Чарли не понял тогда, что она имеет в виду. Разве мало они любили друг друга, когда поженились? Но спросить он не решился, а Кэрол продолжала медленно убивать его, испытывая при этом мучения не менее сильные, чем он. На протяжении многих лет, сказала Кэрол, то он, то она, а то и оба вместе постоянно находились в разъездах. Должно быть, незаметно для себя она устала от разлук и научилась ценить общество Саймона, с которым день за днем встречалась на работе и ездила в командировки. К тому же, добавила Кэрол, Саймон относится к ней совсем не так, как Чарли.

— Как, как он относится к тебе?! — взмолился Чарли, и Кэрол честно попыталась объяснить, но так и не сумела найти правильных слов. Но он все равно понял, что дело было не в поступках Саймона; дело было в другом — в мечтах, чувствах, невысказанных желаниях, которые подспудно копились и зрели в душе Кэрол. Все дело было в крошечных, малозаметных деталях, в тех милых мелочах и причудах, которые пробуждают любовь, даже если ты этого не хочешь.

Когда Кэрол кое-как растолковала ему все это, она заплакала, и Чарли заплакал тоже.

Уже уступая, сдаваясь Саймону, Кэрол твердила себе, что это будет легкая, ничего не значащая интрижка. Она утешалась тем, что мало кто из ее знакомых не ходил налево, поддавшись настроению минуты или капризу, и твердо обещала себе, что не позволит своему увлечению перерасти во что-либо серьезное. Для Кэрол это был первый роман на стороне, и она отнюдь не собиралась делать ничего такого, что могло бы разрушить их с Чарли семейную жизнь. Тогда она еще думала, что любит его.

Уже вернувшись в Лондон, Кэрол попробовала разорвать свою связь с Саймоном, который старался, как мог, помочь ей в этом, ибо, по его собственным словам, он ее прекрасно понимал. Он признался Кэрол, что в последние годы достаточно часто увлекался красивыми женщинами, да и, живя в браке, хранил супружескую верность далеко не всегда. Как утверждал Саймон, теперь он сожалел об этом, однако, если воспользоваться его собственным выражением, «последствия неверности и неосторожности он испытал на собственной шкуре». Впрочем, со своей последней женой он развелся уже лет пять назад и был теперь совершенно свободен, однако это, казалось, не мешало ему искренне сочувствовать Кэрол, которую терзали острое чувство вины и сознание собственного долга перед мужем. В конце концов они расстались, договорившись быть друзьями, однако при этом ни Саймон, ни Кэрол даже не подозревали, как им будет не хватать друг друга в Лондоне. Несколько волнующих недель, проведенных в Париже, сблизили их настолько, что существовать один без другого они уже не могли.

Не прошло и месяца, как они начали вместе уходить из конторы в обеденный перерыв, чтобы подняться в квартиру Саймона. Между ними ничего не было — они просто пили кофе и по-дружески болтали, — но эти разговоры помогли Кэрол облегчить душу и разобраться в своих чувствах. Очень скоро она обнаружила, что ей очень нравится, с каким деликатным сочувствием и пониманием, с какой безграничной любовью, уважением и преданностью относится к ней Саймон. Он был готов на все, лишь бы быть с ней рядом — пусть это даже означало, что они навсегда останутся друзьями и никогда больше не будут любовниками. Когда же Кэрол попыталась расстаться с Саймоном, она просто не сумела этого сделать, хотя она отчаянно старалась перебороть себя. Чарли, как назло, снова много ездил, и Кэрол было очень одиноко, а Саймон — тоскующий Саймон с печальными глазами спаниеля — был рядом, всегда рядом, каждый день рядом.

И Кэрол тоже очень его не хватало. До этого момента она даже не осознавала, как много путешествует Чарли, как часто она остается одна и как много для нее значит быть с Саймоном. И вот — через два с половиной месяца после того, как они решили положить конец своей физической близости, — Кэрол и Саймон снова стали любовниками.

После этого жизнь Кэрол превратилась в кошмар. Она встречалась с Саймоном почти каждый вечер, и ей приходилось врать Чарли и придумывать достоверные объяснения, чтобы как-то оправдаться. Выходные они с Саймоном тоже часто проводили вместе, и Кэрол лгала, что ей нужно сделать какую-то срочную работу. Когда же Чарли улетел в очередную командировку, они с Саймоном отправились в Беркшир на весь уик-энд и провели в придорожной гостиничке два удивительных, волшебных дня. Кэрол терзалась оттого, что поступает неправильно, но ничего с собой поделать она уже не могла. Она была точно одержимая, и в ее действиях и поступках не было ни капли разума и здравого смысла — одни лишь страсть и любовь.

Год назад, накануне Рождества, в отношениях между Кэрол и Чарли впервые появились явные признаки неблагополучия. Ситуация на рынке проектно-дизайнерских услуг сложилась крайне неблагоприятная: контракт в Милане неожиданно оказался под угрозой, сделка в Токио тоже была под вопросом, и Чарли как угорелый метался между Японией и Италией. В Лондон он возвращался очень ненадолго, однако даже в эти редкие наезды домой он буквально падал с ног от усталости. Настроение у него было хуже некуда. И, часто даже не осознавая того, он вымещал свою усталость и раздражение на Кэрол.

