— Я хорошо знала Педро Луиса, — сказала Алисия. — Мы были друзьями. Я сочувствую вам, он был очень хорошим человеком.

— Спасибо, сеньора, — ответила мать, — мне так нужно было услышать о нем хорошие слова. Я верю вам, сеньора, спасибо... — Мать заплакала, не в силах договорить.

После того как тело предали земле, Алисия спросила, где собираются остановиться приемные родители Педро Луиса, и, узнав, что они будут ночевать в небольшой лачуге Хосе, предложила воспользоваться ее домом. Родители Педро Луиса были бедными людьми и не решались принять такое неожиданное приглашение от богатой сеньоры, но затем согласились. Алисия отвезла их к себе на машине.

Они поужинали, и Алисия стала расспрашивать мать Педро Луиса о ее сыне.

— Знаете, сеньора, — рассказывала мать, — он был совсем не похож на других мальчишек в нашей деревне. Такой тихий, домашний ребенок, спокойный. Сидит, бывало, мечтает о чем-то. Я очень беспокоилась, когда отпускала его в Мехико на заработки. Понимаете, большой город... И как я была права...

— Да, понимаю, - кивнула головой Алисия.

— Он нашел работу, мы так радовались. Кто бы мог подумать, что сеньор Монтеро... что мои сын... — мать Педро Луиса снова расплакалась.

Алисия успокоила ее, как могла. Принесла минеральной воды— от виски пожилая крестьянка отказалась, а затем спросила:

— Извините, сеньора Феррарес, если мой вопрос покажется вам нескромным, но я слышала от Педро Луиса, что вы его приемная мать. Очевидно, у него была необычная судьба?

— Да,— горестно вздохнула крестьянка,— я ему не родная. Много лет назад его подкинули в нашу деревню. Положили на церковной паперти. Никто не хотел брать его к себе, но мы с мужем сжалились над ребеночком. Не погибать же сироте. Он был завернут в хорошие пеленки, видно, мать его была не из бедных.

— Что за женщина,— сказал отец, старый сеньор Феррарес. — Бросить собственного сына! Это не мать, хуже зверя...

— Да-да, вы правы, — слабым голосом прошептала Алисия.

Она вспомнила своего ребенка, и ей стало стыдно за себя. В последнее время она часто стала вспоминать о нем и теперь проклинала себя за это. Слушая родителей Педро Луиса, она вдруг подумала, что судьба этих детей до чрезвычайности схожа. Алисия замерла и осторожно спросила:

— Извините, сеньор Феррарес, а сколько лет назад это произошло?

— Ну, помнится, года двадцать четыре или двадцать пять тому назад, — припомнил крестьянин. — Но тогда мы жили в другой деревне.

«Именно так», — подумала Алисия.

— А как называлась та деревня?

— Фуэнте-Фалья, недалеко от Сьерра-Марильи.

Внутри Алисии все перевернулось. Ей стало тяжело дышать. Она побледнела, руки перестали слушаться ее, и она уронила чашку с кофе.

— Что с вами, сеньора? — испуганно спросил Феррарес.

Но Алисия не отвечала. Она поняла, что Педро Луис — ее сын. Вернее... был ее сыном. Эта пронзительная мысль ошеломила Алисию. Она еле сдерживалась, чтобы не зарыдать в голос. Едва осознавая, что она делает, Алисия подошла к столику и выпила таблетку успокоительного.

Немного придя в себя, она снова села за стол и ответила:

— Извините, ничего страшного. У меня такая сильная мигрень.

Мать Педро Луиса только покачала головой.

Алисия проводила гостей в предназначенную им комнату, а сама заперлась у себя, открыла бутылку виски и выпила пару рюмок. Затем, бросившись на кровать, она закрыла лицо руками и зарыдала:

— Боже, прости меня, если это можно простить.

Алисии стало жутко. Еще один грех обрушился на ее голову. Она, именно она виновна в смерти Педро Луиса! Алисия не могла простить себе, что именно ей было суждено рассказать донье Росауре о беременности Паулетты. А ведь то, что случилось с ней, было повторением того, через что прошла сама Алисия двадцать четыре года назад. «И у меня не нашлось ни капли сочувствия ни к этой девочке, ни к Педро Луису! — казнила себя Алисия. — А ведь он был так мне симпатичен».

Алисия долго и горько плакала. Так она просидела до поздней ночи, не зажигая света и проклиная себя и свою жестокую судьбу. Мария, Армандо, а теперь Педро Луис... Слишком много преступлений, чтобы пытаться оправдать себя.

«Одиночество, — думала Алисия. — Вот что уготовано мне теперь до самой смерти». Но речь шла не о том одиночестве, какое выбирают себе люди, предпочитающие уединение общению. Речь шла об одиночестве, которое неизбежно уготовано тем, кто ставит собственное благополучие, спокойствие, богатство выше счастья людей, живущих рядом. Это одиночество тех, кто не чувствует в людях духовной поддержки, кому не в радость общение с ними, кому чужды забота и обязательства по отношению к окружающим.

Всеми оставленная и никому не нужная, Алисия сидела одна в своей шикарной комнате и в эти часы была готова вернуться на двадцать четыре года назад и предпочесть своего ребенка богатству и положению в обществе. Но теперь ничего не вернешь. Теперь она одна, брошенная людьми и Богом. И нет у нее надежды, нет спасения. Есть только то, чего она добивалась всю свою жизнь любыми путями и что в одночасье превратилось в прах, в ничто...

