— Вовсе нет — он у нас был чуть ли не лучшим монахом! И он так рвался играть! При этом он уже был довольно высокого роста — Рокуэллы ведь все высокие, вы же знаете.

— И сколько же всего у вас было монахов?

— Очень много. Мы почти всех уговорили участвовать, даже доктора Смита пытались завлечь.

— И удалось?

— Нет, все происходило в тот день, когда он обычно посещает… то заведение, а кроме того, он сказал, что не может пренебречь своими обязанностями дежурного доктора и должен быть наготове на случай вызова.

— Ну а его дочка?

— Она, конечно же, участвовала — она изображала юного принца Чарльза и выглядела просто очаровательно — черный бархатный костюм, длинные волосы… Всех очень тронула сцена, где принца спрашивали: «Когда вы в последний раз видели своего отца?»

— Значит, монаха она не играла?

— Нет, но ее принц Чарльз был незабываем. Но вообще все были хороши. Даже мистер Редверс, хотя уж от него-то никто не ожидал, что он примет участие.

— И кого же он изображал?

— Всего-навсего монаха, но мы были рады, что он не остался в стороне.

— Как… интересно.

— Хотите еще кофе?

— Нет, спасибо, это было замечательно, но мне уже пора идти.

— Так мило с вашей стороны, что вы зашли, и я надеюсь, что ваши покупки вас порадуют.

Мы расстались под аккомпанемент взаимных благодарностей, и я направилась домой. Мне казалось, что тайну монашеской рясы я разгадала. Кто-то воспользовался оставшимся от спектакля костюмом, чтобы меня напутать.

Но вот кто? Теперь я знала, что такой костюм в свое время был у Люка и у Саймона. Однако, когда я рассказала ему о своем ночном госте, Саймон ни словом не обмолвился о том, что у него была ряса…

* * *

Сначала я решила обсудить все с Хейгэр, но потом передумала. Ведь о нашем с ней разговоре может услышать Саймон, а мне теперь не хотелось, чтобы он узнал, как много мне уже известно.

Конечно, нелепо было подозревать Саймона, хотя бы потому, что он никак не мог среди ночи оказаться у нас в доме, чтобы изобразить монаха. Тем не менее я не должна была забывать о том, что после Люка наследником Киркландского Веселья был не кто иной, как Саймон.

Мне было очень тяжело сознавать, что я никому не могу доверять, но именно так оно и было. Поэтому, когда на следующий день я пришла навестить Хейгэр, я ничего не сказала ей об эпизоде с моей накидкой, хотя, видит Бог, мне очень хотелось с кем-нибудь поделиться. В тот момент, когда мы с Хейгэр обсуждали рождественские подарки, которые я вызвалась купить по ее списку во время поездки в город с Рут и Люком, в комнату вошел Саймон. Услышав, о чем идет речь, он сказал:

— Если вы хотите поехать в Несборо, я могу вас взять с собой. Я еду туда по делам.

Я не сразу согласилась. Не то чтобы я думала, что мне эта поездка с ним реально может чем-то грозить, но все-таки я не забыла о том, что поначалу он ко мне очень плохо относился, и его неприязнь ко мне прошла только благодаря моей дружбе с его бабкой. Мне вдруг стало необъяснимо грустно оттого, что по логике вещей я не должна была ставить Саймона вне своих подозрений.

Мои колебания его позабавили — ему, конечно, не пришло в голову, что я могу подозревать его в злодействе, и он принял их за боязнь нарушить приличия.

Усмехнувшись, он сказал:

— Пусть с нами поедут Рут или Люк. Если будет кто-то из них, то и вы, возможно, снизойдете до моего предложения.

— Я буду очень рада, — ответила я.

Скоро было условлено, что, когда Саймон поедет в Несборо, он возьмет с собой Люка, Дамарис и меня.

День, когда мы отправились в Несборо, был удивительно теплым для начала декабря. Мы выехали сразу после девяти утра, рассчитывая вернуться засветло, то есть не позднее четырех часов.

И Саймон, и Люк в дороге были очень веселы и разговорчивы, и мне невольно передалось их хорошее настроение. Одна только Дамарис по своему обыкновению молчала.

Мне пришло в голову, что, как только я удалилась от Киркландского Веселья, ко мне вернулся мой здравый смысл и мне показалось, что мне совершенно нечего опасаться. Слушая веселую болтовню Люка, я готова была поверить в то, что он подстроил все эти фокусы исключительно шутки ради — просто, чтобы меня разыграть. Что касается истории с «монахом», возможно, он понял, что немного перестарался, и поэтому теперь развлекался невинными проделками вроде похищения медных грелок. Он ведь с самого начала разговаривал со мной в ироническом тоне, и все эти шутки, которых я по глупости испугалась, были просто проявлением его юношеской фантазии и любви к розыгрышам.

Таковы были мои мысли, когда мы въехали в Несборо. Я немного знала этот городок, и он мне всегда очень нравился.

