Хари Апте - Тайна раджи

— Не может быть! — воскликнул пораженный Бхагураян. — Хираньягупта? Это невероятно. Ведь он самый преданный из приближенных министра. Я догадываюсь, что это ваших рук дело.

— Видите ли, — проговорил Чанакья, — существует много способов заставить таких людей служить твоим целям. Министр, желая знать, что происходит в доме Мурадеви, попытался склонить на свою сторону Суматику, но та, вместо того чтобы стать союзницей министра, сделала предателем Хираньягупту, этого самого близкого Ракшасу человека. Теперь Суматика с его помощью исполнит то, что я скажу. Даже трудно себе представить, на что способны мужчины ради денег и красивой женщины.

— Что говорить! — продолжал брахман. — Суматика сумела обворожить Хираньягупту. Он вертится подле нее, как преданный пес. Через его руки идет вся переписка Ракшаса, печать министра тоже хранится у него. Я подготовлю письмо Парватешвару, и Хираньягупта поставит на нем печать. Все трудности по доставке письма беру на себя. Но могу ли я рассчитывать на вашу поддержку? Дело в том, что такие люди, как Хираньягупта, не особенно надежны и полагаться на них не следует. Сейчас нам нужно действовать как можно быстрее. Ракшас попался в сеть, которую я расставил с помощью Суматики. Воображаемые опасности не дают ему покоя, он думает только о спасении своего повелителя. Если у Ракшаса появится хоть малейшее подозрение, положение может крайне осложниться. Пока он ни о чем не догадывается, мы должны опередить его. Хираньягупта сейчас на нашей стороне, он сделает все, что требуется. Могу представить себе, как обрадуется Парватешвар, когда получит такое письмо. Так как же? Если вы согласны и решили бороться за правое дело, я начну действовать. Если нет, то, в конце концов, я ведь нищий брахман и у меня нет корыстных целей. Я уйду в пустынь и буду молиться. Но я считаю, что мы должны бросить вызов Ракшасу и доказать всем нашу верность истине и справедливости.

— То, что думаете вы, думаю и я, благородный Чанакья, — ответил Бхагураян. — В тот день, когда вы рассказали мне о Чандрагупте, я дал себе клятву впредь поступать так, как вы советуете. Ведь я ваш ученик. Мне всегда становится легче, когда я делюсь с вами своими мыслями. Я во всем согласен с вами. Делайте то, что считаете нужным, а я буду следовать вашим указаниям.

Бхагураян говорил взволнованно и убежденно, и это понравилось Чанакье. «Его нужно использовать. И как можно быстрее, — подумал брахман. — Этого человека только стоит втянуть, и он уже не сможет выкарабкаться».

В тот же день Чанакья позвал Хираньягупту и в присутствии Бхагураяна написал от имени Ракшаса письмо Парватешвару, которое отослал с монахом Сиддхартхаком, ставшим к тому времени его верным другом. Со дня отправления письма Чанакья и Бхагураян думали только о том, что ответит Парватешвар, и о дальнейшем ходе событий.

В письме было подчеркнуто, что ответ следует отправить только с тем, кто доставит послание, ибо никто не должен знать о тайных сношениях между двумя сторонами.

«Вы сами знаете, насколько сложна обстановка, — говорилось в письме. — Поэтому я и посылаю буддиста: ведь эти странствующие монахи могут ходить везде, и никому в голову не придет, что они занимаются политикой и шпионят. Сиддхартхак — верный человек, ему можно полностью доверять». Далее в письме предлагалось напасть на Магадху.

Теперь Бхагураян каждый день приходил к Чанакье и высказывал догадки о судьбе письма и возможном ответе Парватешвара. «Когда корабль спущен на воду, — говорил военачальник, — его нужно вести вперед. И мы не должны утонуть, мы должны достичь цели». Он гордился собой, чувствуя уверенность в своих силах. Беседы с Чанакьей не прошли для него даром.

Между тем брахман все время думал о клятве Мурадеви. Он хотел, чтобы раджа был убит с ее помощью, но понимал, какие трудности с этим связаны. Приходилось держать Ракшаса в постоянном страхе и напряжении. Ведь стоило министру опомниться и заподозрить истинную опасность, как все их замыслы могли бы провалиться. Чанакья до сих пор не говорил Бхагураяну об этой клятве, но долго оставлять его в неведении было нельзя — приближалось время решительных действий.

Ракшас не подозревал о готовящемся заговоре. Министр всегда обо всем был прекрасно осведомлен, кроме того, он был необычайно предусмотрительным человеком. Но, когда в течение долгого времени не происходит никаких событий, случается, что мы становимся менее бдительными, чем следует. Именно так произошло с Ракшасом. Министра беспокоило только одно — образ жизни Дханананда. Он не придавал большого значения тому, что Дханананд не занимается государственными делами, но его крайне огорчало, что раджа дни и ночи веселится и почти не покидает дворца Мурадеви. Ракшас не допускал и мысли о том, что кто-либо из соседей отважится напасть на Паталипутру. Он был совершенно уверен, что, до тех пор, пока сам он находится здесь, на своем посту, соседние правители и шагу не ступят в пределы Магадхи. Ракшас был равно убежден и в том, что, раз он стоит у кормила правления, ни один враг внутри государства не посмеет поднять голову. И, когда Суматика намекнула, что Мурадеви что-то замышляет против раджи, это поразило его и крайне обеспокоило. Ракшас тотчас отправился к Дханананду и сообщил ему тревожную новость. Каково же было удивление министра, когда он увидел, что его слова не произвели должного впечатления и раджа подозревает не Мурадеви, а кого-то другого. Однако Ракшас недолго удивлялся.