Так думала Алисия, засидевшись у себя в спальне далеко за полночь. Затем она приняла снотворное и уснула крепким, но беспокойным сном.


ГЛАВА 16


— Милая сеньорита, куда же я с малюткой в такой-то дождь? Ведь льет как из ведра! Как бы ребеночка не застудить...

— Беги, Томаса! Бери Розу и беги с ней! В твоих руках жизнь моей крошки Розиты, береги ее! Но никогда не показывайся с ней в этом страшном доме. Теперь я знаю — эти люди и впрямь способны на все. Даже на преступление!

Паулетта наскоро завернула дочку в одеяльце и передала в руки прачке.

— Положи ее в корзину для белья. Умоляю, скорее!

— Но сеньорита!

Спрячь ее в своей корзине, — продолжала Паулетта. — И, пожалуйста, быстрее! Беги же, беги!

— Но как же... — нерешительно произнесла Томаса, укладывая крошечный комочек в ворох белья. Слезы лились по щекам доброй женщины. — Куда же я с ней? У меня-то и не дом, а простая лачуга.

— Не важно! — воскликнула Паулетта.

— А как же вы сами без маленькой Розиты? Она ведь ваша дочка!

— Ради жизни моей Розиты — беги, слышишь? Они убили Педро Луиса и не остановятся даже перед тем, чтобы расправиться с моей крошкой. Спрячь ее, сбереги. Что будет потом — не знаю. Но Бог меня не оставит, он видит мои страдания...

— Бедная моя сеньорита... Да благословит вас Господь, да защитит дева Гвадалупе! — обливаясь слезами, Томаса тяжело опустилась на стул, не в силах собственными руками разлучить Розиту с матерью.

— Беги же, Томаса. Вот сюда, через эту дверь Пройдешь садом, минуешь парк, а там тебя уже никто не догонит.

— Обещаю вам, дорогая госпожа, я сберегу нашу дорогую девочку. Я сберегу ее, обещаю...

Паулетта спустилась вместе с Томасой по черной лестнице и выпустила ее в дождь. Прачка укрыла корзину с драгоценной ношей своим платком и быстро зашагала по садовой дорожке в сторону парка. Еще минута — и она скрылась из глаз. Паулетта долго стояла и пристально смотрела, как все дальше и дальше от нее становится ее маленькая дочь.

Она не замечала и не чувствовала, что промокла до нитки, что слезы текут по ее красивому лицу, перемешиваясь с дождевыми каплями. Так не хотелось верить в то, что она больше никогда не увидит свою Розу! Вспыхнула молния, пронзительно ударил раскат грома, и Паулетту вдруг со всей очевидностью пронзила мысль, что теперь она обречена на долгие и долгие годы страданий и тоски по своей маленькой Розе...

У ворот дома уже стояла машина, готовая везти Паулетту, Розу и Эдувигес в Куэрнаваку. Насквозь промокшая Паулетта добрела до своей комнаты и здесь столкнулась с матерью.

— Где Роза? Эдувигес пошла собирать ее и не обнаружила.

Паулетта молчала, как будто не слышала слов матери.

— Где Роза? — повысила голос донья Росаура. — У нас нет времени. С минуты на минуту приедет полиция.

— Розы нет, и вы больше никогда ее не увидите, — ответила Паулетта.

— Что?! Пусть обыщут весь дом! Хуан!— позвала Донья Росаура одного из слуг. — Она спрятала младенца!

— Здесь только что была прачка Томаса, — сказал Хуан.

— Томаса? Значит, это она унесла ребенка! Пусть обыщут сад и всю округу. Она не могла уйти далеко! — приказала донья Росаура.

— Да она уже давно скрылась, сеньора, что вы, — лениво возразил Хуан.

— Все равно, пусть обыщут!

— Теперь вам не удастся убить Розу, как вы убили ее отца, — тихо произнесла Паулетта и с тоской посмотрела на пустую колыбельку.

— Мерзавка! — Донья Росаура ударила дочь по лицу.

Паулетта посмотрела матери прямо в глаза:

— Я никогда не прощу тебе этого, мама.

Донья Росаура вскипела. Сколько неприятностей принесла им эта девчонка, их дочь. Сейчас нужно вызывать полицию, что-то придумывать, а она стоит как ни в чем не бывало.

В комнату вошел дон Карлос.

— Надо ехать скорее, машина уже ждет.

— Карлос, она отдала ребенка прачке! — воскликнула донья Росаура.

— Сейчас не до того, — торопил их дон Карлос. Когда Паулетта вместе с Эдувигес садились в машину, мать наклонилась к окну и крикнула дочери:

— Мы все равно найдем этого ребенка! Мы уничтожим его. И ты никогда, слышишь, никогда не увидишь это отродье!

Уже неделю, как похоронили Педро Луиса, а Хосе Феррарес все еще думал об истинных причинах убийства брата. Неужели Педро Луис действительно был грабителем и хотел обокрасть своего бывшего хозяина? Полиция приняла эту версию со слов сеньора Монтеро де ла Рива и двух свидетелей — сеньоры Монтеро де ла Рива и их слуги Хуана Санчеса. У представителей власти не было оснований не верить богатым и уважаемым людям. Главное, над чем сейчас ломал голову Хосе, была причина, почему хозяин уволил Педро Луиса. Сам Педро Луис никогда никому об этом не рассказывал, а лишь пару раз упомянул, что его работой хозяин был доволен. Значит, дело было в чем-то другом.