Наконец Хосе уткнулся в кирпичную стену дома и пошел вдоль нее, рассчитывая найти пожарную лестницу. А вот и она. Взобравшись на второй этаж, он с легкостью перелез на небольшой увитый плющом балкончик. Простояв там минуту-другую и прислушиваясь к звукам, доносившимся из дома, Хосе попытался поддеть ножом замок балконной двери. Замок поддавался, но неохотно. На миг Хосе замер, оглядываясь по сторонам, затем решительно надавил на замок и оказался в темном пустом помещении.

Вокруг было тихо — по-видимому, в доме уже спали. Хосе сделал несколько неуверенных шагов и едва не наткнулся на сервант. Осторожно обойдя его, он нащупал руками дверь, толкнул ее и вышел в коридор. Он был неярко освещен. Хосе застыл, думая, что ему теперь предпринять, но тут услышал за спиной какой-то шум. Он едва успел спрятаться за угол — соседняя дверь распахнулась, и из нее вышли дон Карлос и донья Росаура.

— Она опять ревет, и я ничего не могу с ней поделать, — говорила донья Росаура.

— Что ж, она должна раскаиваться в том, что совершила, — отвечал дон Карлос.

— Но она и не думает раскаиваться!

В этот момент дон Карлос увидел распахнутую дверь через которую только что прошел Хосе. Это показалось ему подозрительным.

— Росаура, посмотри, мне кажется, когда мы входили к Паулетте, эта дверь была закрыта. — Он остановился и заглянул в пустую темную комнату.

— Да, я думаю, она была закрыта, — согласилась жена. — Может быть, Эдувигес ее открыла?

— Но ее же нет в доме, — раздраженно напомнил ей муж.— Она сегодня с обеда отпросилась куда-то навещать больных родственниц. — Дон Карлос вошел в комнату.

Скоро донья Росаура услышала его тревожный голос:

— Росаура, дверь на балкон открыта. Здесь рядом пожарная лестница. Кто-то проник в дом. Поднимай всех на ноги и звони в полицию. — Дон Карлос зажег свет и осмотрелся.

Донья Росаура также вошла в комнату и.убедившись, что муж прав, поспешно вышла обратно в коридор, чтобы позвонить в полицию. Однако в тот миг, когда она поравнялась со стоявшим за углом Хосе, он быстро схватил ее и, зажав ей рот рукой, потащил обратно в комнату, где находился дон Карлос.

Здесь Хосе оттолкнул от себя оцепеневшую от страха женщину, захлопнул дверь и направил дуло револьвера на дона Карлоса:

— Теперь ты расплатишься за смерть моего брата Педро Луиса Гарсиа. Умри, собака.

Дон Карлос стоял посреди комнаты ошеломленный и беспомощный. Хосе медленно навел дуло пистолета на Дона Карлоса. Тот почувствовал, что на раздумья у него осталось не более одной-двух секунд, и не нашел ничего лучшего, как броситься на балкон. Хосе выстрелил, но пуля попала уже в спину убегающего Монтеро. Тот споткнулся, схватился за перила балкона...

Донья Росаура вскрикнула и закрыла лицо руками. Хосе выстрелил еще раз. Дон Карлос покачнулся, потерял равновесие и перевалился через перила. Еще мгновение — и его тело лежало на земле...

Донья Росаура в оцепенении ожидала, что та же судьба постигнет и ее. Вот Хосе поворачивается к ней... Она зажмурилась.

Когда она открыла глаза, оказалось, что Хосе уже исчез. Поднялся ветер, окно распахнулось, шторы пришли в движение слово паруса большого корабля, хрустальными подвесками жалобно зазвенела люстра...


ГЛАВА 19


Дульсина стояла в своей комнате у зеркала, поминутно меняя позы и торжествующе улыбаясь. Полуобнаженная, с небрежно подобранными волосами, она не отрываясь смотрела на свою точеную шею, на которой при каждом повороте головы разноцветными огнями вспыхивал отцовский подарок. Подарок на восемнадцатилетние. Нет, не о таком восемнадцатилетии она мечтала. Дульсина Линарес, дочь высокородной доньи Луисы! В парадной столовой, ярко освещенной двумя тяжелыми люстрами из бронзы, должно было быть множество гостей знатнейших фамилий. Импозантные отцы семейств, элегантные сеньоры в атласе и бриллиантах, которые надевают только в исключительных случаях. Молодые люди с ослепительными улыбками, посвященными ей и никому другому. А после изысканного ужина танцы, танцы. Ей некогда отдохнуть, ей не дают присесть, ее кружат и кружат. А ОН не танцует, ОН только смотрит непрерывно, со сдержанным восторгом. Потом подходит ближе, и все расступаются. Их танец длится целую вечность. От огорчения Дульсина отвернулась от зеркала, устремив глаза в невидимую точку. Кто ОН? Его не было и нет, ничего не было. Что такое праздничный ужин в узком семейном кругу, слишком узком, чтобы почувствовать праздник? Вторично овдовевший отец сильно сдал, начал прихварывать, а незадолго до дня рождения слег с тяжелым сердечным приступом. Какое уж тут празднование! Конечно, супружество с Аугустой не могло пойти на пользу, то-то отец постарел не по годам. Вовремя Бог прибрал эту нечестивицу, и так достаточно она поцарствовала на чужом несчастье.

