Роберт Стивенс - Тайна королевы Елисаветы

В два часа пополудни, во вторник, 3 марта, Мерриот и капитан Христофор Боттль проезжали по улицам Лондона в совершенно другом виде и в другом настроении, чем накануне, когда они бродили по ним ночью. У обоих были теперь превосходные лошади, так как Боттль был знаток по этой части и сумел выбрать лучшее из того, что имелось на рынке, и его не могли бы провести так легко, как других неопытных покупателей лошадей.

Вооружение их соответствовало высокому качеству их коней; кроме новых прекрасных рапир и кинжалов они оба обзавелись еще пистолетами. Боттль не знал еще, в чем именно состояла миссия Геля, но он, как истый солдат, не высказывал никакого любопытства и ни о чем не расспрашивал. Как только они выехали из города, дорога сразу сузилась и казалась иногда издали простой тропинкой, окаймленной с обеих сторон изгородью, прерываемой изредка отдельными, небольшими домиками. По таким дорогам ездили большею частью верхом или ходили пешком, и только изредка попадались тяжелые, неуклюжие колымаги. Товары перевозились обыкновенно на вьючных лошадях, которых сопровождали вооруженные люди для большей безопасности; иногда стали, однако, появляться уже и особенные фургоны, приспособленные для перевозки товаров. Почта в те времена находилась еще в самом первобытном состоянии, а о почтовых лошадях и не слышали, так что только очень богатые люди были в состоянии заранее, в определенных местах, заказывать себе лошадей, простые же смертные были вынуждены или покупать себе по дороге других лошадей или же добывать их каким-нибудь иным способом. Животные, приобретенные Боттлем, были, однако, так сильны и выносливы, что можно было смело рассчитывать доехать на них в Вельвин.

Оба приятеля ехали быстро, без всяких приключений, и Гель в глубине души начал невольно сожалеть о том, что миссия его так проста, и ему не предстоит никакой опасности при исполнении ее. Боттль как будто отгадал его мысли и стал рассказывать о разбоях, которые производились по большим дорогам. Он вспомнил кстати, что один из этих разбойников, по имени Румней, доводится ему даже приятелем, так как они сражались когда-то вместе в Испании и в Ирландии, но затем дороги их разошлись: один стал преподавать уроки фехтования в Лондоне, другой предпочел менее верный, но зато более выгодный промысел разбойника на большой дороге. Боттль выразил даже желание встретиться опять со старым другом, ужасным негодяем, но храбрым человеком, как он выразился, чтобы распить вместе с ним бутылочку, другую винца или же вонзить ему нож в живот за одну штуку, которую тот сыграл с ним в деле, где замешана была женщина. Какой именно исход приняла бы их встреча, Боттль не мог заранее угадать, но встреча эта явилась бы приятным разнообразием в их скучной поездке и была одинаково желанна для старого капитана и его молодого приятеля — Геля Мерриота.

Ехали они медленно, щадя лошадей, так как дорога была неровная, отчасти еще не совсем оттаявшая, но Гель все время зорко следил за тем, чтобы никто не мог обогнать их, и как только позади появлялись всадники, они пускали лошадей галопом, чтобы опередить их, насколько возможно. Доехав до первой возвышенности, Гель остановился и оглянулся назад на расстилавшуюся перед ним равнину, на ней не было видно ни души; они поехали дальше, оба молчаливые и задумчивые. Кругом становилось все темнее и темнее, наступали сумерки.

В семь часов вечера, наконец, они прибыли в Вельвин и, несколько времени спустя, стучали в ворота Флитвудского замка, в котором Гель бывал уже много раз. К их удивлению, на стук их никто не отозвался, дом казался необитаемым, и в душе Геля зародилась надежда, что в конце концов миссия его окажется далеко не так проста, как он думал сначала. Он быстро объехал кругом всей стены, окружавшей замок со всех сторон, и тут только заметил, что в одном из окон виден свет. Гель стал опять стучать в ворота и кричать изо всех сил, раздумывая в то же время, что будет, если его настигнут гонцы королевы раньше, чем его впустят в дом.

Наконец вдали показался огонек, и слышно было, как нерешительные шаги медленно приблизились к воротам, затем открылась маленькая калитка, и в отверстие показалось угрюмое и сердитое лицо, обрамленное длинною бородою, ярко освещенною фонарем.

— Кто это осмеливается нарушать ночную тишину? — произнес гнусавый, недовольный голос.

— Это я, Ундергиль, — сказал Гель, — я, Гарри Мерриот, друг сэра Валентина, я должен видеть его немедленно.

— Не знаю, удастся ли вам видеть сэра Валентина вообще, а не то, что немедленно, — ответил привратник, которому на вид было лет пятьдесят, если не больше.

— Что за вздор! — воскликнул Гель. — Сейчас же открывай, а то я проучу тебя, слышишь, Антоний?

— Не сердитесь, сэр, — ответил ему Антоний спокойно, — и я пойду узнаю, примут ли вас.

И, говоря это, он не торопясь закрыл опять калитку и направился в дом.

