованные люди. Забыв обо всем, рыцарь рванулся вперед и влетел во двор. Здесь случилось что-то страшное, но что именно, он понять не мог. Потом увидел Ясенку. Заплаканная и растрепанная, чего не позволяла себе никогда, жена стояла на крыльце и заламывала руки. Рядом няни крепко держали за руки обоих мальчиков, притихших и перепуганных. Однако нигде не было видно малышки Ядвиги.

Соскочив с коня, Раймонд де Клер подбежал к жене. Увидев его, Ясенка горько всхлипнула и упала ему на грудь. Сказать она не могла ничего, слезы душили ее, горло сжало. Хозяин поместья оглянулся вокруг и увидел старого управителя. Тот, сам расстроенный крайне, сумел все же рассказать, что случилось в поместье этой ночью.

Накануне вечером, уже перед закрытием ворот, к ним приехал на едва живой кляче бенедиктинский монах, мужчина средних лет, довольно тщедушный. Он пожаловался на трудности пути и крайнюю усталость и попросился переночевать. Глядя на него, легко можно было поверить, что он едва держится на ногах. Монаха накормили и дали ему удобное место для отдыха. А утром, когда все принялись за свои привычные дела, обнаружилось, что монах из поместья исчез, а вместе с ним исчезли нянька и маленькая Ядвига. Во все концы были разосланы люди, но пока утешительных известий нет.

Рыцарь собрался уже послать в погоню своих воинов, которые, несмотря на крайнюю усталость, готовы были вновь кинуться в водоворот событий. Но вдруг в воротах показался один из охранников, очень толковый воин Юрась. Поперек седла его лежало тело, похоже, женское. Подъехав ближе, воин соскочил с коня и положил тело на землю. Все ахнули. Это была нянька несчастного ребенка, безжалостно убитая жестокой рукой, – ей просто свернули голову, как цыпленку.

– Там, где я нашел тело девушки, много следов, – хмуро сказал Юрась. – Не меньше пяти или шести лошадей. Люди стояли лагерем довольно долго. Есть следы от костра и от места ночевки. Но это и все. Дальше следы теряются на большой дороге, которая в одну сторону ведет к Плоцку, а в другую уходит на север. И куда подались злодеи, понять невозможно.

Сердце отца сжалось. Теперь он понял, что злобный зверь Стефан Лаци и его не оставил без внимания. То-то он и не смотрел на него, уверенный, что свою долю мести бургундец получит. И что теперь делать? Где искать малышку? Жива ли она еще?

Первым делом Раймонд де Клер послал гонцов к побратиму, прося у него помощи в своем горе. А сам обратился за советом к местному ксендзу, который частенько бывал в поместье и хорошо знал местных жителей. Ксендз был человеком старым и мудрым, много повидал на своем веку.

– Не спешите предаваться отчаянию, пан де Клер, – попытался он утешить несчастного отца. – Вряд ли найдется в христианском мире злодей, способный убить малого ребенка. А если девочка жива, мы постараемся найти ее следы.