А она не могла с ним даже поговорить. Чарли постоянно спешил, мчался куда-то, решал очередную проблему или пробивал выгодный контракт. В эти трудные, суматошные месяцы они оба были рады, что у них нет детей, но если Чарли продолжал считать это нормальным, то Кэрол все чаще задумывалась о том, насколько они разные люди.

Каждый из них жил теперь в своем собственном мире, и эти миры почти не соприкасались. С некоторых пор у обоих вечно не хватало времени, чтобы поговорить по душам, поделиться своими мыслями и чувствами, просто побыть вместе. У Чарли была своя работа, у нее — своя; теперь их объединяли только несколько ночей в месяц, которые они проводили в одной постели, да приемы и вечеринки, куда они ходили больше по привычке, чем повинуясь естественному в прежние времена желанию всегда и везде быть вместе.

Настал день, когда Кэрол всерьез задумалась о том, что с ними происходит и что — помимо инерции — продолжает удерживать их друг подле друга. Может быть, их любовь, их счастье — все это иллюзия, обман зрения, обычная ловкость рук балаганного фокусника, имя которому — рутина? И впервые за десять лет их совместной жизни Кэрол не могла ответить на вопрос, любит ли она Чарли.

А Чарли пребывал в блаженном неведении. С головой уйдя в работу, он даже не замечал, что с Кэрол творится неладное. Он не понял, не почувствовал, что теряет ее. Новый год Чарли снова встречал в Гонконге; он так замотался, что даже забыл ей позвонить, и она тоже забыла, потому что танцевала в «Аннабелс» с Саймоном.

Кризис разразился в феврале месяце, когда в один из уик-эндов Чарли неожиданно вернулся из Рима и обнаружил, что Кэрол нет дома. В этот раз она даже не сочла нужным соврать ему, что поедет на пикник с друзьями. Но когда поздним воскресным вечером она наконец вернулась в их уютный маленький домик, в ее облике было что-то такое, что заставило Чарли внутренне вздрогнуть. Кэрол буквально лучилась счастьем. Она была такой безмятежно-спокойной и веселой, как в те, уже почти забытые дни, когда они проводили в постели все выходные, то предаваясь любовной игре, то погружаясь в блаженную дремоту. Но у Чарли уже давно не хватало времени на подобные развлечения, да и Кэрол тоже — он знал это — была слишком занята. Кажется, он все же сказал ей что-то, но на самом деле он еще не забеспокоился по-настоящему, и, хотя в душе у него напряглась какая-то струнка, разум его еще спал, не желая замечать ничего вокруг.

Кэрол сама рассказала ему обо всем, не в силах и дальше нести бремя обмана. Кроме того, она почувствовала, что Чарли — пусть еще неосознанно — что-то заподозрил. И вот однажды, вернувшись поздно вечером с работы, Кэрол села напротив него на табурет и выложила ему все. Чарли молча слушал, и в его широко раскрытых глазах блестели слезы неверия и обиды. Кэрол рассказала ему, когда, при каких обстоятельствах началось ее увлечение Саймоном, сколько времени оно продолжалось (к тому времени их связи исполнилось уже полных пять месяцев) и к чему это все привело. Или могло привести.

— Я не знаю, что еще сказать тебе, Чарли, — закончила она. — Просто я подумала, что ты должен узнать обо всем от меня. Все равно это не могло продолжаться вечно.

Ее низкий, с легкой хрипотцой голос прозвучал при этом так волшебно-соблазнительно, что Чарли едва не сошел с ума.

— И что ты собираешься делать? — с трудом спросил Чарли, ибо язык ему не повиновался. Он пытался не забывать о том, что он — современный, цивилизованный человек и что подобные вещи случаются сплошь и рядом (почему, в конце концов, он должен быть исключением из общего правила?), однако единственное, о чем Чарли оказался способен думать, это о том, какую глубокую рану нанесли ему слова Кэрол и как сильно он, оказывается, любит ее. Он даже не мог представить себе, какую острую боль способно, оказывается, причинить ему известие, что Кэрол спит с другим мужчиной, но главным для него было все же не это. Главное, что хотел знать Чарли, — это любит ли Кэрол Саймона или она пошла на связь с ним от скуки, из чувства одиночества или из обычного, присущего всем женщинам авантюризма. Задать такой вопрос ему было неимоверно трудно, но Чарли все-таки набрался мужества и пересилил себя.

— Ты любишь его? — с трудом проговорил он, чувствуя, как эти слова застревают у него в горле и свинцовой тяжестью перекатываются в груди. Что, спрашивал он себя, что, ради всего святого, он будет делать, если Кэрол оставит его? Подобной возможности он просто не мог допустить и был заранее готов простить Кэрол все что угодно. Чарли знал только одно: он не может, не должен потерять ее!

Кэрол долго колебалась и ответила не сразу.

— Я думаю… я думаю, что — да, — сказала она наконец.

Она всегда была с ним честна, порой даже прямолинейна. Поэтому и сейчас, наверное, она и ответила ему так прямо и откровенно. Да будь они прокляты, эти ее честность и искренность!