Кэро предлагала надевать любые ее платья, но Элоди, не привыкшая сидеть без дела, попросила Макса продать одно из украшений, которые привезла с собой, чтобы на вырученные деньги купить материал для пошива собственной одежды. Сходив вместе с Кэро в деревню, Элоди приобрела несколько отрезов ткани и теперь доделывала второе платье очень стильного покроя.

Шитье помогало занять свободное время. Кроме того, она рассудила, что, если в самом деле хочет выступить перед властями, негоже появляться в старом, потрепанном платье.

Если впереди ее ожидала тюрьма, она сможет, продав красивые наряды, разжиться углем и свечами, которые помогут скрасить безрадостное существование. Ну а если случится самое худшее, ее, по крайней мере, похоронят в красивом платье.

В гостиную привычной быстрой походкой вошла хозяйка дома.

– Элоди, какая изысканная работа! – воскликнула она, рассматривая вышивку. – Охотно верю, что самая первоклассная модистка Вены требовала, чтобы вы украшали сшитые ею наряды.

– Ну, уж точно не «требовала», – ответила Элоди. – Однако хорошо платила.

– А вот я безнадежна! Не сумела бы сделать ни единого стежка! Мне следует заказать вам пошив новых платьев. Прежде мне было совершенно все равно, что на мне надето, лишь бы скромно и удобно, но теперь, когда я восстанавливаю фигуру, – она покраснела, – хочется обзавестись новыми нарядами, которые заинтриговали бы моего мужа и напомнили мне, что я не только мама.

– Новые платья, которые подчеркнули бы вашу прелестную грудь, – поддразнила Элоди, отмечая с улыбкой, что румянец на щеках Кэро становится еще более заметным. – Я с радостью сошью вам что-нибудь, если останется достаточно времени до отъезда.

На лицо Кэро набежала тень.

– Как бы мне хотелось, чтобы вы вообще не уезжали! Но я не стану об этом говорить, иначе расстроюсь. Боже мой, в последнее время я могу расплакаться по малейшему поводу! Это я-то, которая никогда в жизни не была сентиментальной! – добавила она.

– Это оттого, что вы недавно стали мамой.

– Няня как раз заканчивает купать Эндрю. Принести его сюда?

– Да, пожалуйста! Я и ему сошью рубашечку.

– Уверены? Я боюсь, что при виде его вам становится еще тяжелее.

– Я тосковала бы по Филиппу каждый день, даже если бы никогда больше не увидела ни единого ребенка. Не хочу, чтобы моя утрата уменьшила вашу радость от общения с малышом. Мне нравится видеть вас с сыном и осознавать, что кому-то на свете доступно это счастье. Кроме того, разве можно устоять против такого красивого и очаровательного молодого человека, как ваш сын?

Кэро просияла.

– Он и правда красивый, не так ли? И требовательный. Это хорошо. Если бы он не нуждался в моем ежеминутном внимании, не знаю, как бы я перенесла эту вынужденную бездеятельность. Доктор запретил мне садиться в седло еще две недели, но я прекрасно себя чувствую и жду не дождусь, когда смогу вернуться к работе с лошадьми!

– Несите сына, пусть развлечет нас.

Улыбаясь, она продолжила вышивать. Все сказанное ею Кэро было не пустыми словами, призванными успокоить, ей нравилось проводить время с ребенком. Когда она держала его на руках, играла с ним, вспоминая счастливые времена с Филиппом, становилось легче на душе, тупая боль в груди отпускала. Даже вездесущая тревога о будущем, о котором она старалась не думать, меркла на время.

Что, если ее только допросят и отпустят? Хотя она и старалась гнать от себя мысли о том, что ее ожидает потом, временами все же пыталась представить будущее. Что она станет делать, если не окажется в тюрьме и не закончит свои дни на виселице? Она знала: ее новые друзья предложат жить в Дэнби-Лодж столько, сколько пожелает, но не хотела превращаться в обузу. Возможно, удастся найти жилье в Лондоне и устроиться работать швеей. Богатым женщинам всегда требуются новые наряды.

О возвращении в Париж не могло быть и речи. Если отпрыск семьи Рэнсли мог рассчитывать на внимание и защиту со стороны премьер-министра и уважение герцога Талейрана, то она, Элоди Лефевр, сестра умершего солдата, чья военная карьера завершилась, не успев начаться, ни для кого не представляла интереса. Кроме того, жизнь в том же городе, где находится ее сын, превратилась бы в невыносимую пытку, ведь у нее все равно не было бы возможности видеться с ним.

Итак, она должна остаться в Лондоне. Если только Уилл не захочет ее. Они стали отличными попутчиками и страстными любовниками. Возможно, он некоторое время станет держать ее в качестве своей любовницы, пока она ему не наскучит. Такой красивый и харизматичный мужчина, как Уилл Рэнсли, способен с легкостью очаровать любую женщину, на которую падет его взгляд, поэтому очень скоро он найдет женщину, с которой разделит ложе.

Тут открылась дверь, и Элоди подняла голову, ожидая увидеть Кэро с малышом. Но вместо них на пороге стоял объект ее размышлений.

– Уилл, ты вернулся! – вскричала она, вскакивая. Ее потерявшее надежду сердце радостно екнуло в груди.

Он приближался к ней, слабо улыбаясь, она не могла отвести от него взгляд.

– Снова шьешь, как я погляжу, – отметил он. – Как тогда, когда я нашел тебя в Вене.

Вспоминал ли он день их знакомства?

– Только на этот раз ты поступил так скучно, вошел в дверь, а не проник через окно.

