– Я об этом не знала! – воскликнула Анна.

– Твой отец тоже. Она была так счастлива с вами обоими, что не хотела печалить вас. Но я давно видел, что она больна. И тем не менее когда она умерла, это стало большим потрясением для меня.

– Я помню это, – прошептала Анна.

Анна выглядела такой несчастной, что герцог взял ее за руку, пытаясь хоть как-то утешить. Анна придвинулась ближе к мужу, словно он был той нитью, которую она боялась хоть на миг отпустить.

– После смерти ее светлости великой княжны я понял, что Анне опасно будет оставаться здесь, – сказал священник.

– Опасно? – переспросил герцог.

– О смерти ее светлости я обязан был сообщить царю в Санкт-Петербург и знал, что после этого для расследования обстоятельств смерти великой княжны сюда явятся не только придворные чиновники, но и люди из тайной полиции. Нужно было подумать о тех, кто остался здесь, и уберечь их от слухов и подозрений, которые могли причинить массу неприятностей.

– И что же вы сделали?

– И сэр Реджинальд, и я прекрасно понимали, что, кем бы ни был ее отец, Анна остается членом царской семьи, внучкой великого князя и племянницей правящего императора.

– Вы хотите сказать, что они могли забрать ее отсюда?

– Несомненно, так оно и случилось бы, – ответил священник. – Анну увезли бы в Санкт-Петербург и вырастили в обстановке, от которой бежала ее мать.

– Теперь мне все понятно, – вздохнул герцог.

– Я надеялся, что вы поймете, – сказал священник. – Вот почему сэр Реджинальд, заботясь исключительно о благе Анны, увез ее во Францию, хотя это стало для нее большим потрясением.

– Вы знали о монастыре Сакре-Кёр, настоятельницей которого является моя сестра? – спросил герцог.

– Я слышал о нем от католического священника, с которым давно переписывался, а сэр Реджинальд знал семью вашей светлости и даже был знаком с некоторыми ее членами.

– Но это была ваша идея – отправить Анну во Францию?

– Да, моя, и сэр Реджинальд согласился, что французский монастырь станет для Анны самым безопасным местом.

– Мне было очень тяжело расставаться с папой, – призналась Анна.

– Могу понять, – согласился герцог. – Но он, возможно, спас тебя от больших неприятностей. Неизвестно, как сложилась бы твоя жизнь в Петербурге.

– Мама всегда говорила об этом городе со страхом, и я знала, что она опасается тайной полиции.

– Тайной полиции в России все боятся, даже сейчас, – сказал священник. – И хотя при новом царе атмосфера стала не такой тяжелой, было бы большой ошибкой, ваша светлость, если бы кто-то здесь узнал о том, кем на самом деле является Анна.

– Согласен с вами, – сказал герцог. – И я обещаю, что никто не узнает о происхождении Анны, хотя вряд ли кто станет этим интересоваться, особенно после того, как ее отец умер, так и не раскрыв никому тайну происхождения своей дочери.

– Не говорите об этом никому в Англии, – сказал священник, – и тем более не упоминайте об этом здесь, в Одессе.

– Можете не беспокоиться, – заверил герцог. – А теперь, когда вы сообщили мне все, что я так хотел узнать, я увезу Анну отсюда.

Он немного подумал, а затем тихо добавил:

– Прежде чем мы уедем, я хотел бы попросить вас, святой отец, чтобы вы благословили нас. Мы венчались в католической церкви, но думаю, что Анне хотелось бы получить благословение и от той церкви, в которой она была воспитана.

– Для меня не будет ничего приятнее, чем сделать это, ваша светлость, – просто ответил священник.

Анна на мгновение прижалась щекой к плечу своего мужа и чуть слышно прошептала:

– Ты все понял! О, мой дорогой, прекрасный, удивительный супруг, ты все понял!

* * *

Тем же вечером герцог и Анна вышли на палубу, чтобы взглянуть на огни Одессы.

Яхта стояла уже не возле причала, но покачивалась на якоре у выхода из бухты, и отсюда открывался прекрасный вид на город с его зелеными кипарисами и высокими холмами на горизонте.

Город был прекрасен днем, а сейчас казался таинственным и неземным. Тускло блестели в лунном свете купола его церквей, а россыпь огней напоминала упавшие с небес мерцающие звезды.

А настоящие звезды переливались в небе, по морским волнам скользила лунная дорожка, и герцог думал, что эту картину он не забудет никогда.

Он посмотрел на стоящую недалеко от него Анну и двинулся в ее сторону, протянув к ней руки, чувствуя, что она прекраснее любых красот природы и даже звездного неба.

Анна прижалась к нему, переполненная воспоминаниями о своем отце и матери, и герцог обнял жену, стараясь утешить и поддержать ее.

– О чем ты сейчас думаешь? – негромко спросил он.

– О том, что трудно найти женщину с такой же странной и необычной судьбой, как моя, и о том, что мы никогда не забудем с тобой об этом, хотя и должны будем хранить свои воспоминания в тайне от остальных.

– Пожалуйста, не переживай из-за своего происхождения. Никто не узнает об этой тайне. Ты в безопасности, – заверил ее герцог.

– Спасибо. – Анна положила голову на плечо герцога. – Прекрасно то, что мои родители так сильно любили друг друга, – я плод настоящей любви.

Герцог ничего не ответил, лишь прикоснулся губами к волосам Анны.

– Я хочу, чтобы наши дети родились в такой же любви, тогда они будут способны так же любить и так же дарить свою любовь, как я дарю ее тебе.

– А я тебе, моя драгоценная, обожаемая маленькая женушка.

Герцог поднял глаза к небу, а затем сказал слегка дрогнувшим голосом:

– Я искал женщину чистую и непорочную и нашел ее, но небо послало мне в дар такое совершенство, что мне хочется в знак благодарности опуститься на колени.

Анна посмотрела на мужа, ее глаза не казались больше равнодушными, в их глубине сейчас читалось какое-то другое чувство.

– Любовь моя, дорогая моя, – продолжил герцог. – Ты для меня все. Я люблю тебя так сильно, что нет слов, способных передать глубину моего чувства. Я готов посвятить всю свою жизнь тому, чтобы ты смогла понять, что для меня значишь.

Анна счастливо вздохнула.

Затем подняла руки и притянула к себе голову мужа.

– Я люблю! Я люблю тебя! – воскликнула она. – Если ты благословен от Бога, то и я тоже! Никто другой не может понять меня так, как ты. Никто другой не может быть таким же замечательным супругом.

Она нашла губами губы герцога, и, целуя ее, он был так счастлив, что их поцелуй в лунном свете был не просто страстным, но одухотворенным и возвышенным.

Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и в них постепенно разгорался огонь, такой, что им казалось, что их освещает не холодный свет луны, но жаркое золотистое сияние солнца.

Герцог продолжал целовать Анну до тех пор, пока их сердца не забились в унисон – трепетно и страстно, и оставался лишь один способ выразить свою любовь друг к другу.

– Покажи мне, как ты… любишь меня, – прошептала Анна.

– Мне кажется, что уже нельзя сильнее выразить то, как я люблю тебя, – ответил герцог. – Но сегодняшняя ночь, надеюсь, докажет, что я ошибся.

Он в последний раз взглянул на луну, на звезды, на огни города и повел Анну вниз, в каюту. Перед его глазами все еще стояло дивное видение – озаренная ночными огнями Одесса, загадочная, усыпанная куполами и башенками, а вокруг нее раскинулось черной гладью теплое спокойное море.

Это видение, как и они сами, было частицей любви Господа, олицетворением самой чистоты и красоты этого мира.