— Лучше благодари общество за то, что оно простило тебе эту былую оригинальность и не напоминает о ней. А ты, получается, об этом сожалеешь?

— Да, отчасти сожалею, — подтвердила Луиса.

— Тогда почему же ты так недовольна Леонардо?

— Ах, мама, как ты не понимаешь?— воскликнула Луиса. - Я рисковала приличиями из-за блестящих людей, завтрашних знаменитостей, литературных звезд, а Леонардо рискует из-за какого-то неосторожного коммерсанта, который в гостиную-то войти не умеет.

— Ты поддалась иллюзии славы, а он — иллюзии дружбы. Ты уже образумилась, а он обязательно образумится чуть позже. Он не настолько сильный, твой Леонардо, чтобы плыть против течения. Наберись терпения и жди. 

— Наверно, ты права, мама. Как мне приятно, что хоть ты меня понимаешь, — сказала Луиса.

Донья Исабель погладила ее по руке.

— Ну еще бы, дорогая, как же я могу не переживать за тебя! Кстати, ты мне обещала, что на этой неделе проконсультируешься с доктором, а ты все откладываешь?

— Да нет, мама, я обязательно схожу к доктору. Действительно в последнее время чувствую себя неважно, — неохотно сказала Луиса.

Мать обеспокоенно поглядела на нее.

— А ты вполне доверяешь своему врачу? Я могу попросить дона Хорхе порекомендовать хорошего специалиста.

— Да нет, я вполне доверяю дону Фелипе. Помнишь, как он достаточно быстро вылечил меня от острого пиелонефрита?

— Это так, но болезнь тем не менее перешла в хроническую форму.

— Ничего страшного. Мне просто надо остерегаться простуд, и я об этом помню. Когда я была на консультации полгода назад, анализы не дали повода для беспокойства.

— И все-таки, Луиса, ты должна быть осторожнее. Пожалуйста, после визита к врачу прошу тебя позвонить мне.

— Обязательно, мама. А сейчас нам уже пора собираться домой. Как бы этот Дуэнде ни был невоспитан, он не будет засиживаться в гостях до столь позднего часа.

Леонардо и Хосе Игнасио обедали. Леонардо успел отдать соответствующие распоряжения, и стол был сервирован на двоих. Леонардо был подавлен, но всеми силами старался скрыть это, расспрашивая Хосе Игнасио о его делах, выясняя разные подробности и стараясь найти хоть какую-то зацепку, позволяющую повернуть дело против обманщиков и в пользу его друга.

Тот опять разгорячился:

— Я ведь не первый год веду дела, дорогой Леонардо. Я стреляный воробей, но тут меня провели на мякине. А почему? Да потому, что этот негодяй был родственником Висенте! Может ли быть лучшая рекомендация?

— Это не самая лучшая рекомендация, — сдержанно заметил Леонардо.

— Да что ты?! — искренне изумился Хосе Игнасио.

— Вот что, старина, — начал Леонардо. — Ты запутался даже крепче, чем я думал. Придется нанимать компетентного адвоката. И тут надо не ошибиться.

— Компетентный адвокат стоит бешеных денег, — заволновался Луис, — а у меня...

— Пусть это тебя не волнует, — мягко сказал Леонардо. — Даже если я заплачу за адвоката, я все равно останусь твоим должником. Фундамент моего нынешнего благополучия — это твои советы в начале моей карьеры.

Говоря так, Леонардо не так уж сильно преувеличивал. Пожалуй, чересчур добросердечный и доверчивый для коммерсанта, Хосе Игнасио тем не менее был талантливым дельцом: он раньше других умел углядеть возможность выгодной сделки. Именно у него Леонардо научился не бегать наперегонки с толпой конкурентов по проторенной дорожке, а находить свою тропку, по которой бежишь ты один, и потому добегаешь первым и срываешь неслыханный куш.

Но Хосе Игнасио не мог принять такие лавры.

— Ну нет, твое благосостояние — плод твоего таланта и трудолюбия, — ответил он другу. — Да и женился ты с умом, — добавил он без всякой задней мысли, не подозревая, как царапнули Леонардо эти слова.

— А где же твои домашние? — Хосе Игнасио наконец обратил внимание на отсутствие Луисы и девочек.

— Луиса просила передать тебе извинения. Я предупредил ее, что у нас будет гость, в самый последний момент, а она была приглашена к своей матери. Пришлось ехать, — покривил душой Леонардо.

— Конечно, конечно, — закивал Хосе Игнасио. — Этим великосветским старухам лучше не перечить.

Напоминание о Луисе опять неприятно подействовало на Леонардо. Он не сомневался, что они с доньей Исабель сейчас перемывают косточки и ему, и Хосе Игнасио. Если бы он знал, как близко они подобрались в своих догадках к существованию Аугусты, ему стало бы совсем тошно.

Но и без того напоминание было не из приятных. Поэтому, заметив, что гость закончил трапезу и вопросительно смотрит на него, Леонардо с удовольствием приступил к делу. 

— Пойдем ко мне в кабинет, Хосе Игнасио. Я сделаю несколько звонков. Пора нам побеседовать с юристами. 

У воспрявшего духом Хосе Игнасио вырвалась фраза:

— Все-таки самое ценное на свете — это дружба.

— И любовь хорошей женщины, — похлопав его по плечу, добавил Леонардо.

