Господи, хоть бы он пришел скорее, думала я. Мне так нужно с ним поговорить! Я должна заставить его поверить мне.

Жена доктора тем временем продолжала разговор.

— Каждый раз, когда я ждала ребенка, я была вне себя от беспокойства за него. Это так понятно.

— Каждый раз? Я не знала, что у вас были еще дети, миссис Смит.

— В живых осталась одна Дамарис. Я сделала несколько попыток родить сына, но к несчастью у меня так ничего и не получилось. Две девочки родились мертвыми, а других детей я потеряла во время выкидышей. Мой последний родился четыре года назад — тоже мертвым, и это был мальчик… Это было очень тяжело.

Хотя мне плохо видно было ее лицо, так как она сидела спиной к свету, я почувствовала, что его выражение изменилось, когда она сказала:

— Это мой муж настаивал на том, чтобы мы во что бы то ни стало добивались рождения мальчика. С тех пор, вот уже целых четыре года, я болею…

Несмотря на то, что мои собственные страхи занимали все мои мысли, я ощутила, как сильно было горе этой женщины, и почувствовала между нами некую необъяснимую для меня связь, которую, как мне показалось, она осознала еще раньше меня. Это было странное чувство. Я уже начинала спрашивать себя, не слишком ли я отдалась на волю своего воображения, но как только эта мысль пришла мне в голову, я тут же отвергла ее. Нет, я была сама собой — такая же практичная, как всегда, и обеими ногами стоящая на земле. Никто, яростно повторяла я про себя, не посмеет сказать мне, что я потеряла рассудок или сошла с ума.

Миссис Смит положила обе руки на шаль, которой была укрыта, и сказала:

— Одно хорошо — других попыток теперь быть не может.

Разговор между нами зашел в тупик, и я уже сожалела, что не осталась в той безликой комнате для ожидающих пациентов.

Однако миссис Смит не успокаивалась.

— Я была очень огорчена, узнав о вашей трагедии, — сказала она.

— Благодарю вас.

— Габриэль был таким очаровательным человеком. Так трудно поверить, что…

— Не трудно, а невозможно поверить в то, что говорили о его смерти, — услышала я свой возбужденный голос.

— Я рада, что вы в это не верите. А почему бы вам не вернуться к себе домой, чтобы там родить ребенка?

Меня озадачили ее слова и то, что, произнося их, она слегка покраснела, а ее худые белые руки, лежащие на шали, задрожали. Она была чем-то взволнована и как будто не могла решить, можно мне довериться или нет. Но, может, это тоже игра моего воображения? Неужели я теперь всегда буду сомневаться в себе самой?

— Мой ребенок — если это будет мальчик — станет наследником Киркландского Веселья, — произнесла я с расстановкой. — По традиции дети этой семьи должны появляться на свет в этом доме.

Она вдруг откинулась на подушки и закрыла глаза. Она выглядела так плохо, что я решила, что она в обмороке, и встала, чтобы позвонить в звонок. В этот момент в комнату вошла Дамарис.

— Мама! — воскликнула она, и я заметила, что ее лицо было не таким, каким я его знала. С него спала маска ее обычной непроницаемости, и она стала как будто моложе — передо мной была прелестная, живая девушка. Было сразу видно, что она очень любит свою больную мать. Она посмотрела на меня, и выражение ее лица опять изменилось. — Миссис Рокуэлл! Вы? Почему вы здесь?

— Я хотела видеть доктора, но так как его не было, я решила воспользоваться этой возможностью познакомиться с вашей матерью.

— Вот оно что, но…

— А в чем дело? Разве я сделала что-то, что нельзя было делать? Мне очень жаль, если так. Вам что, не разрешается принимать гостей?

— Это из-за ее болезни. Мой отец очень беспокоится о ней.

— Он боится, что гости ее утомят, или дело в чем-то другом?

— Да, что она утомится или перевозбудится. Ей необходим полный покой. Дамарис подошла к матери и положила ладонь ей на лоб.

— Мне хорошо, родная, — сказала миссис Смит.

Дамарис села около нее и начала с ней разговаривать. Я ни разу до того не слышала, чтобы она так много и оживленно говорила. Она рассказывала о нашей поездке в Несборо и о приготовлениях к Рождеству, о благотворительном базаре и других делах дамского комитета.

Ее рассказ прервало появление доктора. Я едва успела услышать его шаги на лестнице, как распахнулась дверь и он появился на пороге. На лице у него была улыбка, но она была не такая, как обычно, и было видно, что он сильно чем-то обеспокоен.

— Миссис Рокуэлл, — воскликнул он, — вот это сюрприз!

— Я решила познакомиться с миссис Смит, пока я вас ждала.

Он взял мою руку и несколько секунд подержал в своей. У меня возникло ощущение, что он старается овладеть собой. Отпустив мою руку, он подошел к кушетке и положил ладонь на лоб жены.

— Ты слишком возбуждена, моя дорогая, — сказал он. — Она из-за чего-то понервничала? — спросил он у дочери.

— Нет, отец, — голос Дамарис прозвучал так тихо, как будто она была маленькой девочкой и трепетала перед отцом.