«Ведь Мурадеви, — думал он, — делает все возможное, чтобы раджа ничего не заподозрил. По-видимому, все ее усилия направлены на то, чтобы подозрение вызывал другой. И если это действительно так, то она добилась успеха». Теперь министр начал пристально следить за Мурадеви. Все остальное стало ему безразлично. Чандрагупта больше не вызывал у него опасений.

«Если Чандрагупта останется в городе, то у Сумальи будет товарищ, — говорил себе Ракшас. — После письма раджи киратов удалять его нет необходимости. Пусть остается».

Ракшас решил прекратить наблюдение за Чандрагуптой. Он подумал, что если молодые люди станут друзьями, то вдвоем им легче будет дать отпор чужеземцам.

Итак, нападение врага или мятеж Ракшас считал невозможным; единственной угрозой, думалось ему, была Мурадеви. Министр решил действовать. Если бы дело касалось простого смертного, затруднений не возникло: такого человека можно хорошенько припугнуть, отправить в тюрьму или в крайнем случае уничтожить. Но здесь эти средства не годились, и Ракшас был очень обеспокоен: он видел, что раджа без памяти влюблен в Мурадеви.

И вот однажды, когда министр, по обыкновению, думал о том, как избавить раджу от чар этой женщины, появилась Суматика, судя по всему чем-то очень взволнованная.

— Господин, — сказала она без обычного приветствия, — защитите меня. Я в отчаянии.

— Не бойся, Суматика, — ответил Ракшас. — В моем доме ты в безопасности. Расскажи, что случилось.

Но Суматика была так напугана, что долго не могла произнести ни слова. Ракшас, видя, что, пока она в таком состоянии, от нее ничего не добьешься, решил дать ей успокоиться. Суматика была похожа на лань, которая, спасаясь от тигра, забралась в чащу и пугливо озирается по сторонам. Министр между тем старался угадать причину ее страха.

— Это ужасно, господин, — проговорила наконец Суматика. — Моя госпожа узнала, что я сообщаю вам обо всем, что происходит в ее доме. Теперь неважно, кто это сказал, хотя, кроме Хираньягупты, я никого у вас не видала. Но это сделал не Хираньягупта, он даже не встречается с Мурадеви. Но как все-таки госпоже стали известны наши беседы? Именно теперь, когда я вот-вот должна была разведать план убийства раджи! Все погибло! Она знает, что я хожу к вам, и хочет отомстить. Что мне теперь делать? Во всем виновата я сама. Я предала свою госпожу и расплачиваюсь за это. Если бы я не послушалась вас, ничего бы этого не случилось. Но раз уж я служу вам, у меня нет другого защитника.

— Не бойся, — повторил Ракшас. — Расскажи мне все, что ты узнала. Нужно спасать жизнь раджи. И я найду выход.

— Мне кажется, вы не успеете. Я думаю… — сказала Суматика и замолчала. На лице ее был написан ужас. — Я уверена, — начала она снова, — что через несколько дней…

Суматика не договорила, и Ракшас увидел, как она вздрогнула.

— Что ты хочешь сказать? — почти крикнул министр. — Что случится через несколько дней?

— Мне кажется, — проговорила Суматика, — что не так девушка хочет выйти замуж, как Мурадеви хочет стать вдовой.

— Оставь свои загадки. Говори ясней! — приказал министр.

— Сейчас это невозможно. Я сама не знаю точно, — ответила Суматика.

— Суматика, — проговорил Ракшас, — если ты почитаешь махараджу и хочешь сохранить его жизнь, возвращайся обратно. Постарайся любым способом умилостивить свою госпожу и снова войти к ней в доверие.

— Хорошо, господин, я пойду, — печально сказала Суматика, — но меня сразу посадят в тюрьму. Они, конечно, решили, что верить мне больше нельзя. Я предупредила вас. Теперь будьте настороже.

Ракшас пытался из слов Суматики составить хоть какое-то представление о том, что происходит, но безуспешно. Все было слишком отрывочно и неопределенно.

«В чем же дело? — размышлял министр. — Что все это может означать?»

Ракшас чувствовал беспокойство и неуверенность. Было известно, что радже в ближайшие дни грозит опасность и что опасность эта исходит от Мурадеви. Но какая польза от таких расплывчатых, ничем не подтвержденных сведений? Тщетны были все попытки Ракшаса узнать подробности. Суматика не могла сказать ничего вразумительного. «Возможно, она действительно не знает, — думал министр, — или так напугана, что не решается говорить».

Ракшас испытывал к себе отвращение потому, что он, такой дальновидный, такой опытный политик, теперь, когда жизни раджи угрожала опасность, оказался совершенно беспомощным.