— Что «а»?

Этот поганец хитро улыбнулся.

— А что у Родиона?

Я со стуком поставила стакан на стол.

— У него целый дом придворных шлюх. Скажи, что ты не заметил. Они ведь такие незаметные… почти раздетые.

— Лиль, ты ревнуешь?

— Нет. — Я решительно покачала головой. — Я пытаюсь устроить скандал. Получается?

— Какой смысл в скандале, если ты не ревнуешь?

Я нахмурилась, причём всерьёз.

— Андрей, в этот раз я кину в тебя стаканом.

Он улыбнулся, без всякой насмешки или иронии, милая такая улыбка. Потом руку протянул.

— Иди ко мне.

Со всей душевной слабостью я пересела к нему на колени. Не замешкалась, не задумалась, не засомневалась. Устроилась у него на коленях и обняла за шею. Прижалась щекой к его волосам. А Данилов меня по заду погладил. На моих губах появилась беспомощная и глупая улыбка. Андрей поцеловал меня в машине, спросил, скучала ли я по нему, спросил особым тоном, от которого у меня мурашки предвкушения по позвоночнику побежали, но на этом романтика и закончилась. Свою норму Данилов на сегодня выполнил.

Мы сидели на маленькой кухне старого деревянного дома, на стенах выцветшие обои и облезлые шкафы, на столе выщербленная посуда, от Андрея пахло водкой и колбасой, и всё равно он был самым лучшим на свете мужчиной. И то, что я чувствовала, когда обнимала его, было ни с чем несравнимо. Казалось, что я могу так вечность сидеть, лишь бы он рядом был, лишь бы обнимал вот так и принадлежал только мне. Хотя, я совсем не уверена, что он мне принадлежит, и что у него есть вообще такое желание — принадлежать мне, принадлежать одной женщине. Его жизнь, как мне думается, насыщена и интересна, без меня. Он голову повернул, и я поцеловала его в губы.

— Спать пойдём? — спросил Данилов негромко.

Я кивнула. Надеюсь, получилось не слишком обрадовано. А то стыдно немножко за себя, за своё девичье нетерпение. Но прежде чем радоваться, не мешало бы увидеть, в каких условиях мне предлагают ночевать. Кухня-то впечатления не производит. Но все оказалось не так плохо. В небольшой комнате с минимумом мебели вполне добротная дубовая кровать у окна, застеленная чистым постельным бельем, и что самое удивительное, подушки выглядели пышными и привлекательными. Так и хотелось прилечь. Сразу вспомнилось, который час и как я совсем недавно лезла через забор в саду сестры. Насыщенный день.

Данилов щелкнул допотопным выключателем с рычажком, и свет в комнате погас. Ко мне подошел, положил руки мне на плечи, а у меня дыхание сбилось. А Андрей наклонился к моему уху и проговорил:

— Ты сегодня так смотрела на меня, разве я мог удержаться? И не проучить тебя?

Я нервно рассмеялась.

— Ты учить меня собрался?

— Да. — Его ответ был лаконичен и решителен, что лишь распаляло воображение. Данилов целовал мою шею, прижимался к моей спине, а руки уже забрались под мою футболку и гладили живот. У меня сбилось дыхание, и мысли путались. Темнота, чужой дом, непривычная атмосфера деревенской романтики и любимый мужчина рядом. Любимый, которого не следовало бы так запросто подпускать к своему телу, неплохо было бы вспомнить о его неприглядных поступках и ещё более изощрённых замыслах, в которых я пока не могла разобраться. Но я таяла в его руках, не в силах противиться его, да и своему желанию.

— Андрюша…

— Урок номер один, — проговорил он мне на ухо, не позволив мне повернуться к нему лицом, хотя я собиралась его поцеловать, прямо горела от желания его поцеловать. — Никогда мне не ври.

Интересно, как он себе это представляет? Странные всё-таки мужчины существа…

Я глаза закрыла, голову на его плечо откинула и ждала, что ещё он скажет и потребует. Кстати, в данный момент я на всё согласна.

— Лиля, ты слышишь меня?

Я кивнула.

— Хорошо. Урок номер два: никогда не говори мне, что мне что-то показалось. Мне никогда ничего не кажется. Особенно, если это касается всяких мэров, и, вообще, чужих мужиков рядом с тобой.

Тоже странное утверждение. Если уж смотреть на ситуацию с такого угла, то это как раз Данилов в роли «чужого», я его всего несколько недель знаю, а Лёшку десять лет. Но я опять же промолчала, когда Андрей меня целовал: он был главным и важным, а не то и не тот, кто был в моей жизни совсем недавно и занимал определённое место.

— Три, — выдохнул он мне на ухо, и у меня без всякого преувеличения мурашки по коже побежали, огромные, просто затрясло. — Решения всегда принимаю я, просто потому что я мужчина. Я не потерплю твоих тайных замыслов, даже для общего блага. Ясно?

У меня вырвался судорожный вздох, признак моего не то чтобы несогласия, но попытки объясниться.

— Андрюш…

— Ты меня поняла?

К чему он, вообще, всё это говорит? Больше похоже на пункты брачного договора.

