— Ты же сказала, что о покойниках плохо не говорят! — зло рассмеялся Мигель. — А сама проклинаешь этого шофера! — он помолчал и уже серьезно добавил: — Какая же ты подлая, дорогая сестричка! Ты вот меня осуждаешь, а попробуй, посмотри на себя. Вы с твоим ненаглядным Карлосом убили бедного парня, сделали несчастной дочку, ты из-за этого же потеряла мужа, внучка пропала невесть где. И после этого ты еще кого-то су-дишь, осуждаешь... И на брата своего тебе тоже наплевать, что бы ты там ни говорила. Пусть я даже никчемный человек, но ведь брат тебе.

— Мерзавец! — резко сказала донья Росаура и поднялась со стула. Она решительно шагнула к двери.

— Ты помрешь в одиночестве, Росаура, и тебя все проклянут, как сейчас тебя проклинаю я! Хотя, что там, — Мигель махнул рукой. — Ты же несчастнейшее из созданий!

Росаура вышла и быстро шла, почти бежала по коридору, а Мигель исступленно кричал ей вслед:

— Будь ты проклята! Будь проклята!


ГЛАВА 12


 Лучиано опять собрался в поездку. Дульсина и так почти не виделась с ним и сейчас была близка к отчаянию, Она по-прежнему старалась сдерживаться, но Лучиано и сам чувствовал горечь разлуки, поэтому не сердился, а старался ее утешить. Мучительными усилиями она напрягла свою волю и, улыбаясь сквозь слезы, сказала:

— Я подожду, Лучиано, подожду.

Она не ошиблась, ход был удачный. Он с нежностью посмотрел на нее, взял ее лицо в ладони и поцеловал. Не страстно, но с такой затаенной любовью, что она едва удержалась на ногах.

— Милая моя, хорошая моя Дульсина, знаешь, что я придумал? Мы сможем встретиться где-нибудь во время моей поездки, на неделю. Мне небольшой отдых не помешает, и мы сможем отдохнуть вместе. Но если тебе удастся скрыть нашу встречу от домашних.

— Я сделаю это.

— От Кандиды, конечно, ты не скроешь, но дону Леонардо знать не следует, иначе он не позволит тебе ехать. И будет прав. Но я тебе обещаю, что на меня ты можешь положиться. Не перебивай, Дульсина. Мы встретимся у моря, подальше от глаз людских и, надеюсь, хорошо проведем время. Но тебе придется что-то придумать, чтобы дон Леонардо тебя отпустил. К сожалению, я не смогу сделать это за тебя. Я позвоню тебе через день, чтобы узнать, сможешь ли ты уехать. А потом мы обсудим детали. Запомни, никому, кроме Кандиды, ни слова.

Сестры совещались долго, фантазировали, проявляя чудеса изобретательности. Но ничего не помогло, они не придумали версии, которая бы могла убедить отца. Тогда Дульсина вспомнила о сеньоре Фернандес. Донья Долорес, всегда обожавшая тайные интрижки, с удовольствием согласилась помочь. Дульсина не была ее любимицей, но Лучиано она почти обожала. Ее радовало, что он наконец-то пробудился для нормальной жизни

— Отправим тебя к моей подруге. Тебе надо сменить обстановку, отдохнуть от дома. Почему без Кандиды? Моей подруге трудно принять двоих. Ну что ты девочка моя! Разве я не знаю цену молчанию? Скажу тебе по секрету, мы ведь с доном Хуаном тоже ездили к одной подруге, когда я еще не была сеньорой Фернандес. Никто ничего не узнает, по крайней мере от меня. Кофе? Пожалуй, нет, по такому случаю выпьем немного вина.

Сеньора Фернандес позвонила дону Леонардо, и дело было улажено. Но встреча с Лучиано преподнесла сюрприз. Он сообщил, что они встретятся не на море, а в горах. И этого не должна знать даже Кандида. Дульсина побаивалась расспросов Лучиано о том, что они с Кандидой, а точнее с сеньорой Фернандес, придумали для отца, но он и не думал расспрашивать. «Не любит лишних вопросов», — вспомнила Дульсина. Теперь ей и самой пришлось помалкивать и не задавать разных «почему».

Итак, они едут в горы. Лучиано подробно объяснил ей, как добираться, называя замысловатые маршруты. Сначала она поедет в Гвадалахару (там жила подруга сеньоры Фернандес), а потом... Вот это «потом» вызывало жгучее любопытство, потому что надо было петлять и постоянно менять направления. Но Дульсина сдерживалась.

— Я обязан беречь твою репутацию хотя бы формально, — пояснил Лучиаяо. — После нашего появления в гостях моя частная жизнь стала возбуждать слишком большой интерес. Привыкли к моему одиночеству, и теперь всем не терпится узнать, кто же растопил мое ледяное сердце. — Он с улыбкой потрепал ее по волосам.

Легко сказать: скрыть от Кандиды. А как скрыть, если сестра с рвением бросилась помогать сборам? По ее гардеробу не трудно будет догадаться, что ни к какому морю Дульсина не собирается. Дульсине пришлось пойти на ссору, чтобы отвадить сестру. Ей помогло растущее раздражение против ненужных услуг Кандиды.

— Что ты меня учишь! Я сама знаю, как мне лучше одеться.

— Но это платье тебе очень идет, Лучиано понравится.

— Откуда ты знаешь, что ему понравится? Подумай лучше, как понравиться коротышке! А то ведь он, может быть, нашел себе кого-нибудь в Европе. Так что тебе придется потрудиться, чтобы он на тебя хотя бы посмотрел.

