– Спасибо, брат, – улыбнулась леди Маргарита. – Мне лестно слышать это от тебя. Хочется думать, что ты прав. Интуиция подсказывает, что Анна принадлежит к более широкому миру, чем тот, который я могу предложить ей. Но в то же время ты должен понимать, что она практически ничего не знает о жизни, которую ты ведешь и которую принимаешь как нечто само собой разумеющееся.

Тут леди Маргарита неожиданно поднялась на ноги.

– Мы с тобой говорим так, будто между нами все уже решено. Ты словно загипнотизировал меня своей просьбой, и я совершенно потеряла способность трезво мыслить. Как мы можем решать судьбу девушки, которую ты никогда не видел и которая никогда не видела тебя?

– Вот сейчас ты начала прислушиваться к голосу разума и забыла про интуицию, – возразил герцог. – А ведь тебе не хуже меня известно, что во многих восточных странах жених и невеста впервые видят друг друга только после свадьбы. Наконец, я не думаю, что девушка без имени или человек, озабоченный ее судьбой – это, разумеется, ты, – будут возражать против возможности стать герцогиней.

– Это звучит цинично.

– Зато практично, – парировал герцог.

– Я до сих пор не понимаю, почему я со всей серьезностью выслушала твою нелепую просьбу и стала обсуждать ее так, словно это совершенно обычное дело…

– Это дело, может быть, и необычное, но ничего нелепого в нем я не вижу, – сказал герцог. – Просто я обратился к тебе за помощью, а ты оказалась готова дать мне то, о чем я прошу.

– Погоди! Ты слишком торопишься. Во-первых, ты должен увидеть Анну. Затем должен решить, можешь ли жениться на девушке без имени, и подумать о родственниках, которые будут шокированы тем, что с ними не посоветовались.

– Позволь внести ясность. Я не собираюсь ни с кем советоваться по поводу своей женитьбы! – ответил герцог. – Ни с членами семьи, ни с кем-либо еще. Далее. Я намерен жениться, причем немедленно. Причину этого желания я не собираюсь объяснять никому, даже тебе. Так что сойдемся на том, что я решил жениться, и никто и ничто меня не остановит!

Голос герцога звучал убедительно, но сквозила в нем еще какая-то нотка, заставившая леди Маргариту с опаской посмотреть на брата.

Впервые в жизни она подумала о том, что ее брат может быть не только жестким, но и жестоким .

Такого выражения глаз у брата леди Маргарита не видела еще никогда, и это заставило ее быстро сказать:

– Что бы ни ранило тебя, Ворон, не дай этому погубить себя. Ты натворил уже много такого, что считается недопустимым или предосудительным, но при этом ты всегда умел оставаться добрым, щедрым и отзывчивым.

Она протянула руку, накрыла ею ладонь брата.

– Я понимаю, ты страдаешь, – мягко сказала она, – но тот, кто неповинен в преступлениях против тебя, не должен страдать за чужие грехи.

– Не понимаю, о чем ты, – возразил герцог.

– Понимаешь, я думаю, – ответила леди Маргарита. – И помни, ненависть – это бумеранг, который возвращается, чтобы ударить того, кто его запустил.

– Я не говорил, что кого-то ненавижу, – сказал герцог. – Я просто хочу отомстить за оскорбление, и отомстить очень крепко.

– И сделаешь при этом кого-то несчастным?

– Искренне надеюсь, что да.

– Очень непохоже на тебя. Возможно, тебе в жизни выпадало слишком много счастья, и пришел момент, когда за него приходится платить. Такова жизнь, каждый платит за то, что получает. Не надо мстить, Ворон.

– Ты плохо знаешь свою Библию, – ехидно сказал герцог. – «Око за око, зуб за зуб» – вот высшая справедливость!

– Если бы ты потрудился прочесть еще несколько строк, ты узнал бы, что мы должны прощать своих врагов.

– Возможно, именно так я и поступлю, но сначала покараю их.

– Мне кажется, Ворон, – вздохнула леди Маргарита, – что ты назначил себя одновременно и судьей, и палачом. Это ошибка.

– Как ты можешь быть уверена в этом? – спросил ее брат. – Ну а теперь я хочу увидеть Анну.

Герцог подумал, что леди Маргарита, наверное, раскаивается в том, что рассказала ему о девушке. Наверное, она даже переживает, что так усердно молилась Богу о разрешении этой проблемы.

Герцог накрыл руку сестры своей ладонью и сказал:

– Не печалься, Маргарита. Как ты сказала, я совершил в своей жизни немало вещей, достойных осуждения, и приобрел репутацию, которая, несомненно, шокирует членов нашей семьи. Но я никогда, насколько мне помнится, не поступал непорядочно и не бесчестил доверившихся мне женщин.

Голос герцога звучал так искренне, что заставил леди Маргариту испытующе посмотреть на брата.

Потом она улыбнулась.

– Чувствую, что это правда, Ворон. Я поверю тебе. Но, разумеется, если ты захочешь жениться на Анне, если она окажется той девушкой, которую ты ищешь, ты кое-что должен решить для себя.

– Совершенно верно, – согласился герцог.

