Я посмотрела на тонкую и гибкую фигурку Мэри-Джейн и решила, что ей не составит труда пролезть в отверстие между досками.

— Полезайте вниз, Мэри-Джейн, — сказала я. — Я вам передам свечу, и вы просто оглядитесь там и скажете мне, что там видно.

Она слегка побледнела, но я знала, что показаться трусихой она ни за что не захочет, и была права, потому что после секундного колебания она спустила ноги в отверстие и проскользнула между досками. Как только ее ноги оказались на верхней ступеньке, я передала ей свечу.

Осмотревшись, она сказала:

— Здесь как будто комната — большая такая, только очень уж здесь холодно.

— Ну, посмотрите еще минутку и назад, — велела я ей. — А потом мы все-таки попробуем найти вход со стороны аббатства.

Некоторое время после этого было тихо, и я заглянула в отверстие. Мэри-Джейн медленно спускалась по ступеням, и я окликнула ее, призывая быть осторожной.

— Не волнуйтесь, мадам, — ответила она, — тут крепкие ступени.

Я снова услышала ее голос, только когда она добралась до конца лестницы.

— Я вижу свет в конце коридора — там, должно быть, и есть выход наружу. Я быстренько сбегаю туда и посмотрю.

У меня бешено заколотилось сердце. Мне так хотелось вместе с Мэри-Джейн оказаться внизу и самой все увидеть, но я боялась оступиться и упасть с каменных ступеней, ведущих вниз. Я обернулась и посмотрела через плечо. У меня все время было такое чувство, словно за мной кто-то наблюдает. Однако на галерее никого кроме меня не было, и во всем доме стояла тишина.

Снизу снова раздался голос Мэри-Джейн.

— Я тут кое-что нашла, мадам.

— Я вас не вижу. Где вы?

Ее голос был еле слышен.

— У меня чуть не погасла свеча, мадам.

— Сейчас же возвращайтесь, Мэри-Джейн. Захватите то, что вы нашли, если можете это поднять, и идите сюда.

— Но, мадам…

— Немедленно возвращайтесь, — приказала я. Через минуту-другую я наконец увидела внизу огонек свечи и вздохнула свободнее.

Вскоре Мэри-Джейн появилась на ступеньках каменной лестницы, держа в руке свечу и сжимая что-то под мышкой. Она протянула мне вверх свою находку, и я тут же поняла, что это была монашеская ряса. Я приняла от Мэри-Джейн ее свечу, и через секунду она уже выкарабкалась из отверстия между досок и оказалась рядом со мной.

— Я испугалась, когда вы исчезли из виду, — сказала я.

— Я вообще-то сама там тоже не очень-то храбрилась. Аж дрожь пробирала!

— Вы действительно дрожите, Мэри-Джейн. Вы закоченели!

— Да, там холодно, прямо жуть. Но зато я нашла рясу!

— Пошли скорее ко мне, а то нас еще кто-нибудь здесь застанет.

Мы опустили на место доску в полу стенного шкафа так, чтобы не было заметно, что ее трогали, завесили шкаф гобеленом и, взяв рясу, пошли в мою комнату.

Когда мы вошли, Мэри-Джейн набросила на себя рясу, и меня передернуло.

— Снимите ее сейчас же, — сказала я. — Мы должны подумать, как ее сохранить. Теперь, если кто-нибудь опять посмеет сказать, что у меня видения, потому что я теряю рассудок, мы им сможем доказать, что это никакие не видения.

— Может, нам лучше сразу показать кому-нибудь эту рясу?

Еще накануне я бы ответила: «Да, мы покажем ее мистеру Редверсу». Но теперь я уже не могла этого сказать. Саймону я больше уже не доверяла, а уж если я не доверяла ему, то никому другому и подавно.

— Нет, Мэри-Джейн, пока мы никому ничего не скажем, — сказала я. — Мы спрячем наше доказательство в моей спальне. Я запру его в своем гардеробе, чтобы никто его не украл.

— Ну, а что же дальше, мадам?

Я взглянула на часы и увидела, что было уже семь.

— Пока что вы лучше идите, потому что вас могут хватиться. Я снова лягу в постель, и вы мне как обычно принесете завтрак. Воду для мытья принесите пораньше. Ну, а я тем временем подумаю, что мне делать дальше.

— Да, мадам, — сказала она и вышла.

* * *

Через некоторое время ко мне зашла Рут, чтобы узнать, как я себя чувствую.

— У вас по-прежнему усталый вид, — сказала она. — Вчерашний день оказался для вас слишком утомительным.

— Это правда, — согласилась я.

— Тогда я бы на вашем месте не выходила из комнаты. Всех гостей я возьму на себя, а вы как следует отдохните и, если к вечеру вам будет лучше, то спуститесь к ужину. Вечером мы никого уже не ждем, будут только свои. Саймон и Хейгэр уезжают завтра рано утром. Их карета всегда приезжает за ними ровно в девять тридцать на утро после Дня подарков.

— Да, я с удовольствием посижу у себя сегодня, — сказала я.