До слез обиженная Кандида ушла, хлопнув дверью. Завершив сборы, Дульсина отправилась мириться. Кандида — ее союзница в этой тайной затее, и ссора с ней может обернуться неожиданными неприятностями.

Кандида притаилась в своей спальне с заплаканным лицом и, увидев входящую сестру, демонстративно отвернулась. Но два-три комплимента доктору Рамиресу, новые заманчивые надежды — и мир был восстановлен. Расставаясь, сестры нежно расцеловались.

В назначенное место Дульсина приехала ранним утром. Увидев ее, Лучиано бросился ей навстречу. Он уже ждал ее и очень волновался. Она утонула в его объятьях, он счастливо целовал ее утомленное дорогой лицо. В маленьком пансионате Дульсину ждало разочарование, которого она, что скрывать, ожидала. Лучиано заказал ей отдельный номер. Так оно и должно было быть, но Дульсина втайне надеялась на иное. Она верила ему и знала, что если они будут вместе здесь, то они будут вместе всегда.

Почти весь день они гуляли, дышали хвойным ароматом и совсем мало разговаривали. Да и зачем нужны были слова? Она прислонилась к сосне, и он ее поцеловал, а потом стряхивал смолистые чешуйки с ее распущенных волос. Они залюбовались причудливым изгибом черного уступа, он обнял ее за плечи и опять поцеловал. И долго смотрел на нее своими синими, как небо, глазами. После ужина они поднялись к ней в комнату. Дульсина в ожидании затаила дыхание.

— Дульсина, я еще больше, чем ты, желаю того, чего ты ждешь. — Лучиано говорил тихо, но твердо. — Ты знаешь, что я люблю тебя и хочу быть с тобой. Ты сочтешь, что я веду себя не по-мужски. Настоящий мужчина остался бы с тобой до утра, верно?

— Останься, Лучиано, я тоже люблю тебя.

— Дорогая, прости, я не могу остаться и не могу объяснить тебе, почему я не могу остаться. Если бы я мог объяснить, то ты бы сама сказала: «Коли ты мужчина, то уходи». Я и так позволил себе слишком много и сам себя упрекаю.

— Лучиано, мы любим друг друга и можем быть откровенны. Откройся мне, что тебя держит, что мешает тебе... нам быть счастливыми?

— Прошу тебя, Дульсина, не требуй от меня невозможного. Прости меня, я должен уйти, иначе я сойду с ума.

Расставаясь с ней, он поцеловал ее долгим, страстным, мучительным поцелуем, с горечью оторвал от себя и стремительно вышел.

Дульсина безутешно плакала. Если любит, то какие могут быть препятствия? Тайны, тайны, вечные тайны. Она даже не могла поделиться с Кандидой. Своими тайнами он рвет отношения между ней и ее близкими. Если любит, то они могут пожениться. И тогда не надо никаких секретных свиданий, во время которых он даже не может остаться с ней наедине. Это не тайны, а обман, он ее обманывает, она опять стала игрушкой в каких-то неблаговидных играх. Ну нет, она больше не позволит играть с собой, как с куклой.

Дульсина, бурля от негодования, спустилась вниз, спросила у скучающего хозяина пансионата, где телефон, и позвонила Кандиде. Повинуясь безудержному желанию хоть как-то разрушить опротивевшие ей тайны, она сообщила сестре место их с Лучиано пребывания.

На следующий день после завтрака они вновь отправились гулять. Дульсина уже успокоилась, была миролюбива и улыбчива. Они сели на пригорке, Лучиано обнял ее за плечи.

— Не торопи меня, Дульсина, прошу тебя, не торопи.

— Я не тороплю. Поступай, как считаешь нужным.

— У нас с тобой целая неделя, и все может измениться, — он улыбнулся ей и впервые за этот день поцеловал.

Когда они, беззаботно болтая, заканчивали обед, к ним подошел хозяин. Он сказал, что у входа сеньора Мартинеса ждут и просят прийти поскорее. Лицо Лучиано потемнело, он бросил на Дульсину пронзительный взгляд, приказал ей немедленно подняться в комнату и никуда не выходить.

Она ждала, сидя в неудобном потрепанном кресле, понимала, что произошло неладное. Ей хотелось выглянуть в окно, но страх перед чем-то неведомым сковал ее движения. А вдруг неизвестные приезжие хотят расправиться с Лучиано? Может быть, ему нужна помощь? Дульсина вскочила и побежала к двери, столкнувшись с Лучиано, который в этот момент входил в комнату. Глаза его потемнели от гнева, хотя он и старался держаться спокойно.

— Быстро собирайся. Нам немедленно надо вернуться в Мехико. Я жду тебя в машине.

В машине они долго молчали, лицо Лучиано казалось неприступным. Наконец, он обратился к ней.

— Дульсина, кому и когда ты сообщила, где мы находимся?

— Это допрос?

— Это больше, чем допрос. Сейчас не время для обид и амбиций. Поверь мне, это очень важно. Итак, кому и когда?

— Кандиде. Перед отъездом, — пролепетала Дульсина.

— Перед отъездом? Странно. Ты говоришь правду? Умоляю тебя, Дульсина.

— Вчера вечером. — Она боялась посмотреть на него и опустила глаза.

— После того, как мы расстались?

— Да. Ты в чем-то подозреваешь Кандиду? Это невозможно!