– Нет, – ответил мистер Харстед. – Ему около сорока, но он все еще крепкий, красивый мужчина.

Петра сказала со вздохом:

– Странно, что он так долго не женился.

– Сорок – это еще не старый, – возразила миссис Харстед. – Но у него были свои причины.

Петра поняла, что наткнулась на что-то, о чем миссис Харстед не считает нужным говорить с незнакомкой.

– Что же привело вас в эти места, дорогая? – спросила женщина, меняя тему.

Петра снова рассказала историю о жестокой хозяйке, которая выгнала ее.

– Это отвратительно. Вы едете в какое-то определенное место? Если нет, может быть, попытаете счастья в Эбби? Там хорошо работать.

– Может быть.

Повозка остановилась, и мистер Харстед обернулся на козлах:

– Здесь мы поворачиваем. Поедете дальше с нами или попытаете счастья в Эбби?

– Да, пожалуйста. И спасибо вам.

Мужчина повернул повозку, и она загрохотала по дороге.

– Правда, сейчас вы, вероятно, не найдете никого, с кем можно поговорить, – сказала миссис Харстед, – потому что никого из слуг не будет дома. Но тогда позже.

Повозка медленно влилась в равномерный поток повозок и пешеходов, люди были празднично одеты. Они проехали мимо семьи, которая везла в инвалидном кресле укутанную в шаль старушку, и остановились из-за затора на въезде в поместье.

Петра с трудом сдерживала смех. Этот важный момент она представляла себе совершенно другим.

Глава 26

Чувствуя себя тревожно, будто его мир перевернулся с ног на голову, Робин пошел разобраться со своим секретарем. Секретарь молчал.

– Я правда уволю тебя, – предупредил Робин. – Я понимаю, трудно поверить мальчишке, которого ты сек розгами за то, что он не учил греческий, но я уже не мальчишка.

Тревельян нахмурился:

– Вы ведете себя неразумно.

– Тогда мне придется учиться быстрее, не так ли? Но ты должен подчиняться моим приказам и хранить мои секреты, даже от моей матери. Если не можешь, уходи сейчас, и я дам тебе превосходные рекомендации. Подведешь меня, вышвырну тебя вон. Впрочем, не хотелось бы этого делать.

– Настроены вы решительно, и я принимаю ваше первое предложение.

– Очень хорошо. – Робин протянул руку, и, секунду поколебавшись, Тревельян пожал ее. – Ты хорошо служил мне, но нам всем трудно трансформироваться для новых ролей. Куда ты пойдешь?

Тревельян вытащил носовой платок и промокнул глаза.

– Снова займусь преподаванием, сэр. Это очень приятное занятие с таким разумом, как у вас.

– Как у меня? – усмехнулся Робин. – Да ты все время меня ругал!

– За леность, за нежелание стараться. И меня возмущало, что при всем этом ваши успехи выше всяких похвал.

– Так вот в чем секрет? Пот и стиснутые зубы, и весь мир будет аплодировать результатам, даже если они печальны. Разве в Библии не говорится, что каждая долина должна быть выше, а каждая гора – ниже?

– Изогнутое прямо, а шероховатое ровно, – закончил Тревельян с легкой улыбкой. – Да, это ваша натура, не так ли, сэр?

– Хотят этого люди или нет. Но я прихожу к выводу, что иногда требуется более мрачный стиль. Ступай с Богом.

Торн столкнулся с Тревельяном в дверях.

– Плохие новости? – спросил он, кладя перчатки, хлыст и шляпу на столик.

– Как всегда, с какой стороны посмотреть. Есть новости?

– Никаких полезных ответов, никаких пропавших без вести итальянцев.

– Варци – умник. Этого следовало ожидать. Но так даже интереснее. – Он опомнился. – Я покончил с играми.

– Увы, бедный мир.

– Разве ты не упрекал меня в легкомыслии?

– Только из зависти. Не меняйся слишком сильно.

– Если я найду способ выбраться из этой неразберихи, обещаю каждый вторник джигу и каждую субботу пирушку.

– По крайней мере новости о твоей вечеринке распространились, как и планировалось, – сказал Торн, отбросив газету. – Тут на второй странице в рубрике сплетен говорится об «очаровательной новой сучке» Хантерсдауна с подробностями о твоей карточной вечеринке, и если у Варци еще были сомнения относительно твоего местонахождения, теперь они у него исчезли.

Робин скорчил гримасу:

– Есть что-нибудь еще?

– Может быть, ничего, – сказал Торн, вытаскивая из кармана измятое письмо. – Пришло вчера из Иторна, я не сразу его заметил.

Робин взял дешевую бумагу и с бьющимся сердцем прочел покрытую кляксами надпись. Он перевернул письмо, чтобы осмотреть печать. Воск просто прижали. Он сломал его и развернул лист.

«Моему замечательному защитнику».

О Господи.

«Знаю, что вы, должно быть, волнуетесь…»

– Черт ее побери, – пробормотал Робин.

«…и это плохое вознаграждение за вашу доброту. Но пожалуйста, знайте, что у меня все хорошо, я у друзей. Надеюсь, что и у вас все в порядке».

– У друзей? Каких друзей? От какого числа письмо? – Он снова посмотрел на начало письма. – Пятница. Откуда оно отправлено? – Робин перевернул лист и попытался прочесть смазанную надпись почтмейстера. – Что здесь написано? Микли?

