— Может, нужны какие-то лекарства? — услышал он знакомый девичий голос и с трудом разлепил веки.

Белые стены и потолок, металлическое изголовье кровати. Он понял, что находится в больничной палате и с трудом повернул голову на звук голосов. Николай сразу узнал до боли знакомый профиль Ирины. Она разговаривала с врачом.

— Ирррр, — тихо, почти шепотом, протянул он, но она услышала.

Подбежав к кровати, она почему-то схватилась руками за щеки, пылавшие ярким пламенем. Потом широко улыбнулась и положила горячую ладонь на его лоб.

— Слава Богу! — широко улыбнулась Ирина и продолжила скороговоркой. — Я думала, что сойду с ума, пока ты лежал без сознания, такой безжизненный, бледный, слабый.

Он хотел было улыбнуться, но вышла лишь кривая ухмылка. Вообще, ему казалось, что силы полностью оставили его. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

— Меня парализовало!? — вдруг осенило Николая, и глаза его округлились от ужаса.

— Ну что ты, глупый, — поспешила успокоить его девушка. — Просто ты очень ослаб, истощен, поэтому тебе так тяжело двигаться и говорить. Совсем скоро ты придешь в норму, и все будет хорошо.

Звуки родного голоса, знакомый запах, исходивший от ее волос, успокаивали и убаюкивали. "Как же я устал, как устал", — подумал он и вновь провалился в тяжелое, вязкое небытие.

* * *

К началу мая сибирская Тайга уже полностью приоделась в зеленый наряд. Она больше всего любила именно этот цвет, ярко, даже отчаянно зеленый, который бывает только ранней весной: молодые листики еще не выгорели на солнце, не заматерели и не огрубели. Еще ей нравилась привычное весеннее оживление, когда птицы начинают ликовать, оглашать ее владения веселой трелью, чувствуя приближение долгожданного лета. Звери, в большинстве своем еще совсем сонные и вялые, лениво слоняются по лесу, не надоедая ей своей бессмысленной суетой. Проснулись и эти странные создания, сибирские берегини. Уставшие от долгой зимы, они носились по лесу, как ошалелые. То расплывались по тайге сизым облаком, то сгущались в расплывчатые силуэты, устраивая дикие пляски на берегу озера. Она уже начинала жалеть, что когда-то сама создала их, думала, что они будут беречь ее покой, веселить ее скучными зимними вечерами и урезонивать не в меру расшалившихся зверей. Но до нее им не было никакого дела, праздные, дурашливые существа. Зимой они становились невыносимо ленивыми и почти все время спали. Да и до зверюшек не было им никакого дела. Они их только дразнили и задирали, вовлекая лесных обитателей в свои дикие игры. Нет от них никакого толку, но нет и особого вреда. Ладно, пусть пока живут, пока…

* * *

Когда Николай вновь пришел в себя, за окном было темно. В палату пробивался лишь слабый свет из коридора. Он поднял руку и начал внимательно разглядывать свою ладонь. Пересчитал пальцы справа налево, наоборот, и искренне удивился, что все на месте. В правом виске пульсировала нетерпимая боль. Николай сморщился и с трудом перевернулся на левый бок. Сменив положение, он испытал настоящее блаженство.

"Интересно, сколько я так лежал? — подумал он. — Такое чувство, что спина просто онемела".

Сильная жажда не давала вновь заснуть и, собрав все силы, он сначала сел на кровати, а потом встал. Рядом, на больничной полке, стояла бутылка минеральной воды. Он попытался открутить крышку, но пальцы, то и дело соскальзывали, бутылка вырывалась из рук. Тяжело вздохнув, Николай пошел к раковине. Открыв кран, он припал к упругой струе. Прохладная вода вливала в него долгожданную влагу, а вместе с ней к нему возвращались силы, мысли становились более ясными и четкими.

Тяжело переступая с ноги на ногу, он направился в коридор. В больничном полумраке ему стало не по себе, но возвращаться в палату Николай не собирался. Он должен был узнать, что с ним произошло, и как он здесь оказался.

На посту никого не было, и он пошел дальше.

— Эй, больной, куда это вы направились? — услышал он возмущенный возглас за спиной и вздрогнул от неожиданности.

— Извините, — тихо выговорил он, разворачиваясь. К нему спешила молоденькая медсестричка, прижимая к груди электрочайник.

— Куда вас понесло, мужчина? Вы из какой палаты? Вам плохо? — обрушила она на Николая шквал вопросов.

— Не знаю, — пожал плечами Николай и поднял на нее мутный взгляд. — Ничего не знаю. Думал, что вы мне объясните.

— Я? — искренне удивилась девушка, смешно округлив и без того большие голубые глазки.

— Вы, — ответил Николай и тяжело вздохнул. — Но, как я понимаю, вы тоже не в курсе.

— Ааа, — девушка прижала ладонь к совсем детским пухленьким губкам и продолжила заговорщическим шепотом. — Вы, наверное, из тринадцатой палаты!?

— Наверное, — Николай тоже перешел на свистящий шепот.

