«С ним что-то стряслось! — поняла она в ужасе. — Он болен… Он ранен на дуэли… Произошло нечто страшное…»

Окликнув носильщика, Елена Павловна велела найти извозчика, и, подгоняя мужика, быстро пошла за ним следом. Ноги ее не слушались, но она заставляла себя торопиться — вдруг еще успеет застать Владимира живым, спасти его. Ей уже мерещилось его бледное, заострившееся лицо на белоснежной подушке, исхудавшие руки на одеяле… Только бы успеть! Никто, кроме нее, не сможет ему помочь.

Кусая губы до крови, Елена забралась в экипаж, велела извозчику гнать что есть мочи. Забившись в угол, она попыталась успокоить себя тем, что Владимир мог просто не получить ее телеграмму и, следовательно, не знать о ее приезде. Такого до сих пор не случалось, почта приходила исправно, но ведь какое-то объяснение есть тому, что муж не встретил ее! Пусть уж лучше это будет вина почты, чем какая-то страшная болезнь…

Всю дорогу до дому Елена Павловна нервничала и то стягивала перчатки, потому что ей становилось невыносимо жарко, то снова надевала, вспомнив о приличиях. Желанная встреча с родным Петербургом, что так долго грезилась ей, была скомкана. Графиня Петровская не замечала ничего и никого вокруг, не искала, как раньше, знакомые лица и экипажи… Она могла думать только о том, что извозчик преступно нетороплив, а между тем Владимир… «Ах нет! — пугалась она самых страшных предположений. — С ним ничего не может случиться!»

В дом она вбежала, даже не позаботившись о вещах. Показавшийся ей слегка напряженным старый дворецкий встретил ее внизу:

— Госпожа графиня! Мы счастливы приветствовать вас!

— Где Владимир Иванович? — резко оборвала его Елена Павловна. — Что с ним? Он болен?

— Никак нет-с. Владимир Иванович находятся в полном здравии.

У нее отлегло от сердца. Сразу ощутив дрожь в ногах, графиня опустилась на стул, стоявший в холле.

— Ну, слава Богу! Что же тогда? Вы не получили мою телеграмму?

— Получили-с. Только вот… — дворецкий замялся.

— Ну же, Ферапонт! Что случилось?

— Господин граф еще не изволили прочитать эту телеграмму.

Елена опять обмерла:

— То есть как? Его не было дома? Погоди, когда же я отправила телеграмму? Да еще третьего дня! И ты хочешь сказать, что Владимир Иванович за это время не появился дома?

— Так ведь господин граф… уже три месяца как в Дубровке изволят жить, — запинаясь, произнес дворецкий.

Слуги побаивались Елену Павловну. Она никогда не отличалась тем демократизмом, который в муже ей казался чрезмерным. Нельзя же, в самом деле, относиться к челяди как к равным! А граф Петровский мог запросто поболтать с тем же Ферапонтом, который помнил его еще мальчиком. Или начать по-дружески расспрашивать кухарку, чем она предполагает удивить гостей на званом обеде. Елена и сама интересовалась этим, чтобы в качестве хозяйки не ударить лицом в грязь, но не таким же панибратским тоном! Она частенько выговаривала за это мужу, но делала это так любовно, — а иначе и не могла к нему обращаться, — что, наверное, поэтому Владимир и не осознавал до сих пор, как нелепо выглядит со стороны его поведение со слугами.

Слова дворецкого словно громом поразили ее:

— В Дубровке? Да ты не ошибаешься ли?

«Почему я ничего не знала об этом? — пробежала тревожная мысль. — В своих письмах он ни словом не обмолвился о том, что отправляется в поместье… Более того, уже не первый месяц живет там, судя по словам этого старого идиота. Что все это значит? Из любого его письма следует, что он находится в Петербурге. Почему Владимир скрывал от меня, что уехал в Дубровку?»

— А как же он получал мои письма? — спросила она требовательно. — Значит, он все же бывал здесь?

— Никак нет-с, — опять залепетал старик. — Наш Тимошка отвозил их Владимиру Ивановичу… господину графу. А потом ответные послания привозил и отправляли отсюда… И телеграмму-то он увез, так ведь два дня пути… Виноваты мы, госпожа графиня, воля ваша.

Не обратив внимание на это признание, Елена беспомощно пожала плечами:

— Но что он делает в Дубровке один?

Ответа от слуги ей не требовалось. Да и что Ферапонт мог знать?

Поднявшись к себе, Елена велела приготовить ванну, чтобы смыть дорожную пыль и подумать в уединении, как поступить дальше. Она нисколько не сомневалась, что нужно немедленно, сегодня же отправляться в Дубровку, но что ей предстоит там обнаружить? Ее воображение рисовало картины одна страшнее другой, однако Елена Павловна еще пыталась успокоить себя внушением, что мужу просто захотелось уединения. Он слишком тосковал по ней здесь, в Петербурге… А в деревне — покой и нега, можно часами сидеть в саду, слушая пение птиц и шорохи деревьев, и мечтать о том времени, когда они опять будут вместе. Да, без сомнения, так и есть. Владимир ждет ее в их уютном гнездышке на лоне природы. Но почему же он не предупредил ее об этом?

Елена быстро нашла объяснение: муж не хотел, чтобы она догадывалась о его тоске, о том, как тяжело ему дается ее отсутствие… Ведь ей нужно было пройти полный курс лечения, прерывать его было нельзя. Так зачем же попусту беспокоить ее? Елена благодарно улыбнулась: в этом весь он — заботливый и щепетильный, всегда тонко чувствующий малейшие нюансы!