Он повернулся ко мне.

— Простите меня, миссис Рокуэлл. У меня было два повода для беспокойства — вы и моя жена. Вы здесь, следовательно, вы хотите мне что-то сказать?

— Да. Я хочу с вами поговорить. Это очень важно.

— Хорошо. Давайте пройдем в мой приемный кабинет.

Я снова пожала холодную влажную руку миссис Смит, думая о том, как она изменилась с появлением мужа. На ее лице словно появилась какая-то завеса, скрывающая его выражение. Она как будто ждала, что доктор будет ругать ее за то, что она разволновалась.

Конечно, он беспокоится из-за нее, подумала я, и это естественно. Он так внимателен к своим пациентам, ясно, что он будет еще более внимателен к своей жене.

Я попрощалась с Дамарис, и доктор повел меня вниз, в свой кабинет.

Когда он закрыл за нами дверь, пододвинул для меня стул и сам сел за свой стол, мое настроение поднялось. У него был такой благодушный вид, что невозможно было даже представить, что он мог сделать мне что-то плохое.

— Ну, — спросил он, — что же у нас случилось?

— Со мной происходят какие-то странные вещи, — сказала я, — вы знаете об этом.

— Знаю, — согласился он, — кстати, о некоторых из них вы рассказали мне сами. Об остальном я узнал из других источников.

— Значит, вы знаете, что я видела в своей спальне монаха.

— Я знаю, что вы думаете, что видели его.

— Вы мне не верите.

Он поднял руку.

— Хорошо, давайте условимся на настоящий момент, что я знаю, что вы его видели — если вас это утешит.

— Мне не нужно утешение, доктор Смит. Мне нужно, чтобы люди знали, что я говорю им правду.

— Ну, это не так просто, — сказал он, — но помните, что я здесь для того, что вам помочь.

— Так вот, дальше был этот случай с пологом кровати, потом история с грелкой и с моей накидкой на парапете балкона.

— Та самая накидка, в которой вы сюда пришли.

— Значит, вы об этом тоже уже слышали.

— Мне должны были об этом рассказать — я ведь все-таки, отвечаю за ваше здоровье.

— И вы считаете, что все это мне как бы привиделось, то есть происходило лишь в моем воображении? — Он не сразу ответил, поэтому я повторила: — Вы так считаете, да?

Он снова поднял руку.

— Давайте разберемся во всем спокойно. Нам необходимо спокойствие, Миссис Рокуэлл. Вам оно нужно больше, чем что-либо еще.

— Я спокойна. Что мне действительно необходимо, так это доверие окружающих меня людей.

— Миссис Рокуэлл, я врач, и я наблюдал в своей практике множество очень странных случаев. Я знаю, что я могу говорить с вами откровенно и профессионально.

— Значит, вы все-таки не думаете, что я сумасшедшая?

— Давайте договоримся вообще не употреблять этого слова. В нем нет никакой нужды.

— Я не боюсь слов… во всяком случае, я боюсь их не больше, чем людей, которые наряжаются монахами и разыгрывают нелепые шутки, чтобы вывести меня из равновесия.

Он помолчал несколько секунд и затем сказал:

— Вы переживаете трудное время. В вашем теле происходят серьезные изменения. Иногда случается, что в такое время меняется даже характер женщины, ее восприятие… Вы же знаете, что часто у женщин в вашем положении вдруг возникают странные фантазии, пристрастия к чему-нибудь такому, что раньше их совершенно не интересовало…

— Это никакие не странные фантазии! — перебила я его. — Мне, видимо, придется сказать вам, что я пришла сюда потому, что мне известно о вашем разговоре с миссис Грентли и о том, что вы оба решили, что я страдаю умственным расстройством.

— Так вы слышали этот разговор! — воскликнул он, и я поняла по его тону, что это известие его ошарашило.

Мне не хотелось выдавать тетю Сару, поэтому я сказала:

— Не важно. Главное, что я знаю, что он состоялся, и вы, насколько я понимаю, этого не отрицаете.

— Нет, — медленно произнес он. — Это было бы глупо с моей стороны, не правда ли?

— Итак, вы с миссис Грентли решили, что я ненормальная.

— Ничего подобного. Миссис Рокуэлл, вы очень возбуждены. До вашей беременности вы ведь не отличались такой возбудимостью, не так ли? Следовательно, мы имеем дело, по крайней мере, с одним изменением вашей нервной системы.

— Так что вы собираетесь со мной делать? Запереть меня в Уорстуисле?

Он посмотрел на меня с изумлением, но при этом не смог скрыть того, что такая мысль у него была.

Я чуть не задохнулась от ярости… и страха. Я вскочила со стула, но доктор Смит мгновенно оказался рядом со мной и положил обе руки мне на плечи, принуждая меня снова сесть.

— Вы неправильно поняли меня, — мягко сказал он, вернувшись на свое место за столом. — Для меня это все очень тяжело. Мне очень дорого семейство Рокуэллов, и я принимаю все их несчастья близко к сердцу. Прошу вас, поверьте, что не может быть и речи о том, чтобы поместить вас в Уорстуисл… по крайней мере, на этой стадии.