– Похоже, я лишаюсь сноровки распутника. Нужно срочно исправляться.

Он протянул к ней руки. Она шагнула в его объятия, приникла губами к его губам. Его поцелуй был нежен, ее – пылок. Сдавленно застонав, он теснее прижал ее к себе, властно порабощая ее рот.

Мгновение спустя Уилл отстранился и внимательно посмотрел на нее:

– Означает ли это, что ты скучала по мне?

– Да. А теперь чувствую себя… – Как дома? В безопасности? Довольной, насколько это вообще возможно в ее ситуации? – Мне спокойно, когда ты рядом, – наконец, сказала она.

Лицо Уилла посерьезнело.

– Я намерен и впредь не отпускать тебя от себя.

– Означает ли это, что мы должны немедленно отправиться в Лондон? Я… я обещала Кэро сшить новое платье.

– Она хорошо к тебе относилась?

– Превосходно. Мы очень быстро подружились. Я буду скучать по ней, когда уеду.

– Мы туда не поедем.

– Не поедем? – эхом повторила Элоди, озадаченная. – Неужели министерство позволило мне сделать письменное признание?

– Никакого признания, ни письменного, ни устного. Я не хочу так рисковать тобой.

Она покачала головой, недоумевая еще сильнее.

– А как же месье Макс? Как восстановить его доброе имя? Что будет с его карьерой?

– Карьера Макса в Дэнби-Лодж и семья делают его счастливым. Если в дальнейшем он и соберется вернуться в правительство, будет избираться в парламент жителями своего региона исключительно на основании собственных заслуг, а не полагаясь на престиж семьи или покровительство важного официального лица.

– Это правда? Ты уверен?

– Абсолютно уверен.

Ей не нужно делать признания. Она долго настраивала себя на такое развитие событий и теперь с трудом верила, что ей больше не грозит ни тюремное заключение, ни виселица.

– Что же теперь со мной будет?

Уилл сел на диван и, усадив Элоди рядом, взял ее за подбородок, глаза в глаза, глубоко вдохнув, произнес:

– Я хочу заботиться о тебе, Элоди. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была рядом.

– Милый Уилл, – прошептала она в ответ, свободной рукой проводя по его щеке. – Я тоже этого хочу. Я буду с тобой столько, сколько понадобится.

– Я хочу, чтобы ты всегда присутствовала в моей жизни, Элоди. Выходи за меня замуж.

– Замуж за тебя? – Подобной мысли не возникало даже в самых смелых ее фантазиях. Ее практичный французский разум противился союзу двух людей со столь разным социальным и материальным положением. – Это совершенно неразумно! – воскликнула она. – Я не принесу тебе ни наследства, ни семьи, ни связей. Тебе вовсе не нужно жениться на мне, Уилл. Я и так останусь с тобой столько, сколько пожелаешь.

– Я никогда не смогу быть в этом полностью уверен. Ночью ты возносишь меня на вершину блаженства и даришь наслаждение, о котором я не смел мечтать, а утром – пф-ф-ф! – исчезаешь, не сказав ни слова.

Почувствовав укол вины, Элоди послала Уиллу укоризненный взгляд:

– Обстоятельства тогда были совершенно иными, ты же знаешь.

– Всю свою жизнь мне недоставало чего-то вот тут. – Он похлопал себя по груди. – Находясь в твоих объятиях той ночью, когда мы уехали из Парижа, осознал: я нашел то, что искал. Почувствовал себя цельным и не хочу снова лишиться этого.

Он внимательно всматривался в ее лицо, будто ожидая от нее схожего признания. Элоди чувствовала, что между ними существует прочная связь, гораздо более глубокая, чем просто физическое влечение, но в ее израненном, измученном сердце царило смятение. Лучше промолчать, чем признаться в любви, которой она, возможно, не испытывает, или ранить его неуверенностью.

Она отрицательно покачала головой:

– Это у тебя и так будет. Нам незачем жениться.

Уилл отстранился. Она поняла, что, как ни старалась избежать, причинила ему боль.

– Верно, я всего лишь незаконнорожденный сын распутника, в то время как ты дочь французского аристократа.

– Нет-нет! – перебила она. – Как тебе в голову могло прийти, что я ставлю себя выше тебя? Я действительно дочь французского аристократа, но у меня нет ни дома, ни титула, ни влиятельных родственников, ни денег. Это ты много выше меня, так как связан с богатой и известной семьей, в руках которой до сих пор сосредоточена огромная власть.

Похоже, ей удалось разуверить его, по крайней мере, выражение боли во взгляде пропало. Он наклонился к ее руке и поцеловал.

– Я хочу жениться на тебе, Элоди де Монтегю-Клиссон, сумеешь ты когда-либо полюбить меня или нет. Не давай окончательный ответ прямо сейчас. С тех пор как мы уехали из Вены, многое изменилось. Ты потеряла надежду, долгое время поддерживавшую в тебе жизненные силы, и теперь должна оплакать ее. Тебе нужно время на переосмысление, исцеление, обретение утешения. Только потом ты сможешь двигаться дальше. Я готов предоставить тебе времени столько, сколько нужно. Пойдешь ли ты за мной, позволишь ли заботиться о тебе? Я клянусь оберегать тебя так ревностно, что однажды ты перестанешь в страхе оглядываться через плечо, опасаясь угроз или преследований. Иди за мной без обязательств, по дружбе. Если же ты поймешь, что хочешь дальше жить без меня, я пойму и отпущу тебя. Никакого принуждения или обязательств.