Таким образом, я весь день провела в своей комнате, лежа на кровати и в который раз обдумывая все, что произошло со времени моей первой встречи с Габриэлем и Пятницей. Да, Габриэль понимал, что кто-то пытался его убить среди развалин аббатства, и ему было страшно. Он надеялся, что я помогу ему избавиться от этого страха. Потом был этот вечер накануне его гибели, когда Пятница почуял кого-то в коридоре и залаял. Если бы не он, Габриэль погиб бы уже в ту ночь. Понятно, что Пятницу убрали, чтобы он опять не помешал подстеречь Габриэля. Сара все это знала и потому изобразила на своей вышивке. Как бы узнать, что ей еще известно? Итак, Габриэль был убит, а я не представляла никакого интереса для убийцы, пока не выяснилось, что я жду ребенка. План выдать меня за сумасшедшую, должно быть, возник, когда доктор Смит рассказал Рокуэллам, что в Уорстуисле якобы содержится моя мать.

Чей же дьявольский ум породил эту цепь злодейств? Я не думала, что конечной целью было отправить меня в Уорстуисл, скорее другое: внушить мне самой и другим, что у меня помутился рассудок и тем самым толкнуть меня на самоубийство еще до рождения ребенка.

«А почему, собственно, я думаю об этом плане в прошедшем времени, — спросила я себя. — Что сделает мой потенциальный убийца, обнаружив исчезновение рясы из своего тайника?» Не исключено, что он решит, что настало время действовать, не откладывая.

Я так и не знала, что мне делать. Вернуться в Глен-хаус? Но как я могла это сделать незаметно? А объявив о своем решении, я могла спровоцировать убийцу на немедленные действия. Так или иначе я была уверена, что он сделает все, чтобы не выпустить меня из этого дома.

Я снова подумала о том, кто это мог быть. Люк? Саймон? Нет, я старалась прогнать от себя мысли о Саймоне. Это Люк, внушала я себе, Люк. И Дамарис с ним заодно.

Дамарис! Но ведь только вчера я узнала правду о том, как обстоит дело между Дамарис и Саймоном!

Мои мысли носились по кругу, как мышь, попавшая в клетку. Я нашла рясу, я должна была бы радоваться, и я бы радовалась, если б могла этим поделиться с Саймоном…

Но чем я вообще теперь могу поделиться с Саймоном? Я поймала себя на мысли, что снова, как тогда у колодца, повторяю заветное желание: «Только бы не Саймон, Господи, только бы не Саймон!»

* * *

Ужинала я вместе со всей семьей. Саймон был очень предупредителен и, казалось, обеспокоен моим самочувствием. Я же, хоть и старалась, чтобы он не заметил перемены в моем отношении к нему, сама ощутила, что в моем тоне появился невольный холодок. За ужином, который был, как и накануне, накрыт в холле, Саймон сидел рядом со мной.

— Я очень огорчен тем, что не смог провести с вами сегодняшний день. Я надеялся, что мы с вами и с бабушкой поедем вместе кататься.

— Разве сегодня не было бы для нее слишком холодно?

— Возможно, но она ни за что не признала бы это. Она тоже очень огорчилась.

— Тогда вам надо было поехать, пригласив кого-нибудь вместо меня.

— Вы же знаете, что это было бы совсем не то.

— Может быть, Дамарис захотела бы с вами поехать.

Он засмеялся и, понизив голос, сказал:

— Я хотел вам кое-что в связи с этим рассказать.

Я вопросительно посмотрела на него, и он добавил:

— Потому что вы и так наверняка заметили. Иногда приходится идти к цели обманным путем.

— Вы говорите загадками.

— Что ж, это вполне уместно. Нам ведь как раз и надо с вами разгадать загадку.

Я отвернулась, потому что мне показалось, что к нашему разговору прислушивается Люк. К счастью, тетя Сара снова начала громкий рассказ о том, как праздновалось Рождество в годы ее юности, и, хотя это было повторением ее вчерашних воспоминаний, она была явно настроена на то, чтобы никто не пропустил из них ни слова.

После ужина мы все перешли в гостиную на втором этаже. Гостей в этот раз не было. Я села рядом с сэром Мэттью и проговорила с ним весь остаток вечера, хотя и видела, что Саймона это выводит из себя. Так и не дав ему возможности со мной поговорить, я довольно рано ушла к себе. Минут через пять после того, как я оказалась в своей комнате, в дверь постучали.

— Войдите, — крикнула я, и в комнату вошла Сара.

Она одарила меня заговорщицкой улыбкой и зашептала, словно пытаясь оправдать свое неожиданное вторжение:

— Ты же хотела узнать, вот поэтому я и пришла…

— О чем вы?

— Я начала заполнять пустоту.

Я вдруг вспомнила наполовину законченный гобелен, который мне показывала Сара, и сообразила, о чем речь.

— А можно я посмотрю? — спросила я.

— Конечно, потому я и пришла. Ты пойдешь со мной?

Я с готовностью встала и вышла вслед за ней в коридор. Тут она приложила палец к губам:

— Тихо, не надо, чтобы они нас услышали. Они все еще в гостиной.

Мы поднялись по лестнице и прошли по коридору в ее крыло дома. Здесь было очень тихо, и я вдруг задрожала — то ли от холода, то ли от волнения. Сара шла впереди меня, торопясь, как ребенок, которому не терпится похвастаться новой игрушкой. Она первой вошла в свою рабочую комнату, зажгла несколько свечей от той, что была у нее с собой, затем, поставив ее на стол, чуть не бегом подбежала к шкафу. Достав из него гобелен, она развернула его перед собой, как в тот раз. Сама вышивка мне была видна не очень хорошо, но, по крайней мере, я видела, что на ткани добавилось какое-то новое изображение. Я взяла свечу и, поднеся ее к гобелену, различила контуры рисунка, которого раньше не было.