Роберт Стивенс - Тайна королевы Елисаветы

— О божество мое! — шептал он, не помня себя, стараясь заглянуть в ее глаза, в которых он читал отражение того, что так красноречиво говорили его собственные, — никогда не думал я, что окажусь так слаб и в то же время испытаю столько радости. Хотя я рискую своей жизнью и своей миссией, но в эту минуту я ни о чем не жалею. В эту минуту ты меня любишь, не так ли? Иначе все поцелуи на свете лгут, и все глаза также лгут. Скажи мне, дорогая, правда ли, ты любишь меня, или это все прекрасный сон?

— Неужели вы хотите, чтобы уста мои повторили словами то, что уже выразили на деле? — ответила она шепотом, как будто едва владея собой.

— Я не убивал твоего брата, — продолжал он, все еще глядя ей в глаза. — Этому ты должна верить, но мне кажется, что даже если бы нас разделяла кровь твоего брата, так и то ты все же должна была бы любить меня.

Она ничего не отвечала, и когда он опять хотел заговорить, она прижалась своими устами к его устам и таким образом заставила его замолчать.

Потом вдруг в мгновение ока, она изо всей силы оттолкнула его от себя и осталась стоять, прислушиваясь к чему-то.

По дороге слышен был топот конских копыт. Мерриот быстро поднялся с колен, обернулся и пошел навстречу Боттлю, входившему в дверь.

— Все готово к отъезду, сэр, — сказал Боттль.

— Мы никуда не поедем, — спокойно ответил Мерриот, стараясь не выдать своего волнения. — Мы останемся здесь всю ночь и, может быть, еще дольше.

— Останемся здесь? — спросил Кит, с удивлением глядя на Мерриота.

— Пусть Антоний отведет лошадей обратно в конюшни, а затем… — Мерриот чувствовал, что удивление Боттля было так велико, что он должен дать ему какие-нибудь объяснения относительно такой быстрой перемены своего решения, и поэтому, ни минуты не медля, он прибавил решительно, — а затем мы должны приготовить здесь все, чтобы выдержать в этом доме осаду. Иди вниз и пошли сюда Френсиса и Тома Коббля, и все остальные пусть ждут моих приказаний.

Кит исчез, он сразу понял теперь намерение Мерриота. Слово «осада» объяснило ему все. Десять дней были необходимы для спасения сэра Валентина; прошло уже четыре дня, четыре еще понадобятся, чтобы вернуться обратно в Флитвуд и таким образом надо обеспечить себе еще только всего два дня. Если удастся удержаться в этом доме в продолжении двух дней, миссия их будет исполнена, и сэр Валентин спасен.

Но что же будет потом с Гелем и со всеми ими? Теперь не время было думать об этом, прежде всего надо было заручиться этими двумя днями.

Анна, в свою очередь, не знавшая ничего об этих знаменательных десяти днях, радовалась тому, что задержала Геля и таким образом дала его преследователям возможность догнать его, т. е. достигла цели, к которой стремилась и ради которой вынесла столько за последние дни. Она лежала неподвижно, ни единым движением не выдавая того, что происходило в ней в эту минуту.

— А теперь, сударыня, — сказал Гель, обращаясь к ней, — скажите мне, что я могу сделать для вас. Я не умею обращаться с больными. Может быть, кто-нибудь из моих людей сумеет.

— Нет, — ответила она сонным голосом, — мне нужен только отдых и покой. Вся моя болезнь заключается в том, что я смертельно устала. Единственное средство против этой болезни — сон.

— Перенести вас на вашу постель?

— Как хотите.

Как только он перенес ее в ее комнату и положил на постель, она, казалось, сразу погрузилась в сон, от которого ждала подкрепления своих сил. Он посмотрел немного на нее, но не осмелился нарушить ее покоя новой лаской; услышав шаги в соседней комнате, он вышел туда, и увидел Френсиса и Тома.

— Ваша госпожа спит, — сказал он, обращаясь к пажу. — Оставьте дверь к ней открытой, чтобы вы могли слышать, когда она позовет вас. И ни на одну минуту не выходите из этой комнаты. Если что-нибудь понадобится, пусть Том придет сказать мне это.

Затем он быстро спустился вниз к людям, уже ожидавшим его по приказанию Кита. Огонь в камине ярко горел, кое-где виднелись зажженные факелы. Мерриот, видя, что Антония и Бунча еще нет, так как они отводили лошадей в конюшню, подождал их возвращения раньше, чем начать свою речь. Когда они наконец пришли и закрыли за собой дверь, он подошел к своим людям и сказал им:

— Ребята, в четырех милях от нас находится группа всадников: весьма возможно, что это — Румней и его шайка, а, может быть, также, что это — гонцы королевы, посланные сюда с приказанием арестовать меня. Если это Румней, самое благоразумное встретить его за стенами этого дома, так как он не посмеет напасть открыто, чтобы не привлечь шерифа и его людей. Если это те, кто задался целью арестовать меня, от тех мне нечего ждать пощады, те будут преследовать меня до конца или уморят меня голодом. Если они увидят, что вы являетесь моими помощниками, весьма возможно, что вас ждет за это виселица. И поэтому я даю вам право сейчас же покинуть меня. Я уверен в том, что никто из вас не будет так низок и не воспользуется своей свободой, чтобы предать меня в руки правосудия, и поэтому я отпускаю всех тех, кто пожелает уйти, но уходите сейчас, так как с той минуты, как я стану готовить этот дом к ожидаемой осаде, я застрелю всякого, кто захочет выйти из него.

