В комнату заглянула Кандида. Увидев, что сестра не спит, она подошла и села рядом.

— Тебе уже лучше, Дульсина?

— Лучше? А что со мной?

— Грипп. У тебя почти неделю была высокая температура. Хорошо, что приехал доктор Рамирес. Он дежурил возле тебя.

— Приехал? А я думала, твой коротышка мне приснился.

— Прошу тебя, не называй его так Он скоро придет.

В комнату постучали. Когда дверь открылась, на пороге появился доктор Рамирес. Его нельзя было узнать. Новый костюм словно изменил его фигуру, впрочем, возможно, изменилась и сама фигура. Лицо его было серьезно, даже очень серьезно. Он попросил Кандиду выйти. После осмотра доктор Рамирес удовлетворенно

— Ну, теперь совсем другое дело. Еще день-два, и вы будете совсем здоровы.

— Когда вы приехали, доктор? 

На его лицо набежала тень, но он спокойно ответил.

— На днях. Хорошо, что меня вызвали к вам, а то здесь чуть ли не панику подняли. А у вас даже не тропическая лихорадка, а банальный грипп, правда, тяжелый. Хаиме тоже приболел, видимо, от него вы и заразились.

Дульсина чувствовала, что ей надо что-то вспомнить, она мучительно напрягала память, но что-то важное и тревожное ускользало от нее. Доктор, порекомендовав ей лежать и постараться уснуть, встал и направился к выходу. Когда он открывал дверь, Дульсина вспомнила.

— Доктор, а вы видели Лучиано Мартинеса?

— Видел. Но об этом мы еще успеем поговорить.

Дульсина почти все время спала. Ее явно пичкали какими-то успокаивающими лекарствами. Во сне ей являлся Лучиано, кажется, он что-то говорил, куда-то торопился, но, проснувшись, она ничего не помнила, кроме лучистой синевы его глаз. «Лучиано, где ты?» — горестно думала Дульсина.

Однажды она решила подняться. С трудом надела домашнее платье и, никем не замеченная, спустилась вниз. Она услышала негромкие взволнованные голоса и пошла на них. Но когда стало возможным различать слова, Дульсина замерла. Говорили Кандида и доктор Рамирес.

— Она еще очень слаба, Роберто. Известие убьет ее.

— Не волнуйся, я буду рядом. Пойми, Кандида, еще день, и моего мнения никто не будет спрашивать. Комиссар и так Бог знает в чем меня подозревает. Хаиме они уже допросили, очередь за ней.

— Но я им тоже многое рассказала.

— Ну что ты им рассказала? Ты знаешь, зачем она караулила у его дома? То-то и оно. Теперь никто, кроме нее, не скажет. И ведь из-за этого убили Лучиано.

— Не может такого быть. Его убили по другой причине.

Разговор внезапно прервался, так как поблизости раздался шум. Кандида вскрикнула, а доктор Рамирес поспешил к лестнице, где и нашел лежащую без чувств Дуль-сину. Он отнес ее в комнату и долго над ней колдовал. Она пришла в себя, но говорить с ней было бессмысленно. Дульсине казалось, что внутри у нее образовалась пустота.

К вечеру Дульсине полегчало не без активного содействия доктора Рамиреса. Дульсина приняла решение утром поехать в полицию, ни в какую не соглашаясь принять комиссара дома.

Поздно вечером втайне от всех к ней проскользнула Кандида.

— Дульсина, я никому ничего не говорила и тебе не хотела говорить, но все-таки думаю, что не имею права скрывать это от тебя. Завтра допрос, а это тебе может помочь.

— Не тяни, Кандида, что такое?

— У меня для тебя письмо. Оно пришло мне по почте, а внутри был конверт для тебя. Его прислал Лучиано. Мне он написал короткую записку, чтобы я никому ничего не говорила. Возьми его, — Кандида протянула аккуратно сложенный конверт. — А я пойду, а то Роберто меня хватится.

— Он для тебя уже Роберто?

— Потом, Дульсина, потом, — Кандида тенью выскользнула из комнаты.

Дульсина дрожащими руками достала небольшой листок бумаги и начала читать.


«Любимая моя, дорогая моя Дульсина!

Больно расставаться с тобой, но еще больнее думать, как трудно тебе будет пережить мою смерть. Но я желаю тебе новой, более удачной судьбы. Я виноват перед тобой, я должен был любить тебя на расстоянии. Прости мне этот поступок, я обязан был понимать, что мне грозит.

Я христианин и всегда был уверен, что добро сильнее зла. Но жрецы злых сил сильнее тех, кто служит добру. У добра чистые руки, а у зла полный арсенал подлостей. Поэтому зло часто побеждает, у него перевес в оружии. Сначала на алтарь беспощадных богов попали мои родители теперь на очереди новое жертвоприношение. Я не боюсь смерти, и это единственное, в чем я чувствую свое превосходство перед злом. 

Ничего не бойся, любимая моя, но будь осмотрительна. Прости, что мы плохо расстались на этом свете, но мы еще встретимся в другом мире. И я буду бесконечно рад узнать, что ты прожила свой век счастливо.

Целую тебя. Прощай.

 Твой Лучиано.»