У меня не было и минуты на обдумывание ответа, пришлось снова кивнуть. Я понимала, что другого варианта у меня нет. Даже если я против, даже если я не согласна и хочу настоять на своём, он не даст мне этого сделать. Я ладони на его руки, которые неспешно гуляли по моему телу, положила и поняла, что ни в чём возражать не стану. Даже если и хочу, то… не хочу. Странное ощущение.

Я снова сделала попытку повернуться к нему, решив, что на этом требования закончились, но куда там! Меня удержали в этом положении, хотя я уже прекрасно чувствовала, что кое-кто не на шутку возбуждён, но мужское упрямство и гордыня не позволяли просто схватить меня и повалить на постель. Необходимо было проявить себя до конца, и показать мне насколько нелегко мне придётся в будущем с таким упрямцем.

Серьёзно? В будущем?!

— Четыре, — выдохнул он мне прямо в ухо, и я почувствовала, как его губы раздвинулись в улыбке. — Научись говорить мне «да».

— Тебе это быстро надоест.

— Это зависит от того, какие вопросы я тебе буду задавать. И что предлагать.

Его руки, наконец, ослабли, я смогла повернуться и поцеловала его. Потом шепнула между поцелуями, поддразнивая:

— Да. Да.

Кровать оказалась мягче, чем я ожидала. Данилов повалил меня на неё, и я просто утонула в пуховой перине. И почувствовала настоящее блаженство. Забыла, что это чужой дом, забыла, что меня совсем недавно заставили лезть через забор и прыгать в крапиву, важнее было, что всего пару минут назад мне пообещали счастливое будущее. А я не понимала своей беспочвенной радости по этому поводу. Любовь с первого взгляда, в существование и долговечность которой я никогда не верила; мужчина, к которому следовало бы присмотреться повнимательнее, а не верить слепо каждому его слову, и уж тем более доверять ему свою жизнь — как всё это вошло в мою жизнь, и почему я готова поверить? Сама себя не узнаю.

Данилов целовал меня пьяными глубокими поцелуями, после которых реально верилось, что он скучал. Он не медлил, не выжидал, он налетел меня, как ураган, видимо, утомлённый собственными уроками, и переполненный нетерпением, пытаясь доказать мне, что на всё, о чём говорил и просил меня, имеет право. Я и не спорила, а все мои внутренние противоречия и сомнения, были моим личным делом, и мне предстояло разобраться в этом самой, потом. Потому что сейчас важнее был он. Я, мы. Я отдавалась ему всей душой и телом, как всегда впрочем. Это было особенностью секса с ним. Если с другими я порой забывала о чувствах и искренности, выдвигая вперёд меркантильный интерес, то с Андреем притворяться не получалось. У меня внутри всё дрожало от возбуждения, когда я прикасалась к нему. Целовала, ласкала, когда чувствовала его пальцы, которые судорожно сжимались, забирая мои волосы в кулак; его ладонь на своём затылке, которая уверено направляла меня и задавала темп. Собственные стоны порой смущали, но сдержать их было невозможно. Я целовала, царапалась, кусалась, что-то шептала ему, а иногда он сам начинал задавать вопросы, ненужные и не вовремя, как мне казалось, но я что-то говорила в ответ, и иногда даже замечала улыбку на лице Данилова: то ли он был доволен моим ответом, то ли радовался, что я совершенно собой не владею, и это, без сомнения, его заслуга. Но это пьянящее чувство подчинения и довольства этим, когда тобой владеет мужчина, и ты доверяешь ему себя, понимая, что в тебе нет сил на сопротивление, да и желания противиться нет. Ты отдаёшь ему себя всю, без остатка, не зависимо от того, что он попросит, ты на всё согласна.

Да я бы убила Лизку, если бы она получила хоть толику этого, не имея на это никакого права!

Кажется, я опять ору. Пальцы судорожно сжимают спинку кровати, в голове гул, низ живота скручен уже не проходящей судорогой, мне жарко, и я уже мало, что соображаю. И это кажется лучшим моментом в жизни. За окном первые предрассветные сумерки, я иногда пытаюсь сфокусировать взгляд на крыше соседнего дома, но мне, честно, не до чего. Сзади стонет Данилов и двигается так быстро, что у меня от наступившего оргазма в глазах темно. Через минуту мы вместе валимся на старенькую кровать, которая для нашего активного времяпрепровождения явно не предназначена, и пытаемся отдышаться. За окном светает. Я беру любимого за руку, прижимаю её к своей груди, и так мы засыпаем — обессилившие, но довольные друг другом.

Проснулась я оттого, что где-то совсем рядом корова мычала. Это показалось таким странным, что я глаза открыла и тупо уставилась на потолок, обитый белёной фанерой. Вырвалась из сна за секунду, и теперь приходила в себя, не совсем понимая, где я и что делаю. Только когда голову повернула и увидела Андрея, успокоилась. Он спал, закинув одну руку за голову, и выглядел безумно привлекательно. Тёмные волосы упали на лоб, и я лишь в последний момент руку отдёрнула, побоявшись его разбудить неосторожным прикосновением. Поискала глазами часы, потом голову назад закинула, чтобы глянуть за окно. Солнце уже было высоко, я слышала, как шумят деревья в саду, и снова замычала корова. Я в деревне. С ума сойти. Сто лет не была в настоящей деревне, уже привыкла, что загород — это дом сестры в охраняемом посёлке в десяти километрах от города.