Горничная помогла Елене Павловне освободиться от дорожного платья и унесла его в чистку. Погрузившись в теплую ванну, Елена блаженно закрыла глаза. Все родное, свое… Как не хочется снова пускаться в путь! Но желание поскорее увидеть Владимира было сильнее усталости. Сейчас она пообедает и велит запрягать лошадей. Нужно только проверить, все ли в доме идет своим чередом, не напортачили ли слуги в ее отсутствие? Этим олухам нет веры, они самое отлаженное дело могут испортить. Елена Павловна с радостью бы обходилась без помощи этих глупых существ, если б все вокруг могло происходить без их участия. Но даже чтобы одеться, ей требовалась помощь. И чтобы уложить волосы.

Когда подали обед, Елена Павловна откушала в одиночестве, ощущая, как с каждой минутой тоска по мужу становится все острее и невыносимее. И ей явственно виделось, как Владимир мечется по их большому дому в Дубровке, изнемогая от ожидания. Нет бы ей послать телеграмму хотя бы за неделю! Он успел бы приехать и встретить ее. А теперь как бы не разминуться в пути…

Елену не на шутку встревожила эта мысль, и, отправляясь в дорогу, она велела слугам, чтобы передали графу, если они действительно разминутся, чтобы ожидал ее в Петербурге. Все равно ему уже пора возвращаться. Осень на дворе…

* * *

Как ни странно, на подъездах к Дубровке дыхание осени еще совсем не ощущалось. И те самые дубы, что дали название этому месту, и липы, и вязы — все еще зеленело вокруг, радуя глаз. И день, в который Елена Павловна добралась до поместья, выдался совершенно летний: небо сияло прозрачной синевой, солнце мягко пригревало, а птицы захлебывались от восторга, кажется, и не подозревая, что совсем скоро им предстоит покинуть насиженные места. Словом, все вокруг радовалось жизни так откровенно, что и Елена повеселела. Едва не подпрыгивая от нетерпения, она то и дело вытягивала шею, чтобы увидеть вдали усадьбу, и, когда показался их большой белый дом с колоннами, ахнула от радости. Она высматривала Владимира, который в любую секунду мог выбежать ей навстречу, но пока его не было видно.

Поглядевшись в маленькое зеркальце, графиня быстро привела в порядок лицо, вытерла салфеткой дорожную пыль, освежила кожу, поправила прическу. После столь долгой разлуки ей хотелось предстать перед мужем красавицей. И ее отражение говорило, что именно такой Владимир и увидит ее. Улыбнувшись, Елена Павловна спрятала зеркало, и опять с нетерпением вгляделась в окна дома. Ей показалось странным, что никого не видно поблизости.

Не оказалось дворовых и у крыльца… Повторялось все то, что сразило Елену в Петербурге: никто не встречал ее, муж не выбежал навстречу.

Собрав в кулак всю волю, Елена Павловна приказала себе не выдавать паники, что бы ее ни ожидало здесь. В любой ситуации, она должна сохранить лицо… «В какой еще ситуации? — защемило сердце. — Что могло тут произойти?»

Войдя в дом, Елена Павловна столкнулась со служанкой, которая почему-то испуганно охнула, завидев хозяйку.

— Эй, как тебя там, — позвала графиня. — Сообщи графу Владимиру Ивановичу о моем приезде.

Быстро поклонившись, девка хотела ускользнуть, но Елена спохватилась:

— Хотя нет, постой. Где граф?

— Они изволят почивать, — пролепетала служанка.

— В такое время? — удивилась Елена Павловна. — Да здоров ли граф?

— Они-с здоровы…

— Да что ты там шепчешь? Ладно, ступай прочь.

Она сама поднялась в спальню, прислушиваясь к взволнованно колотившемуся сердцу. Сейчас она увидит своего любимого, своего дорогого мужа…

Тихонько, чтобы не разбудить Владимира, она открыла дверь спальни, крадучись сделала несколько шагов, и… остолбенела. Ей показалось, что земля уходит из-под ног, но Елена не вскрикнула, не пошатнулась. Оцепенев, отказываясь верить тому, что видит, она во все глаза смотрела на мускулистую спину мужа, который, навалившись сверху, занимался этим с… другой женщиной. Оба были совершенно обнажены, даже ночные сорочки на них отсутствовали. Ступни бесстыдно раскинутых, смуглых ног женщины показались Елене неправдоподобно маленькими, будто Владимир занимался любовью с совсем еще девочкой. Но пышная грудь, которую он ласкал и руками, и ртом, выдавала в ней вполне оформившуюся женщину. Ее темные волосы разметались по белоснежной подушке, а лица Елене не было видно, как, собственно, и тела, которое муж закрывал собой, будто защищая. Но что-то подсказывало, что эта женщина очень молода…

Сколько прошло времени с того момента, как Елена вошла в спальню? Как долго она смотрела на то, как ее муж, хрипло, постанывая от наслаждения, упивается телом другой женщины? Почему она сразу не остановила их, а дождалась, когда они разом вскрикнут от телесного восторга, и тело Владимира обмякнет, расслабленно прижмется к той, которая не имела никаких прав делить с ним удовольствие? Не издав ни звука, Елена Павловна дождалась, пока ее муж в изнеможении откинется на соседнюю подушку, предоставив ей лицезреть тело юной девушки, в которой графиня сразу признала простолюдинку.