Дульсина вцепилась зубами в подушку, чтобы не закричать на весь дом. Плечи ее судорожно тряслись. Она не слышала, как вошел доктор Рамирес. Он не без борьбы вырвал у нее подушку, сделал укол, и Дульсина провалилась в тяжелый сон.

Прежде чем задать вопросы о Лучиано, полицейский комиссар с усталым и сердитым лицом разложил перед Дульсиной фотографии и попросил их опознать.

— Это дядя сеньора Мартинеса, сеньор Джузеппе Кампа. Он из Флоренции, художник.

— Такой же его дядя, как я — ваша бабушка, — буркнул комиссар.

— А это... она приезжала вместе с Лучиано к нему домой.

— Это когда вы со своим шофером сидели в засаде?

— Да, — покраснела Дульсина.

— Хороша засада у всех на виду. Думаете, коли потушили фары, так вас никто и не заметит? Благодарите Бога, что вас не пристрелили. Кого еще узнаете?

— Никого. Я больше никого не знаю.

Потом комиссар приступил к вопросам и вытянул из Дульсины все, даже то, о чем она предпочла бы помолчать.

— Так, значит, вы сочли ее за любовницу сеньора Мартинеса,— усмехнулся комиссар.— Эта итальянская красотка занималась любовью только в рабочее время. Она, конечно, пыталась завлечь сеньора Мартинеса, но он отверг ее прелести. Вместе с другими прелестями, которые она ему навязывала. Какого черта вы поперлись их караулить? Если бы не вы, то дело могло и не принять такого оборота.

— А за что они убили Лучиано?

— Вы что, газет не читаете? Ах, да... Через семью Мартинесов пытались наладить сбыт наркотиков из Италии. Но Мартинесы оказались не робкого десятка, отбивались, как могли. Увы, не отбились. У вас еще вопросы? Простите, но здесь вопросы задаю я. Следствие не закончено, и я не намерен перед вами отчитываться. Читайте газеты.

— Но вы сказали, что если бы я тогда не была у его дома... 

Комиссар устало посмотрел на нее.

— Значит, хотите правды, сеньорита Линарес? Что ж пожалуйста, если она вам понравится. Сеньор Мартинес любил вас и оберегал, как мог. А вы, голубушка, его под-ставили. Думаете, вашу машину не засекли? Ваша дурацкая ревность стоила ему жизни.

— Но почему?

— Долго объяснять. Эти монстры не любят лишних глаз. А вам теперь бояться нечего. Вы же знаете не больше, чем мы. Да и красотку уже на всякий случай убрали. Вы свободны, сеньорита Линарес, больше вы нам не понадобитесь.

Комиссар холодно попрощался с Дульсиной и углубился в свои бумаги.


ГЛАВА 15


Прошло несколько месяцев. Свадебное путешествие подошло к концу. Она было для Паулетты, почти всю жизнь просидевшей взаперти в собственном доме, настоящим праздником. Они с Роке объехали многие страны и побывали во многих городах. Молодую сеньору Мендисанбаль очаровали Лондон, Париж, Рим, Вена, Мадрид... Роке был внимателен к ней, каждую минуту она чувствовала его любовь.

Но даже во время сказочного путешествия Паулетта ни на миг не забывала о том, что она не может быть по-настоящему счастливой, не найдя свою Розиту. Всякий раз любуясь каким-нибудь старинным собором, прекрасным видом или коллекцией живописи, она представляла, что Роза тоже путешествует с ней и вместе с матерью рассматривает эти прекрасные вещи.

Когда они вернулись в Мехико, Паулетта поспешила к матери. Это была шестая годовщина гибели дона Карлоса. Женщины вместе посетили кладбище, затем вернулись в опустевший особняк Монтеро де ла Рива.

— Прошло шесть лет, а мне все кажется, как будто он еще вчера был здесь, ходил по этим комнатам, — причитала донья Росаура, вытирая платком глаза.

— Да, — вздохнула Паулетта. — Уже шесть лет.

— А ведь он мог жить! — донья Росаура подняла глаза на дочь. — Он ведь мог жить...

— Да, мама, мог, — ответила Паулетта.

Донья Росаура сжала кулаки и снова разжала их. Она испытывала смешанные, противоречивые чувства. Она искренне тосковала по мужу, и эта тоска в последнее время после замужества Паулетты значительно усилилась — ведь Росаура осталась в доме совсем одна. Одиночество угнетало ее. Она сердилась на дочь за то, что та обрекла ее на это. Если раньше она всегда была под рукой — было на ком сорвать плохое настроение, кому ткнуть в нос, что во всем виновата только она одна, то теперь Паулетта была далеко, и чувство озлобленности и отчаяния накапливалось в душе Росауры, не находя выхода наружу. Однако она постаралась взять себя в руки и успокоиться, переведя разговор на другую тему:

— Как Роке?

— Спасибо, мы живем очень дружно.

— Как вы съездили?

Паулетта стала подробно рассказывать матери о том, где они с мужем побывали и что видели. Сначала Росаура слушала с интересом, затем ее лицо вдруг помрачнело:

— Да, вы неплохо поразвлеклись... — сказала она, когда Паулетта закончила свой рассказ. — А я тут одна... В этом огромном доме...

Неожиданно ее пронзило такое жгучее отчаяние, что она закричала на Паулетту.