Может быть, из чувства привязанности к Мерриоту, может быть, из боязни попасть в руки Румнею или потому, что самое безопасное казалось остаться в стенах этого крепкого верного убежища, но никто из присутствующих не шевельнулся.

— Честные и добрые малые! — воскликнул Гель, подождав немного, — благодарю вас от всей души. Может быть, мне удастся спасти вас, если даже меня самого схватят. Но теперь к делу! Боттль, отправляйся сейчас же на поиски бревен и досок, пусть Оливер поможет тебе. Если готовых досок нет, руби, что хочешь и чем хочешь, но чтобы у меня были доски и бревна, которыми мы заколотим все окна и двери, доступные с улицы. А пока мы займемся тем, что забаррикадируем мебелью все, что можем. Когда досок будет довольно, все станут помогать нам в нашей работе.

— Там около конюшен целый склад бревен и досок, — сказал Оливер.

— Прекрасно, в какую же дверь легче всего внести их?

— В маленькую дверь в кухне, она ближе всего к конюшне, но она заперта и заложена крюком.

— В таком случае отопри ее, а потом запри хорошенько дверь в конюшни, чтобы сохранить наших лошадей. Пусть они там и остаются расседланными. Мы должны здесь продержаться, по крайней мере, два дня. А теперь за дело, ребята, только раньше выложите вот сюда весь запас ваших ружей, кинжалов и пороха, чтобы я знал, сколько у нас всего этого добра, и хватит ли его на все время осады. Слава Богу, что погода такая плохая, что значительно облегчит нам задачу, так как мы все время будем находиться под кровлей, а наши преследователи — под открытым небом.

Раненые улеглись опять на полу, здоровые принялись за работу, а Гель и Кит стали осматривать оружие и амуницию. Кроме кинжалов и мечей, налицо имелось несколько револьверов, ружей и пистолетов.

Мерриот и его помощник, окончив осмотр, который вполне удовлетворил их, скинули верхнюю одежду и принялись устраивать баррикады у дверей и окон при помощи сундуков, скамеек и столов, которые они нашли в смежных комнатах. Затем стали приносить постепенно и бревна с досками; они тотчас же пошли в дело, и скоро все двери и окна были забаррикадированы, причем оставлены только маленькие отверстия, чтобы можно было просунуть дуло револьвера или ружья.

За этим занятием Мерриот и его люди провели несколько часов подряд. Когда наконец все было кончено, и дом превратился в неприступную крепость, Гель почувствовал, что падает от усталости. Но все же раньше, чем лечь спать, он поднялся наверх, чтобы взглянуть на свою пленницу и узнать о ее здоровье.

Френсис и Том спали у дверей ее комнаты, из которой доносилось ровное, спокойное дыхание Анны. Тогда Гель спустился опять вниз и увидел, что все улеглись, кто как мог, на полу, и только один Антоний сидел еще у камина.

— Я теперь пойду спать, Антоний, — сказал ему Гель, — по-моему караулить теперь больше нечего, так как все равно мы отсюда никуда не уйдем, а если наши преследователи подъедут к дому, они, наверное, так будут шуметь, что сразу разбудят нас всех.

— Конечно, они не минуют нашего дома, — вмешался Кит Боттль в разговор, — наверное они узнают в городе про этот пустой дом и завернут сюда, чтобы осмотреть его хорошенько, а если сначала и проедут, пожалуй, мимо, то тотчас же вернутся, так как увидят, что следы от копыт наших лошадей кончаются здесь и дальше не идут. Кроме того, ведь наши лошади в конюшне тоже не стоят спокойно. Когда они заржут, их слышно далеко и, конечно, их присутствие в пустом доме сразу возбудит общее внимание.

— Ну, мы, во всяком случае, готовы теперь к приему непрошенных гостей, — сказал Гель, прислоняясь к камину.

— Да, у нас все есть: оружие, баррикады, провиант, — но Кит не договорил последнего слова и сразу вскочил с места, как ужаленный.

— А ведь это правда! — воскликнул Гель, тоже быстро вскакивая на ноги, — где же провизия, принесенная Антонием?

— Черт возьми аппетит этих ослов! — проворчал Кит, — ведь нам, пожалуй, придется попоститься за эти два дня.

Гель при мысли, что придется не есть два дня, тотчас же почувствовал приступ голода. Ему вспомнилась Анна, и пришла в голову мысль, как-то она перенесет этот невольный пост. Она уже умирает от усталости, — неужели ей придется умереть от голода?

— Мы должны достать еще провизию, — решительно заявил Гель.

— Где? — спросил Боттль коротко.

— Там же, где мы ее достали вчера. Кто-нибудь должен тотчас же отправиться туда.

— Я пойду, — сказал Антоний, — я знаю уже дорогу туда.

— Разбуди хозяина гостиницы и достань нам провианта за какую угодно цену, — сказал ему Гель, протягивая золотую монету.