Джо Беверли - Тайна леди

Он щелкнул пальцами.

– Хорошо, что ты мне рассказала. Что он совершил на данный момент? Он причинил тебе зло?

Он говорил без гнева, но Петра чувствовала, будто ее вдруг окружила высокая стена и армия. Она едва не расплакалась от облегчения, но и от страха тоже. Это были холодные стены и безжалостная армия. Ее отец не должен узнать о Робине, потому что может повернуть свою армию против него, поскольку посчитает, что этот мужчина изнасиловал его дочь.

Неужели он ее отец?

Мать была права, говоря, что они похожи.

– Варци схватил меня в Булони, – начала она, тщательно подбирая каждое слово. – Я сбежала, но он ранил двух человек, которые пытались помочь мне. Я должна признаться, что ранила одного из людей Варци, когда убегала. Из-за этого могут быть проблемы.

– Здесь французское правосудие никак не может повлиять на тебя. Что же до этого Варци, теперь, когда я знаю, он больше никогда не потревожит тебя.

«Неужели все англичане считают себя неуязвимыми?»

– Вы недооцениваете его, милорд.

– Я знаю цену людям, особенно врагам. Ты думаешь, он последовал за тобой сюда?

– Я старалась отделаться от любых преследователей.

– Хорошо. Пусть он больше не тревожит тебя, моя дорогая.

В ней вспыхнула искра раздражения.

Словно прочитав ее мысли, он улыбнулся:

– Я – твой отец, и ты должна позволить мне защищать тебя.

Именно этого Петра и боялась.

Он встал.

– Я очень рад, что ты нашла меня, Петра, но я должен вернуться к гостям. Ты, вероятно, хочешь отдохнуть, принять ванну, переодеться?

Петра тоже встала.

– Простите. Но у меня нет другой одежды.

– Не важно. Одежду можно найти. Полагаю, у тебя такой же размер, как у моей жены.

Петра совсем забыла о его жене.

– Она не будет возражать?

– Одолжить тебе платье? Нет.

– Против моего существования.

– Возражать против романа, случившегося больше двадцати лет назад? Она слишком мудра для этого, и, честно говоря, ты принесла драгоценный дар. Но это тоже пусть подождет. – Он помедлил в нерешительности, что было совсем не похоже на него. – Я не буду давить на тебя, но мне было бы приятно, если бы ты когда-нибудь смогла называть меня отец или папа.

Она удивленно посмотрела на него:

– Вы хотите открыто признать меня?

– При таком поразительном сходстве, – весело ответил он, – я не вижу другого выхода.

Он пошел к двери, чтобы снова поговорить с лакеем, потом вернулся, чтобы отвести ее из комнаты вверх по лестнице и по лабиринту коридоров. Какую отдаленную комнату отвели незаконнорожденной дочери?

– Этот дом настоящий лабиринт, – сказал он. – Слишком много перестроек за столько столетий. Зови лакея, чтобы сопровождал тебя, если не хочешь заблудиться. В большинстве комнат есть звонки.

Он открыл дверь в очаровательную, залитую солнцем спальню, отделанную в темно-розовых и кремовых тонах.

– Позже ты можешь выбрать другую, но пока оставайся в этой. Звонок вот здесь, у камина. Проси всего, что пожелаешь, моя дорогая. Теперь это твой дом. Я поставлю у твоей двери лакея, чтобы служил тебе проводником и на случай, если ты не ошибаешься насчет синьора Варци. Сегодня Эбби более уязвимо, чем обычно.

Уязвимо. Петра выглянула наружу, увидев переполненное народом поместье.

– Варци беспощаден, – предупредила Петра. – В Булони он взял верх над одним из охранявших меня и угрожал изувечить его, если я не пойду с ним. Но тогда у него было двое подручных.

– Сколько у него их сейчас?

– Ни одного из тех. Одного я ранила. Другой… был убит контрабандистом.

– Я восхищен. Но не бойся. Мое положение и деятельность требуют определенной степени безопасности. Здесь он не будет угрожать тебе.

Он ушел, а Петра села в кресло, обитое розовым бархатом, ослабевшая от облегчения, смущения, усталости и страха, особенно за Робина. Слава Богу, она не позволила ему привезти ее сюда. Она с первого взгляда поняла, какой он человек. Маркиз Ротгар, несомненно, сделал бы то же самое. Он не будет благосклонно смотреть на негодяя, который прелюбодействовал с его дочерью, не важно, как он ее защищал.

Конечно, ей не нужно было об этом рассказывать. Если только не окажется, что она беременна. Это было несчастье, о котором она отказывалась даже думать.

Но многие отцы стали бы настаивать на браке, даже если их дочь просто была наедине с мужчиной в интимной обстановке, не важно, делила ли она с этим мужчиной постель. Три раза, если считать карету.

Вынужденный брак. Было бы ужасно поступить так с Робином, и она не хотела этого. Сейчас она была в смятении, слишком ранима и неустроенна в этой жизни, чтобы предпринимать шаги, которые нельзя исправить. Ей нужно время, чтобы привыкнуть, понять, узнать, какие возможности у нее есть и чего она хочет.

Ей придется логично объяснить свою историю, не упоминая Робина.

Нет, это невозможно.

