Джулия Джастис - Тайна мадам Лефевр

Уилл смотрел в окно, но видел не зеленые пастбища Бартонского аббатства, а узкие зловонные улочки Севен-Диалз.

– В этом случае я сейчас, вероятно, был бы мертв. Словом, я в долгу перед Максом за то, что он сохранил мне жизнь, подарил преданных друзей и кузенов, о которых можно только мечтать. Клянусь честью, не смогу спокойно жить до тех пор, пока не верну ему доброе имя. Тогда он, если, конечно, захочет, сможет стать великим политическим лидером. Мы-то знаем, каково его предназначение.

Задумчиво посмотрев на него, Алистер кивнул:

– Хорошо. Если я могу чем-то помочь, просто дай знать, договорились? Если бы Макс не отправил тебя и Дома вслед за мной в армию, меня, возможно, тоже уже не было бы в живых. Многие месяцы после того, как Де… – Он запнулся, осознав, что едва не произнес вслух запретное имя. – В общем, мне было все равно, жив я или умер.

Уилл подумал, что Алистеру до сих пор временами на это плевать.

– Мне может потребоваться помощь, чтобы добиться от властей разрешения на ввоз в Англию этой треклятой девки.

– Она, вполне вероятно, не захочет возвращаться. Ведь если ее признают шпионкой, здесь ее ждет виселица.

– Я умею быть убедительным.

Алистер засмеялся:

– Не желаю знать подробности. Когда ты намерен ехать?

– Завтра.

– Но ведь ты только вернулся! Мама ожидает, что ты пробудешь хотя бы неделю, да и Макс захочет увидеться с тобой.

Уилл отрицательно покачал головой:

– Твоя мама очень добра. А Макс лишь попытается отговорить меня от этой затеи. Будет лучше, если я не стану видеться с ним, пока… в общем, пока дело не будет сделано. Если он спросит, скажи, что я задержался на континенте по долгу службы. Кроме того, ты прав, с момента покушения прошло больше года. Нет смысла ждать, пока воспоминания людей померкнут еще сильнее.

– Держи меня в курсе. Помни, чтобы прийти тебе на выручку, мне потребуется время.

– Сегодня вечером спасать меня нужно разве что от чрезмерного потребления бренди. Да и это маловероятно, уж больно ты прижимист на этот счет.

Алистер со смехом взял бутылку и снова наполнил бокалы.

– За разбойников Рэнсли! – провозгласил он.

– За разбойников, – эхом отозвался Уилл.

Элоди Лефевр передвинула стул так, чтобы оказаться в луче послеполуденного солнечного света, струящегося через окно. Принимаясь за рукоделие, она с наслаждением вдохнула нежный аромат поздних нарциссов, которые собственноручно посадила прошлой осенью в крошечном садике на заднем дворе. Тонкую нотку к этому благоуханию добавляли фиалки.

Она замерла на мгновение, позволяя красоте и спокойствию окутать душу, смягчая дремлющее беспокойство, готовое пробудиться в любой момент. К вечеру вышивка будет закончена, а к ужину придет Клара с очередным заказом на рукоделие и вырученными за работу деньгами.

Элоди сумела выжить вопреки трудностям. Невзирая на постоянное, настойчиво гложущее стремление вернуться в Париж, убеждала себя потерпеть и продолжать работу, пополняя медленно растущий запас монет. Возможно, к концу года она накопит достаточно денег, чтобы возвратиться и разыскать Филиппа.

Стоило лишь воскресить в сознании любимый образ – черные кудри, падающие на лоб до самых бровей, вопрошающие умные глаза – как ее тут же затопила волна томления. Интересно, он по-прежнему в Париже? Изменился ли за полтора года с момента ее отъезда? Узнает ли он ее? Она мельком посмотрелась в зеркало, висящее на стене напротив. После долгого выздоровления она, конечно, похудела, раны ее не были видны, за исключением, пожалуй, искривленных пальцев. Взгляд затуманился, из-за долгих часов пребывания в помещении некогда сияющие каштановые волосы поблекли, но в остальном облик остался прежним.

Внезапно легкое ли колебание воздуха или проблеск света привлекли ее внимание. Всегда настороже, Элоди, поведя одними глазами, обнаружила источник, почти неуловимое движение в верхнем углу зеркала, отражающего и ее образ, и окно, выходящее на задний двор.

Едва дыша, она слегка повернула голову вправо. На узком балкончике под окном определенно кто-то находился. Мужчина, бесшумно наблюдающий за ней, полускрытый за увитой вьюнком стеной. Виднелись лишь его глаза. Если бы Элоди не посмотрела в зеркало в этот момент, даже не заметила бы, как он оказался на балконе.

Незнакомец, судя по положению головы, был очень высок и явно проворен, коль скоро сумел вскарабкаться по стене совершенно бесшумно. Элоди не могла определить, худощав он или крепкого телосложения, имеет ли при себе оружие.

Но эти сведения в любом случае не помогли бы. Ножницы были единственным орудием обороны, имеющимся сейчас в ее распоряжении, маленький пистолет хранился в ридикюле в платяном шкафу, а нож – в ящике прикроватного столика.

Время шло, но незнакомец по-прежнему оставался неподвижным, и Элоди, долго сдерживая дыхание, выдохнула. В ярком послеполуденном свете он отчетливо видел, что она одна в комнате. Если бы он намеревался напасть на нее, давно бы это сделал.

