Джо Беверли - Тайна леди

Его легкомысленная манера, так раньше раздражавшая ее, теперь успокаивала, как бальзам.

– Да-да, конечно. – Она отвернулась, развязала кремовую юбку, потом завязала ее поверх платья.

Когда она снова повернулась к нему, он сказал:

– Так лучше.

Он снял ее забытую шляпку, вынул камею и отдал ей.

– Спрячьте это куда-нибудь и накиньте капюшон. – Он отступил на шаг, чтобы осмотреть ее. – Думаю, сойдет. Давайте выбираться отсюда.

Петра заколебалась, но, набравшись смелости, вышла из кустов на дорожку. Робин пошел следом за ней.

– Кокетка наверняка выдаст нас. – Он сунул собачку под сюртук и сказал: – Цыц. Будучи дрессированной, она иногда слушается.

– Меня она послушалась. Возможно, это спасло ей жизнь.

– Варци действительно придется оплатить много долгов, – сказал Робин. Он предложил ей руку, и они направились к калитке.

Петра молилась, чтобы Робин никогда не встретился с Варци. Она нервно оглянулась на окна гостиницы:

– Если кто-нибудь увидит нас из окна, подумают, будто у нас тайное свидание.

– Конечно. Каким образом ранили Кокетку?

– Это из-за меня.

– Из-за вас?

– Все из-за меня, – пылко ответила Петра. – Пауик, Фонтейн… Кокетка залаяла на Варци, и он ударил ее тростью.

– Неужели у тебя не хватило ума понять, что ты всего лишь украшение?

– Что? – задохнулась Петра.

– Кокетка, не вы.

– Она маленький боец. Она пыталась укусить другого. Того, кто меня охранял. Он так испугался, что мне удалось его ударить.

– Бриллианты на твой следующий ошейник, моя отважная бабочка, но, пожалуйста, не рискуй больше.

Петре показалось, что эти слова относятся и к ней. Еще одна обуза, которую нужно защищать, ласкать и терпеть, потому что Робин Бончерч – человек ответственный.

Он отпустил ее руку и открыл калитку. Они вошли во двор гостиницы, но тут Петра остановилась.

– Там солдаты, задают вопросы.

– Мы просто уважаемая пара, совершаем вечернюю прогулку.

Когда они проходили мимо, Петра слышала, как один из солдат спрашивал о женщине в зеленом с белой кошкой. Другой искал ее глазами. Робин пожелал им доброго вечера, добавив что-то о спокойной переправе. Солдат согласился и переключился на что-то другое.

Сердце Петры громко стучало, ноги были ватными, но она изо всех сил старалась играть свою роль. Когда Робин начал лениво болтать о путешествии и о том, как все будут рады видеть ее дома, Петра отвечала невпопад.

Она ожидала, что они вернутся в «Лисицу», но шум, суета и запах водорослей свидетельствовали о том, что они где-то около кораблей.

– Постарайтесь выглядеть совершенно непринужденно, – обратился к ней Робин с улыбкой. – Благодаря моим стараниям на любую женщину, которую силой ведут на корабль, будут обращать внимание.

Петра рассмеялась, как будто Робин сострил. Он привел ее на одномачтовый корабль, где мужчина с обветренным лицом и большим носом сказал:

– Вот и вы, монсеньор. Значит, не передумали?

– Я оказался замешан в одном происшествии, – ответил Робин.

– Тот человек, которому порезали яйца? Он ваш друг?

– Я вообще его не знаю. – Робин помог Петре подняться на корабль и в нечто вроде домика посередине и вошел следом за ней, закрыв дверь. – Вы должны оставаться внутри, не привлекая внимания.

– Разумеется.

Пространство было примерно восемь футов в длину и шесть в ширину, с широкими деревянными скамейками, накрытыми тонкой подстилкой. Петра подумала, что при необходимости на них можно спать. Робин и она будут спать здесь ночью? Маленькие окошки все еще не были закрыты и пропускали немного света, но не давали уединения. Это хорошо.

Робин стал раздеваться. Снял сюртук, жилет, галстук и перевязь.

– Что вы делаете? – возмутилась Петра.

– Пойду на палубу поговорить с Мерьеном, меня не должны узнать. Сойду я за простого матроса?

Петра улыбнулась:

– Нет, но Варци ведь не знает, как вы выглядите.

– Будем молиться, чтобы это было так. Главное, чтобы вас никто не увидел, и крепко держите Кокетку. Я попрошу Мерьена отплыть, как только начнется прилив.

Петра крепко держала собачку, свою спасительницу, пока не закрылась дверь.

Воспоминания о недавних событиях нахлынули на Петру. Варци оказался таким же беспощадным, как всегда. Ему не удалось захватить ее. Но он не оставит своих попыток.

Когда дверь открылась, Петра вздрогнула, но это вернулся Робин. Длинная вязаная шапка скрывала его волосы, вокруг шеи повязан сине-желтый шарф.

– Морская вода, – сказал он, протягивая ей оловянную миску. – Лучшее, что я могу сделать в данный момент.

Петра взяла ее, готовая разрыдаться.

– Вы самый чудесный человек.

Он покачал головой.

– Вам удивительно легко доставить удовольствие. В отличие от неё. – Он взял на руки тявкающую собачку. – Тихо. – Кокетка замолчала, но смотрела на него укоризненно. – Прости, малышка, – сказал он, отдал собачку Петре и вышел.