Его сестра вновь поднялась на ноги.

– Пойду найду Анну. Но если она окажется не такой, как ты ожидаешь или хочешь, тебе придется поискать себе жену в другом месте.

Герцог не ответил, а когда сестра вышла из комнаты, налил себе еще один бокал вина и подошел к окну.

Он не видел ни залитых солнцем лужаек за окном, ни монахинь, похожих на цветки, мелькающие на фоне ухоженных живых изгородей.

Вместо этого он видел освещенное лунным светом лицо Клеодель. Вот она улыбается Джимми, а затем затаскивает его в спальню.

Раздался хруст стекла – герцог так сильно сжал бокал в руке, что у него обломилась ножка.

Герцог подхватил верхнюю часть бокала, не дав вину расплескаться на пол. Да, именно так ему хотелось обхватить своими пальцами белую шейку Клеодель и сжимать, сжимать ее…

Впервые в жизни ему хотелось убить кого-то, и он был уверен в том, что это было бы справедливо – око за око.

Это стало бы расплатой за то, что убила сама Клеодель – его идеалы, которые она своей юностью и красотой возродила в его сердце. Идеалы, которые он растратил за годы своей беспутной, ужасной жизни.

Поскольку Клеодель казалась воплощением идеала женщины, он поместил ее в святилище своего сердца, которое до той поры оставалось пустым. Но она ограбила, осквернила это святилище, и он возненавидел ее за это с такой яростью, которой не испытывал ни разу в жизни.

Сидя в поезде, который вез его в Париж, герцог представлял удовлетворение, которое он мог испытать, если бы поддался первоначальному порыву и взобрался на тот балкон, а оттуда проник в спальню Клеодель.

Он принялся бы бить Джимми и пугать Клеодель до тех пор, пока они не стали бы умолять его о пощаде, стоя на коленях.

Хорошо, что он вовремя понял, что такая месть слишком примитивна. Поступив таким образом, он сам опустился бы до их уровня.

Месть, которую он придумал позже, была намного тоньше, умнее и гораздо больнее.

Совершенно очевидно, что Клеодель уже мечется, пытаясь понять, что случилось и почему ее жених до сих пор не дает о себе знать.

А ее отец уже развернул страницы «Таймс» или «Морнинг пост» и увидел напечатанное в газете извещение о том, что свадьба его дочери откладывается.

«Посмотреть бы, какое у него при этом стало выражение лица», – мрачно подумал герцог.

Он представил, какие вопросы станет задавать себе граф Седжвик, какие предположения и объяснения примется выдвигать вместе с дочерью.

Граф непременно пошлет в Равенсток-холл письмо, а затем и сам явится, чтобы встретиться с герцогом и потребовать объяснений.

Герцог не сомневался в том, что мистер Мэтьюс все сделает именно так, как ему приказано.

Теперь Седжвикам останется только ждать и пытаться самим найти ответы на вопросы, а тем временем в дом будут приносить все новые и новые свадебные подарки.

Герцог коротко хохотнул, и, поверьте, это был очень неприятный смех.

Да, месть, которую он придумал, была намного умнее, чем физическая расправа, и гораздо эффективнее. Когда он приступит к выполнению следующей части своего плана, начнется настоящий переполох, и слухи накроют аристократический Мейфэр словно торнадо.

А в центре этого торнадо окажется Клеодель, которую станут расспрашивать об истинной причине исчезновения жениха.

Улыбка на губах герцога стала еще шире.

Он услышал, как за его спиной открылась дверь, и обернулся.

Дверной проем озарился ярким светом, поэтому герцог поначалу не смог как следует рассмотреть вошедших. Он услышал голос своей сестры:

– А это Анна!

Глава третья

Леди Маргарита положила руку девушке на плечо.

– Анна, позволь представить тебе моего брата, герцога Равенстока.

Анна сделала реверанс.

Теперь, когда солнце осветило лицо Анны, герцог увидел, что она совсем не такая, как он ожидал.

Герцог был настолько очарован Клеодель, что решил, будто любая девушка, на которой он решит жениться, будет на нее похожа – милое личико, белокурые волосы и голубые глаза, которые кажутся такими наивными.

Но Анна была совершенно иной.

Стройная, выше среднего роста. Ее прикрытое прозрачной вуалью лицо поразило герцога – такого лица не было ни у одной другой женщины.

Анна была прелестна, но совершенно по-особому, и хотя герцог знал, как она молода, девушка казалась старше своих лет.

В ней была та особая, не подвластная времени красота, которую можно найти в античных греческих статуях или на фресках Древнего Египта.

Герцог заглянул в огромные глаза Анны – в них было нечто загадочное, он и не предполагал, что у юной девушки может быть такой взгляд.

Продолжая рассматривать Анну, герцог отметил ее прямой классический нос, а губы девушки были такой совершенной формы, словно их изваял великий древнеримский скульптор.

Но чего никак не ожидал герцог и что больше всего поразило его – это манера Анны держаться с таким достоинством, которое не всегда увидишь даже в особах королевской крови.

От Анны исходили внутренняя сила и власть – герцог не смог бы описать это ощущение словами, но прекрасно чувствовал его.