Кто же он? Уж точно не один из тех, кто ведет наблюдение за домом с тех пор, как Клара поселила ее здесь. Никто ее не беспокоил со времен неудавшегося покушения, очевидно считая фигурой слишком незначительной, неинтересной, особенно после того, как Наполеон был сослан на Святую Елену, что положило конец мечтам о Французской империи.

Еще несколько секунд Элоди не сводила глаз с зеркала. Хотя она и была почти уверена, что незнакомец не намерен нападать на нее, напряженные нервы и закипающий гнев заставили ее заговорить.

– Месье, раз уж не собираетесь стрелять в меня, зайдите и сообщите, что вам угодно.

Наблюдающие за ней глаза расширились от удивления, затем незнакомец плавным движением запрыгнул в окно и предстал перед ней. Отвесив церемонный поклон, произнес:

– Мадам Лефевр, полагаю?

Элоди затаила дыхание, впечатленная его мужественной силой. Тот выпрямился над ней во весь рост. Если он задумал причинить ей вред, она в большой опасности. Должно быть, англичанин, ведь только у представителей этой нации походка столь высокомерна, будто весь мир принадлежит им по праву рождения. Он возвышался над ней, худощавый и внушительный. Несомненно, в его руках и плечах недюжинная сила, позволившая с легкостью забраться на балкон, а далее в ее комнату.

Одежда незнакомца была совершенно непримечательной. Плохо сидящие сюртук и бриджи, потертые сапоги из тех, что носят многочисленные торговцы и клерки, населяющие огромный город. Но черты его лица, точеные скулы, нос с легкой горбинкой, чувственные губы и красивые бирюзовые глаза с первого взгляда привлекли бы внимание любой женщины, включая ее саму. Она так увлеклась, что забыла о потенциальной угрозе.

Отмечая ее пристальное к себе внимание, он улыбнулся. В иных обстоятельствах она сочла бы эту улыбку смущающей, если бы не настойчивое ощущение déja-vu[1].

– Я вас знаю? – спросила она, пытаясь понять, отчего его лицо кажется ей таким знакомым. – Мы встречались прежде?

Улыбка незнакомца погасла, взгляд сделался ледяным.

– Нет, мадам. Со мной вы незнакомы, хотя, как мне кажется, должны хорошо знать моего родственника, Макса Рэнсли.

Макс. Перед мысленным взором Элоди тут же промелькнул его образ. Такой же высокий рост, крепкое телосложение, вьющиеся золотистые волосы, голубые глаза. Аура властности вкупе с добротой и галантностью тогда покорила ее сердце, а сейчас заставила его мучительно сжаться при воспоминании об этом человеке.

Послеполуденное солнце придавало светлым волосам мужчины рыжеватый оттенок, правда, глаза не голубые, тем не менее они с Максом удивительно похожи.

– Вы брат Макса?

– Я его кузен. Уилл Рэнсли.

– Он здоров, полагаю? Мне было очень жаль оказать ему… дурную услугу. Я надеялась, что с бегством Наполеона с Эльбы вскоре после венских событий карьера Макса не слишком сильно пострадала.

Уилл насмешливо вздернул бровь, и Элоди тут же позабыла о своей мимолетной симпатии к нему, снова насторожилась. Нет, этот мужчина явился не с добром.

– С прискорбием сообщаю: вашим надеждам не суждено сбыться. Будучи кузиной дипломата, вы не можете не знать, что эти, как вы выразились, «события», едва не убившие герцога Веллингтона, разрушили карьеру Макса. Его выслали с позором, и лишь переломный момент в войне подарил ему шанс восстановить доброе имя на поле битвы.

– Насколько мне известно, битва при Ватерлоо была весьма кровопролитной.

– Именно. Но даже выказанной в бою доблести недостаточно, чтобы спасти карьеру, подорванную знакомством с вами.

– Мне жаль это слышать.

Элоди говорила искренне. Однако вспомнив, что стояло на кону, вынуждена была признать, что и второй раз поступила бы точно так же.

– Ах, вам жаль? Как мило! – язвительно воскликнул он.

В ней снова пробудился гнев к мужчинам, использующим женщин в качестве пешек для достижения собственных целей, и к извечной женской беспомощности. Какое ей дело, поверил или нет ей этот человек? Она не доставит ему удовольствия оправданиями.

Видя, что мадам Лефевр хранит молчание, Уилл произнес:

– Тогда вам понравится то, с чем я пришел. Я намерен дать вам шанс все исправить. Вы, судя по всему, в богатстве не купаетесь. – Он обвел рукой маленькую комнату с обшарпанной мебелью и потертым ковром на полу. – Не вижу причин, препятствующих вам немедленно отправиться в Англию.

– В Англию? – эхом повторила она, удивленная. – Зачем бы мне это делать?

– Я намерен доставить вас в Лондон, в министерство иностранных дел. Там вы расскажете, как заманили моего кузена в ловушку, сыграв на его джентльменских чувствах. Подтвердите, что он не замешан в покушении на Веллингтона и винить в случившемся нужно только разведку, задача которой – предотвращать подобные вещи.

В голове Элоди кружился водоворот мыслей, пока она обдумывала его предложение. В душе забрезжил лучик надежды. От Лондона, куда она могла бы отправиться с этим явно состоятельным мужчиной, рукой подать до Парижа, причем немедленно, а не будущей осенью и не через год, – раньше совершить это путешествие не позволяли слишком медленно растущие финансы.