Тогда она придумает кого-то, кто сыграет его роль. Ей ужасно не хотелось начинать новую жизнь со лжи, но она должна. Она вытерла слезы. Во-первых, ей нужно имя.

Она оставит «Робина», потому что знала, что иначе рано или поздно ошибется. Или… Роберт. Это имя более распространенное, подумала она. Если что-нибудь из того, что он говорил ей, было правдой. Смешно после их приключений, но она не могла быть уверена даже в «Робине». Она попыталась в подробностях вспомнить их первый день, когда они играли в ту правдивую игру, и она скрывала факты. Нет сомнений, что и он тоже, и по-крупному, потому что он не хотел, чтобы авантюристка узнала слишком много. Хотела бы она, чтобы он рассказал ей правду до того, как они расстались… Но зачем ему это? Она же не открыла ему свои секреты. Но «Робин». Ей придется верить в это, иначе у нее не было ничего, вообще ничего. Ей нужно было придумать фамилию, которая звучала бы достаточно правдоподобно для англичанина, а она знала, что такие вещи в чужом языке полны ловушек. Она вспомнила Могучего Майка Коккрофта. Значит Роберт Коккрофт. Да, это должно сработать. Что с остальными деталями? Дербишир мог быть правдой. По правде говоря, Хантингдоншир, вероятно, тоже, поэтому Роберт Коккрофт должен быть откуда-то издалека. Она представила карту Англии и выбрала мыс, выпирающий в Атлантику. Корнуолл. Роберт Коккрофт, спокойный джентльмен безупречной добродетели. Старше, но не слишком стар для приключений. Около сорока. Да, это подойдет. Воображение нарисовало ей Роберта Коккрофта – немного седоват, немного плотноват. Добрый и надежный, без малейшего намека на самонадеянность.

Следующей ее мыслью было защитить себя. Ей придется признать свою глупость с Лудо, чтобы попытаться объяснить его безумное преследование, но не степень этой глупости. Однажды сплетни из Милана могут добраться сюда, но сплетни можно отрицать.

Или окажется, что она беременна, доказывая, что она совершила не одну ошибку, а две.

Это снова вызвало у нее слезы, но она заставила себя собраться. Она здесь. Она выполнила обещание, данное матери, и предсказания матери оказались правдой. Ее отец был готов принять ее, обеспечивать ее и защищать, а если кто-нибудь и мог защитить ее, то это маркиз Ротгар.

Он будет преследовать Варци, а это поможет безопасности Робина и его людей тоже.

Возможно, если повезет и если у нее хватит ума, скоро у нее снова будет упорядоченная, безопасная жизнь. Но все равно ей придется рассказать свою историю, а она почувствует себя сильнее и смелее, если вымоется и будет прилично выглядеть.

Она посмотрела на звонок, но вместо этого ее привлекла очаровательная постель. Она была занавешена кремовыми шторами, вышитыми цветами, матрас покрыт таким же покрывалом. Не сейчас. Может быть, позже, когда она будет чистой…

Но тут она поняла, что не может сопротивляться. Она разделась до рубашки, сбросила рваные туфли, откинула покрывало и забралась по ступенькам на чистые белые простыни. Она натянула на себя одеяло, вдыхая аромат солнца, на котором эти простыни сушили, подняла глаза на шелковые складки с внутренней стороны балдахина. «Чистая, хорошо проветренная постель подойдет, в чистой комнате. В комнате, где я буду совершенно одна».

«О, Робин. Надеюсь, тебе так же хорошо сейчас, как и мне».

С этой мыслью Петра уснула.

Петра открыла глаза в полумраке и потерла их. Может, все это сон? Может, она все еще в гостиничном номере? Нет. Сложенный складками шелк образовывал балдахин над ее кроватью, а когда она села, то увидела чудесную комнату, в которую ее привел маркиз Ротгар. Кто-то только задернул шелковые занавески, чтобы они не пропускали свет, но узкие полоски по обеим сторонам показывали, что за окном все еще день.

Как могла она просто лечь в постель?

Она поднялась с кровати и увидела кувшин с водой. Ее мучила жажда. Она налила чашку и выпила. Потом еще и еще, пока не опустошила весь кувшин. Тут ей захотелось сходить по малой нужде. Под кроватью она не обнаружила горшка, но нашла стул-туалет за шелковым экраном. На умывальнике не было воды для умывания, а она все еще была грязной. На белоснежных простынях остались следы ее ног.

Петра заметила, что одежда ее исчезла. Она помнила, как снимала ее, оставила там, где она лежала, и поморщилась. Кто-то из слуг знает, что незаконнорожденная дочь маркиза – грязнуля.

Останься она с леди Содуэрт, скорее всего прибыла бы сюда в монашеском одеянии. Не особенно чистом, но в этом было бы некоторое преимущество. Если не считать того, что англичане не любят папистов. Петра вспомнила, что оставила распятие и четки в кармане Робина, и покачала головой. Зачем они ему?

Петра подняла шторы, чтобы впустить свет, но так и не увидела своей одежды. На кресле лежал коричневый халат. Петра сняла свою поношенную рубашку, надела его, подошла к камину и дернула шнурок звонка.

Тут она увидела на каминной полке сложенный лист бумаги, на котором было написано «Петра».