Мы подъехали к гостинице, где мы немного перекусили с дороги и потом разделились, договорившись встретиться в этой же гостинице спустя два часа. Саймон пошел по делам, ради которых он приехал, а Люк, Дамарис и я отправились по магазинам.

Очень скоро я потеряла из виду Люка и Дамарис, которые, как я подозреваю, нарочно оторвались от меня в каком-то магазине, чтобы остаться наедине.

Тем временем я купила все, что было в списке Хейгэр, а также то, что нужно было мне самой, и, поскольку до условной встречи у меня был еще целый час, я решила просто погулять по городу — благо погода была чудесная, а на улицах совсем не было толчеи. Полюбовавшись на крытые красной черепицей дома, я отправилась к реке Нид, гладь которой приветливо блестела под лучами декабрьского солнца, отражая развалины замка с его некогда грозной старинной башней.

Меня вдруг окликнули по имени, и, обернувшись, я увидела Саймона, шедшего в мою сторону.

— Вы уже сделали все свои покупки?

— Да.

Он достал из кармана часы.

— Почти час до встречи с остальными. Что вы собираетесь делать?

— Я хотела погулять по берегу.

— Если вы не против, я пойду с вами.

Он взял у меня свертки с покупками и зашагал рядом со мной, и в этот момент я вдруг ощутила исходящую от него силу, а также то, что около реки, к берегу которой мы подошли, кроме нас не было ни души.

— Я знаю, что вы хотели сделать, — сказал он. — Вы хотели попытать счастья у колодца.

— У какого колодца?

— Неужели вы не слыхали о знаменитом колодце? Разве вы раньше не бывали в Несборо?

— Бывала — раз или два с отцом.

Он насмешливо прищелкнул языком.

— Миссис Кэтрин, в вашем образовании есть серьезные пробелы.

— Так расскажите мне об этом колодце.

— Давайте пойдем к нему, хорошо? Говорят, что если опустить в него руку и подержать в воде, затем загадать желание и дать руке обсохнуть на воздухе, не вытирая ее, желание обязательно сбудется.

— Не может быть, чтобы вы верили таким сказкам.

— Вы далеко не все обо мне знаете, миссис Кэтрин, хотя этого вы тоже еще пока не осознали.

— Во всяком случае я знаю, что вы самый что ни на есть практичный человек и никогда не будете желать того, что не может стать вашим.

— Вы как-то однажды сказали, что я — надменный и самовлюбленный человек. А раз так, то я должен полагать, что мне все подвластно и что любое мое желание осуществимо. Так вы хотите увидеть наш волшебный колодец?

— Да.

— А загадать желание?

— И загадать желание.

— А вы мне скажете, если оно сбудется, хорошо? Только до того, как сбудется, нельзя говорить, что вы задумали. Ваше желание должно быть известно только вам и силам тьмы… или же света, как вам угодно. Так вот, у нас есть этот волшебный колодец, а еще пещера матушки Шиптон. Ваш отец вам рассказывал ее историю?

— Он мне вообще никаких историй не рассказывал: Он очень мало со мной разговаривал.

— Тогда слушайте. Старая матушка Шиптон была ведьмой и жила в этих краях почти четыреста лет назад. Родилась она как дитя любви — от связи деревенской девушки и незнакомца, который уверил свою возлюбленную в том, что он был духом, обладавшим магической силой. Вскоре он исчез, как будто его и не было, и маленькая Урсула родилась уже без него. Она росла, набираясь неземной мудрости и колдовской силы. Потом она вышла за человека по имени Шиптон, и ее стали звать старой матушкой Шиптон.

— Да, я слышала это имя, но не знала, о ком речь.

— Так вот, она делала всякие пророчества, и некоторые из них сбылись. Например, она якобы предсказала падение кардинала Вулси, поражение Великой Армады и последствия Гражданской войны для наших краев. В детстве я помнил некоторые из ее пророчеств наизусть. В одном из них говорилось, что конец света наступит в тысяча девятьсот девяносто первом году.

— В таком случае у нас есть еще время пожить, правда? — сказала я, и мы оба рассмеялись.

Тем временем мы уже подошли к колодцу.

— Вот это и есть волшебный колодец, — сказал Саймон. — Про него еще говорят, что его вода превращает в камень все, что в него упадет.

— А почему?

— Здесь матушка Шиптон уже не причем, хотя многим хотелось бы приписать это ее чарам. На самом деле все более прозаично — здесь известковая почва, и известь просачивается в воду. Так вот, если хотите загадать желание, нужно намочить ладони в колодце и высушить их. Кто будет первым, вы или я?

— Сначала вы.

Он наклонился над колодцем и опустил в него руку. Потом он обернулся ко мне, подняв мокрую руку.

— Я задумал желание. Теперь ваша очередь.

Я подошла к краю колодца, где стоял Саймон, и сняла перчатку. Вокруг стояла мертвая тишина, и мне снова стало не по себе оттого, что я была наедине с ним в таком пустынном месте. Я наклонилась и подставила руку под воду, которая каплями просачивалась через боковые стенки колодца. Вода была по-настоящему ледяная.