Петра терла руки в холодной соленой воде, пока не осталось и следа крови. Но она не могла стереть воспоминания о ее кинжале, врезающемся в плоть, и о хлынувшей горячей крови. И о сдавленном крике раненого.

Она не хотела этого делать. Он был крупным мужчиной, и, когда Кокетка отвлекла его, просто ткнула кинжалом вперед и попала именно туда. Она забыла о ноже и жертве, схватила Кокетку и убежала.

Она вспомнила о пустых ножнах для кинжала и сняла их. Теперь они бесполезны и могут стать уликой. Петра засунула их под одно из сидений и осмотрела свое платье под кремовой нижней юбкой. Кровь на нем не была видна на фоне цветочного рисунка.

Но в ее памяти эти пятна останутся навсегда. Шекспир знал, о чем писал.

Робин помогал готовить корабль, не переставая высматривать Варци и его людей. Ему очень не хотелось оставлять Петру одну в ее нынешнем состоянии, но он не мог рассчитывать на наблюдательность матросов. В любом случае чем меньше они проводят времени наедине, тем лучше. Напряжение, опасность и необходимость действовать создавали странные импульсы и разрушали самоконтроль.

Солнце почти село, и вода начала подниматься. Пассажиры спокойно садились на пакетбот, но ящики, сундуки и другой багаж все еще загружали в трюм. Поблизости люди садились на небольшие, лично нанятые суда. Робин увидел одно, в котором уже сидели люди, и другое, на которое под тщательным присмотром грузили ящики. Бургундское? Портвейн? Коньяк?

– Вы убегаете от злодеев, монсеньор?

Робин обернулся и увидел парнишку. Длинное лицо и нос говорили о том, что он сын капитана.

– Можно и так сказать, – ответил Робин. – Ты свободен? Если да, то помоги мне посторожить.

– Хорошо, монсеньор!

– Тогда заберись повыше и высматривай любого, кто ведет себя странно. Не садится на корабль, например.

Мальчишка проворно забрался на паруса, охотно выполняя поручение. Парнишка был Робину по душе, но, увы, это не игра. Так же как его чувства к Петре д'Аверио. Они могли изменить, а возможно, и разрушить его жизнь.

Робин прислонился к канату, наслаждаясь свежим ветром и золотистым вечерним светом, наблюдая за пустеющим причалом. Он думал о семье, долге и о матери, все еще горевавшей по своему мужу и ожидавшей, что Робин будет его копией, став графом Хантерсдаун.

Его родители, добрые и заботливые, все внимание сосредоточивали на том, чтобы подготовить его к его будущему. Его учителя и наставники тщательно отбирались, а его успехи отслеживались. Его так же тщательно тренировали в элегантности, остроумии и шарме, как в латыни, греческом и науках. Он знал музыку и все искусства, и с юности его поощряли быть покровителем согласно его вкусам. Он не обладал особыми талантами, но никто не может быть совершенством.

Его родители выполняли роль моделей, и он видел их именно такими – люди интеллекта, изящества и любезности. Ничто не было менее элегантным, чем излишнее проявление эмоций, особенно тех, что связаны с романтической любовью, а романтической любви не было места в вопросе брака, особенно для будущего графа. Нужно было выбрать невесту, близкую по характеру, образцового поведения, из подходящей семьи и с хорошим приданым. Родители Робина собирались подобрать ему идеальную невесту, и Робин не возражал, полностью доверяя их выбору. Он просил только подождать, пока ему не исполнится тридцать. Поскольку у него было два младших брата, родители согласились, взяв с него обещание не жениться без их согласия.

Он считал это обещание все еще имеющим силу, а его мать никогда не одобрит Петру д'Аверио. Робин знал ее всего несколько дней. Нищая незаконнорожденная дочь английского лорда, который, вполне возможно, откажется от нее.

Робин не думал, что Петра лжет, но ее мать могла быть не до конца искренна. Если у нее была связь с актером, наемным солдатом или даже с лакеем дворянина, она могла сказать, что это был дворянин.

Послала бы она после этого свою дочь искать его?

Увы, бывает, что ложь превращается в правду в головах некоторых людей, особенно через двадцать трудных лет.

Конечно, Петра была бы идеальной любовницей, возможно даже на всю жизнь, но она, подвергаясь огромному риску, бежала через всю Европу, чтобы избежать именно этого.

Поэтому Робин отпустит ее. Благополучно доставит ее куда-нибудь, даст ей денег, если она их возьмет, и забудет о ней.

Петра сидела на скамье, прислушиваясь к суете на пристани и наблюдая за заходом солнца. Корабль стал чуть сильнее покачиваться, что, видимо, означало начало прилива. Петра никогда не была на море, если не считать каналов и лагуны Венеции, и надеялась, что Господь избавит ее от морской болезни.

Потом она услышала визгливый крик. Леди Содуэрт! Петра выглянула наружу. Да, это была она. Леди Содуэрт, видимо, опаздывала и подгоняла своих детей к соседнему кораблю. Джорджи вырвался из рук, чтобы бежать – слишком близко к краю пристани. Петра готова была броситься ловить мальчишку, но его схватил матрос, сунул под мышку и понес на корабль.