Гель сгорал от нетерпения, но так как все еще был верхом, ему не оставалось ничего больше, как только бессильно колотить своей шпагой в ворота, что он и делал, но без всякого видимого результата.

— Старый негодяй! — проворчал Кит Боттль по адресу привратника.

— Да, — воскликнул Гель, — этот мерзавец задерживает нас тут, а между тем каждая минута дорога и жизнь сэра Валентина в опасности.

Это было в первый раз, что Гель упомянул при Боттле об истинной цели путешествия; тот молча выслушал его слова и затем только спросил, не сойти ли ему лучше с лошади.

— Нет, — возразил Гель, спрыгивая на землю и привязывая лошадь к воротам, — но если меня впустят, поезжай как можно скорее по направлению к городу и прислушайся, не услышишь ли звука копыт по дороге, ведущей из Лондона, в таком случае возвращайся как можно скорее сюда и, предупредив нас громко криком, скорее соскакивай с лошади и держи ее наготове, чтобы другой мог сесть на нее вместо тебя. Будь проклят этот несчастный Антоний, он так давно служит у сэра Валентина, что позволяет себе теперь страшно много. Но до сих пор он меня никогда не держал так долго у ворот. У него было такое странное, серьезное лицо, когда я сказал ему, что мне надо немедленно видеть его господина. У него никогда не бывает такого лица. Неужели нас опередили, и преследователи сэра Валентина уже проникли в дом?

— Но если вы думаете, что действительно кто-нибудь проник уже к сэру Валентину, — заметил Кит, — где же остались лошади в таком случае? Вряд ли их повели в конюшни, да и вообще здесь не было бы так тихо и темно, как теперь.

— А между тем старик видимо был чем-то очень взволнован, — сказал Гель задумчиво.

В эту минуту вдали опять показался огонек, послышались медленные тяжелые шаги, и на этот раз ворота широко распахнулись перед нашими путниками.

— Я проведу вас к сэру Валентину, — сказал Антоний, появляясь в открытых воротах.

Гель быстро вошел в них, а Кит Боттль повернул лошадь и поскакал по направлению к городу. Гель последовал за Антонием вверх по лестнице, миновал длинный коридор и, наконец, дошел до двери последней комнаты в этом коридоре. Антоний осторожно открыл ее.

Гель вошел в комнату, освещенную двумя свечами, стоявшими на столе, в одном углу комнаты помещалась большая высокая кровать. На столе среди других предметов виднелось большое распятие из слоновой кости.

На стуле, стоявшем между столом и кроватью, сидел довольно просто одетый человек. Не посмотрев ему хорошенько в лицо, Гель прямо направился к нему и, низко поклонившись, сказал:

— Слава Богу, сэр Валентин!..

— Вы ошибаетесь, сударь, — спокойно ответил ему этот человек: — я не тот, за кого вы меня принимаете.

Гель внимательно всмотрелся в лицо говорившего и убедился в том, что это действительно не сэр Валентин, а совершенно посторонний человек с серьезным, бледным и сосредоточенным лицом.

С постели в это время раздался слабый голос:

— Добро поожаловать, Гарри.

— Как! — воскликнул Гель, быстро оборачиваясь к постели: — неужели, сэр Валентин, вы ложитесь так рано?

— Нет, — ответил сэр Валентин, продолжая лежать неподвижно на спине, — вот уже два дня, как я прикован к постели, и мой милый врач говорит, что я пробуду еще в таком положении, по крайней мере, дней шесть.

— Да, раньше недели вам нечего и думать о том, чтобы встать с постели, — заметил доктор, которого Гель принял было за сэра Валентина.

— Меня ранили на дуэли, — заметил больной слабым голосом, обращаясь к Гелю.

Бедный юноша стоял, как громом пораженный. Сэр Валентин ранен, лежит в постели и не может встать еще дней шесть или семь, а офицер, которому предписано арестовать его, может прибыть каждую минуту. Нечего сказать, прекрасное положение!

«Постарайтесь каким угодно способом ускорить отъезд его за границу», — сказала ему королева, и Гель взял ее деньги и дал ей торжественное обещание исполнить ее желание: что бы ни случилось дальше, он должен приложить теперь все старания, чтобы исполнить свое обещание. Что это будет не легко, не могло быть и сомнения, итак, в конце концов миссия его оказалась далеко не так проста, как она представлялась ему сначала.

Сэр Валентин Флитвуд был худощавый человек с правильными чертами лица и впавшими щеками, его обыкновенно бледные щеки горели теперь лихорадочным румянцем. Его круглая большая борода была вся седая, но на голове еще виднелись темные волосы.

— Сэр Валентин, — сказал Гель, стараясь справиться со своим волнением и говорить спокойно, — мне надо сообщить вам кое-что с глазу на глаз. — Гель взглянул на доктора, тот заметно нахмурился от его слов; старый Антоний тоже остался стоять неподвижно у дверей комнаты с фонарем, как бы ожидая, что ему опять скоро придется проводить Геля обратно.