Когда Луиса с девочками вернулась домой, она узнала от горничной, что после обеда с Хосе Игнасио ее муж принимал двух господ («настоящие господа», по определению Селии), а потом все четверо куда-то отправились. Луиса поняла, что муж не только не отказался от знакомства с Хосе Игнасио, но вообще накрепко связал себя с этим делом. Она не знала, как ей быть: получалось, что муж совершенно выходил из повиновения, вел себя ужасно.

«Он совершенно ума лишился, так и нарывается на скандал», — подумала Луиса.

Утешало ее одно: адвокаты, кажется, действительно были с безупречной репутацией. Одного горничная даже узнала — о нем много писали газеты, — и Луисе было известно, что он имел дело с приличной, богатой клиентурой.

«Ну что же, по крайней мере Леонардо не один замешан в эту историю, — размышляла Луиса. — И потом, это уже не просто эпатаж общественного мнения, Леонардо перевел все на деловую почву, что всегда выглядит солидно». Луиса понемногу успокаивалась. «Да и этому бедняге Дуэнде от такой поддержки больше проку, чем от тарелки жаркого, поданного назло хозяйке дома». Луиса уже улыбалась.

Но улыбка сползла с ее лица, когда она увидела, какие темные круги появились к вечеру у нее под глазами. От предчувствия беды холодок побежал по сердцу. Она постаралась взять себя в руки и выкинуть все это из головы до завтрашнего утра.

«Но к врачу я обязательно пойду, прямо завтра, — решила Луиса. — А сейчас приму снотворное и лягу. Когда Леонардо вернется, я буду уже спать. Вот и хорошо — у меня нет сил разговаривать с ним.»

Расставшись сначала с адвокатами, а потом и с Хосе Игнасио, Леонардо поспешил к Аугусте.

Мир и покой этого дома в очередной раз принесли ему радость. К тому же сегодня он был весьма доволен собой: в делах его друга Дуэнде появился просвет. Им с Аугустой было очень хорошо в этот вечер, как, впрочем, и во всякое другое время, когда они оставались вдвоем.

Аутуста, прижавшись к Леонардо, поглаживала его руки, прижималась щекой к его плечу. В то же время она ловила каждое слово Леонардо.

Он знал, что здесь его не оборвут на полуслове, никогда не дадут понять, что взрослый мужчина должен быть солидным и не допускать ни малейших колебаний. Поэтому в присутствии Аугусты Леонардо Линарес был самим собой — честно рассказывал о своих промахах, но и не затушевывал удачи, иногда даже немного хвастался.

Аугусту эта мальчишеская черта даже радовала. Она ощущала, что и сама молодеет в присутствии Леонардо. А если он хочет, чтобы Аугуста им гордилась, так что же в этом плохого? К тому же Аугуста считала, что Леонардо и так обычно слишком строг к себе.

Аугуста была наблюдательной и неглупой женщиной, и Леонардо был первым человеком после ее покойных родителей, привязанность к которому перешла у нее в явное обожание.

В его присутствии она не могла рассуждать, хорошо или плохо она делает, принимая у себя женатого мужчину. Но и когда он уезжал, все ее раздумья на эту тему не могли дать ответа. Видеться с Леонардо означало для нее жить, дышать, а кто может приказать себе перестать дышать?

Но в то же время она не могла скинуть с себя тяжелое чувство вины. Наперсница секретов своих приятельниц, она знала, что безоглядный порыв к счастью приносит, как правило, горькое похмелье. Причем воспоминания о былых радостях прошлой любви, как правило, теряют со временем свои краски, а раскаяние в каком-то поступке сохраняет свою остроту на долгие годы.

Как только от самых общих разговоров, которые Августа вела с Леонардо Линаресом в начале знакомства, они перешли к более раскованным беседам о повседневных событиях, в их разговорах стали с неизбежностью появляться и Луиса, и девочки. Первое время Аугуста внутренне сжималась при этом, но потом привыкла. Леонардо никогда не давал никаких оценок словам и поступкам жены, а просто упоминал: Луиса попросила о том-то, Луиса поехала туда-то.

Возможно, со стороны это выглядело бы странным и даже бестактным. Но совесть мучила Леонардо не меньше, чем Аугусту. Если бы они продолжали замалчивать существование Луисы и девочек, то выглядели бы друг перед другом лицемерами. Между ними установилась такая степень душевной близости и доверия, когда можно во всем рассчитывать на понимание другого. И Леонардо был благодарен Аугусте за то, что она, не имея никаких надежд на брак с ним, все-таки никаким образом не пыталась вырваться из этой ситуации, воспринимала ее как неизбежную и дорожила им, Леонардо, все больше с каждым днем. Иногда он с гордостью спрашивал себя, есть ли у кого-нибудь еще такая возлюбленная, на абсолютное понимание которой можно рассчитывать даже в тех вопросах, в которых другая женщина помнила бы только о своих интересах, своем самолюбии и своем будущем.

Но все-таки он чувствовал себя перед Аугустой еще более виноватым, чем перед Луисой. Он понимал, что она имеет право на семью, детей, а этого он как раз не мог ей дать. В сущности, он поступал как эгоист, которому в руки свалилось сокровище, и он вцепился в него, ни о чем не рассуждая, с одной мыслью: «Мое! Это мое!»