– Миклбери. Я сразу отправил туда запрос, но она, конечно, там не задержалась. Можешь сказать, что там написано?

Робин прочел остальное вслух:

– «Я сдержу свое слово. Если попаду в затруднительное положение, непременно обращусь к вам за помощью…» Если сможешь, дурочка. «Если же не получите от меня весточки, знайте, что ничего плохого со мной не случилось. Прощайте, друг мой. Вам будет легче танцевать по жизни без камушка в туфле».

Робин бросил письмо.

– «Танцевать по жизни». Вряд ли я буду танцевать с покалеченной ногой, не так ли? И беспокоясь о ней.

– Камушек в твоей туфле? – переспросил Торн.

– Петра, «камень». Петронилла, «маленький камушек». Мы могли бы найти ее, но зачем, если она хочет отделаться от меня.

Он снова пробежал глазами письмо. Робину казалось, что он слышит ее голос.

– Кем бы ни были ее друзья, они очень бедны, – сказал Робин. – Полагаю, не имеет смысла мчаться туда.

– Тем более с твоей ногой.

– К черту мою ногу! – Робин поднялся. – Надо что-то делать. Я еду с визитом к госпоже Корнелис.

– Уверен, у нее превосходная писчая бумага.

– Главное, что я могу туда поехать. Если синьор Варци знает о связи Терезы Корнелис с матерью Петры, он тоже может отправиться туда. Почему я не подумал об этом раньше? Ла Корнелис может знать, кто ее отец.

– Боже мой, неужели? Тогда я еду с тобой. И прихвачу пистолет.

– Окажись Варци там, я был бы рад. Но госпожа Корнелис ни за что не позволит напасть на титулованного гостя в своем доме.

– Будет ли он спрашивать ее позволения?

– Резонно. Я поеду вооруженным и с вооруженными людьми. Мне все равно придется использовать свой чертов портшез. А тебя я попрошу взять нескольких человек и наблюдать снаружи. Во-первых, чтобы узнать, не следит ли за домом кто-либо еще, а во-вторых, посмотреть, не пошлет ли Корнелис записку после моего ухода.

– Радуешься хоть какой-нибудь деятельности. Ты возьмешь с собой своего пушистого сторожевого пса?

Кокетка, как обычно, резвилась вокруг Торна, пытаясь покорить его.

– Соблазнительно, но она наверняка укусит госпожу Ла Корнелис, после чего отравится и умрет.

Петра старалась выглядеть как довольный член семьи веселых Харстедов, но заметила двух лакеев в сине-золотых ливреях и напудренных париках, наблюдавших за всеми входящими. Частично они могли быть для антуража, потому что всем нравилась их позолоченная элегантность, но Петра догадалась, что они местные и могут заметить чужаков.

Проезжающая мимо на лошади пара крикнула:

– Ну разве ты не красавчик, Джимми! – и получила в ответ улыбку и шутливый поклон.

Второй лакей, стоявший ближе к Петре, сказал:

– Добрый день вам, мистер Харстед. – Выражение уважения, от которого миссис Харстед распирало от гордости. Петра прошла мимо незамеченной.

– Ну разве это не прекрасно? – сказала миссис Харстед, оглядываясь.

Поместье явно было спроектировано опытной рукой, чтобы как можно точнее изобразить сельскую местность. Вдалеке Петра увидела озеро с лебедями и что-то вроде белого храма.

– Здесь обычно олени, – сказала миссис Харстед, когда ее муж повернул на отведенный для повозок участок. – Но для таких больших событий они убирают их куда-то. Около дома очаровательные сады и павлины. Они так кричат! Не хотела бы я, чтобы они гуляли под окном моей спальни.

Повозка остановилась, и все вышли. Старшие мальчики распрягли лошадей и отвели их в огороженный веревками паддок. Миссис Харстед и ее старшие дочери всех почистили и привели в порядок. Петра сняла шляпу и незаметно засунула ее и свой узел под сиденье. Там не было ничего, кроме подаренной миссис Уоддл одежды, и хотя ей хотелось из сентиментальности сохранить ее, тут она с узлом в руках выглядела бы странно.

Петре сунули в руки младенца, когда его мать бросилась ловить убегавшего двухлетнего малыша. Пухлого, слюнявого и очень довольного. Она стала говорить всякие глупости ребенку, который радостно залепетал, демонстрируя прорезывающийся зуб.

Но вот вся семья была готова. Мать забрала ребенка, и мистер Харстед показал в сторону дома:

– Вы можете и сейчас спросить, но если все заняты, я уверен, они позволят вам подождать.

Это походило на предложение уйти, поэтому Петра сказала:

– Благодарю вас, – и пошла через лужайку, усыпанную людьми.

– Не попадите в хаха! – крикнул он ей вслед. Она обернулась:

– Во что?

– В глубокую канаву вокруг дома. Она не дает оленям заходить в сад. Там есть мостики.

Петра снова поблагодарила их и смотрела, как они пошли по длинной дорожке, младшие дети бегали вокруг взрослых. Во время своего путешествия по Англии Петра встречала разных людей, и у всех, и старых и молодых, был дом, семья и свое место в мире. В отличие от нее.