Праздничный ужин! Раздосадованная Дульсина даже не заметила слез, невольно выскользнувших из глаз. Несмотря на позднее время, на торжество были допущены мальчики. Как же, восемнадцатилетие сестры. И что? Устроили соревнование, кто больше выпьет сока. Забрызгали платье Кандиды да еще при этом хохотали, как оглашенные. Что с них взять при такой матери? Дурная кровь, ни манер, ни приличий. Вдобавок у отца хватило ума пригласить этого провинциала, этого слизняка, этого зануду, этого... Дульсина даже задохнулась от возмущения.

Доктор Роберто Рамирес появился в доме уже после смерти Аугусты. Дон Леонардо стал жаловаться на сердце, и его старый приятель, удачливый бизнесмен дон Хуан Фернандес порекомендовал в дом врача, специалиста-кардиолога.

— Я тебе дело говорю, Леонардо, — доверительно назидал дон Хуан густым басом. — Он молод, мало известен, но врач от Бога, поверь мне. Разве я когда-нибудь давал тебе плохие советы? — Лицо дона Хуана выражало искреннюю озабоченность.

«Знаю я вас, бизнесменов, — зло подумала Дульсина. — Похлестче акул, так и норовят друг друга съесть вместе с потрохами. Это еще большой вопрос, зачем в наш дом допустили этого коротышку. Что-то незаметно, чтобы он помог отцу. А как насчет приступа перед моим днем рождения? Где были ваши мудрые советы, милый доктор? Или именно так вы хотели проникнуть на торжество в приличную семью, куда вас не следовало пускать дальше передней?»

Дульсина вспомнила первое впечатление от доктора Роберто и почувствовала злорадную уверенность, что ее не проведешь. Доктор не понравился ей сразу и бесповоротно. Среднего роста, сутуловатый, с простым лицом и в поношенном костюме цвета табачного листа. Не мальчик, но не старше тридцати лет. Нет, явно слишком молод и недостаточно респектабелен, чтобы лечить самого дона Леонардо.

Больше всего задела Дульсину спокойная уверенность, не покидавшая его ни на минуту. Он не очень ловко поцеловал ей руку, нимало не смутившись под ее ироничным взглядом. Дульсину обожгли его холодные пальцы. «Не пальцы, а скальпель», — подумала она, поежившись от смутного ощущения опасности. И еще был взгляд — прямой, спокойный, с претензией на проницательность. Себе на уме, сразу решила Дульсина, да еще не очень-то почтителен. Лечит без году неделя, а является в дом к Линаресам, словно Гиппократ собственной персоной.

Чуть ли не в первый свой визит доктор Роберто не постеснялся изложить свою биографию, причем так, будто она не хуже, чем у Линаресов. Это усугубило недовольство Дульсины, не увидевшей, как ей показалось, должного уважения к семье пациента. Тоже мне врач! Из провинции, из семьи местного врача, доходы более чем скромные. Родителям приходилось туговато, когда обеспечивали образование сына в университете. Летом он ездил к родителям, работал, помогая отцу. Во время учебы тоже подрабатывал в клинике доктора Лопеса. Ночные дежурства, ассистирование патологоанатому, работа в кабинете инъекций. В университете специализировался по кардиологии. Теперь скромный контракт в клинике и частная практика.

«Да, этот коротышка от скромности не умрет», — подумала Дульсина. Ни происхождения, ни нормального дохода, даже приличного костюма купить не может, а вещает о себе так, хоть в энциклопедию записывай. Не мешало бы рядом с биографией Гиппократа, Авиценны и Парацельса подробно изложить биографию великого эскулапа Роберто Рамиреса.

На беду Дульсины и отец, и Кандида прониклись к Роберто непонятной симпатией и даже не считали нужным ее скрывать. Более того, Дульсина почувствовала влияние этого невозмутимого коротышки. Он еще смеет учить их уму-разуму!

— Ах, дочка, — говаривал отец, — почему ты все время настаиваешь, чтобы он знал свое место? Он его прекрасно знает, потому что как раз находится на своем месте. Дон Хуан прав, Роберто прекрасный врач, отличный специалист. Он делает свое дело, и какое отношение к этому имеет его происхождение?

— Папа, по-моему, ему следует быть скромнее!

— Но в чем скромнее, в его работе? Ни на что иное он и не претендует.

— Ты хоть обратил внимание, в каком он ходит костюме?

— А при чем здесь его костюм? Костюм не мешает ни диагностике, ни лечению. Разве ты в самом своем лучшем платье сможешь меня лечить?

— Ну знаешь, отец, — возмутилась Дульсина, — меня к этому не готовили.

— Да-да, — поспешно согласился дон Леонардо,— мы с матерью не готовили тебя к карьере. Конечно, Дульсина, у тебя изумительный вкус, а твоим манерам позавидует даже английская принцесса, но что ты еще умеешь делать, дочка?

Неистовая отповедь Дульсины истощила тогда ее саму.

— Это я-то ничего не умею делать?— возмущенно кричала Дульсина. — А дом, а контроль за расходами, а эти невозможные слуги? Кандида и то ни одного вопроса не может решить, пока я ей не подскажу, хоть она и старше. А кто думает об образовании близнецов? А шофер, которого совсем распустили? С такой неухоженной машиной немудрено угодить в катастрофу. Эта лентяйка Аугуста все запустила, все развалила. Кто теперь налаживает хотя бы элементарный порядок, не жалея ни сил, ни здоровья, ни молодости, которая никогда не повторится? А какой завтрак вчера сотворил этот невозможный повар? Да свиней кормят лучше! Кто с ним разбирался?