— Вы знаете, я только сегодня с больничного вышла, грипповала, — так же шепотом пояснила девушка. — Меня сразу на ночное дежурство поставили. Юрий Петрович предупредил, что в тринадцатой палате у нас очень сложный случай лежит.

— Сложный случай — это я? — не сдержал улыбку Николай.

— Ну да, — потупила глазки девушка и резко покраснела. — Говорят, что вы неизвестно откуда взялись и что история с вами какая-то мутная произошла.

— Что за мутная история, если не секрет, конечно?

— Так никто не знает. Может, вы мне расскажите? — девушка подняла на него блестящие от любопытства глаза.

— Было бы что, — помрачнел Николай. — Я бы вам ни за что не отказал.

— Ой! — медсестра забавно подпрыгнула. — Вы же семь дней без сознания пролежали. Наверное, есть хотите. Пойдемте я вас чаем напою. Мама мне пирогов с собой наложила, с яблоками, с печенью. Вы какие больше любите, мясные или сладкие?

— Большое спасибо, — искренне обрадовался Николай, резко ощутивший ноющее чувство голода. — Если можно, то я и те и другие поем.

— Конечно, пойдемте скорее, — засуетилась девушка, направляясь к посту.

— Кстати, меня Колей зовут. А вас? — удобно, разместившись на мягком диванчике, представился он.

— А я Наташа, — сосредоточенно разливая чай по кружкам, ответила она.

Николай внимательно наблюдал за ее действиями. Его умиляла ее детская непосредственность, неудержимое любопытство, легко читавшееся в круглых глазках, бурлящая энергия жизни, которой ему так сейчас не хватало. До боли хмуря лоб, он пытался вспомнить, как очутился в больничной палате, и что с ним произошло той ночью. Перед глазами стояло лишь густое облако, смутно напоминавшее девичий силуэт. И больше ничего. Хотя подсознательно он понимал, что тогда произошло что-то очень важное, значимое, то, что должно перевернуть всю его жизнь. Нужно только вспомнить, обязательно нужно…

— Вот, угощайтесь, — протянула ему миниатюрную кофейную чашечку Наташа. — Пирожки берите.

Девушка уселась напротив и принялась с интересом его разглядывать, мелкими глотками попивая кофе. На ее личике читалось дикое любопытство. Было понятно, что ей очень хочется узнать, что с ним произошло, но спросить она стесняется. Либо боится потревожить покой больного, несколько дней пролежавшего без сознания.

Николай молча поедал пирожки, изредка поглядывая на медсестру и ухмыляясь про себя.

— Неужели вы совсем ничего не помните, — наконец, не выдержала Наташа.

— Совсем, — он виновато пожал плечами.

— Жалко, — не смогла сдержать разочарования юная особа. Ведь ей так хотелось завтра с утра обзвонить своих подружек и поразить их удивительной историей необычного пациента. Потом его, конечно, покажут по телевизору, где он с умным видом будет рассказывать о том, как его похитили инопланетяне или обитатели параллельных миров. А она будет многозначительно молчать, ведь все ее знакомые уже будут знать, что она играет не последнюю роль в этой истории, что именно она помогла ему восстановить в памяти страшные события, произошедшие с ним. Может быть, и ее на телевидение пригласят. И тогда мировая слава ей обеспечена. Но он ничего не помнил, или делал вид, что не помнит. Насмехается над ней, жадно поедая ее пироги.

— Идите спать, вам нужен покой, — вдруг разозлилась Наташа.

— Как же так, — улыбнулся он. — Мы ведь с вами совсем не поговорили.

— И не поговорим, — надула губки Наташа. — Не о чем нам с вами разговаривать. Я вас лечить должна, а не слушать.

— Раз, должны, значит лечите, — ухмыльнулся Николай. — Что же вы сидите?

— Лучшее лекарство — это сон, — отчеканила девушка и резко встав, взяла его чашку и понесла ее в раковину.

— Ясно, — Николаю ничего не оставалось, кроме как вернуться в мрачный покой своей палаты. Форточка почему-то оказалось открытой, с улицы в теплое нутро палаты проникал сырой, промозглый воздух. Он зябко поежился и неспешно подошел к окну. Закрыв форточку, принялся внимательно разглядывать пейзаж. За окном шумели деревья, плотным кольцом окружавшие здание больницы. Сильный ветер раскачивал их из стороны в сторону, от чего они жалобно поскрипывали, как-будто уговаривая ветер остановиться, оставить их в покое. Что-то до боли знакомое было в этом звуке, что-то такое близкое и такое отчаянно-страшное… Николай с удивлением увидел перед собой свою руку, которая потянулась к форточке, открыла шпингалет. Страшный шум ворвался в палату, все вокруг закружилось в бешеном хороводе, заплясало, заликовало. А потом наступила темнота, глухая, кромешная. "Наверное, я умер", — только и успел подумать он.

* * *

Из тревожного, беспокойного сна ее вырвала звонная телефонная трель. Ира быстро соскочила с кровати и бросилась к телефону. Когда она подняла трубку, то уже твердо знала, что звонят из больницы. Предчувствие никогда ее не обманывало.

— Катерина Васильевна, — раздался спокойный мужской голос, — не могли бы вы подъехать в отделение пятой городской больницы.