Он помедлил, но Анна ничего не ответила, и тогда герцог добавил:

– Во сне они видят мужчину, к которому лежит их сердце.

– Хотят выйти за него замуж?

– Разумеется.

– А что происходит после того, как они поженятся?

Герцог улыбнулся про себя – этого вопроса он ждал.

– В идеале, – ответил он, слегка подумав, – замужняя женщина продолжает мечтать о своем муже, хотя, боюсь, такое случается не всегда.

– Но ты сказал, – ответила Анна, – что замужнюю женщину, если она себя правильно ведет, никогда не заинтересует ни один мужчина, за исключением ее мужа.

– Этого ждут от своих жен все мужья.

– Но человек не может контролировать свои сны, – сказала Анна, – и если мне приснится кто-то еще, то никто, кроме меня, об этом не узнает.

– Меня очень огорчит и заденет, если я буду думать, что тебе снятся другие мужчины, – заметил герцог, тщательно подбирая слова.

– В таком случае я сохраню это в тайне, – сказала Анна. – А тебе, я полагаю, позволено видеть сны о других женщинах, но меня это не должно ни огорчать, ни задевать!

– А ты будешь огорчена и задета? – спросил герцог.

Это был принципиальный вопрос, и герцог не мог не задать его.

Анна принялась смотреть на море, и Ворон понимал – это означает, что она очень серьезно обдумывает его вопрос.

Затем она неожиданно рассмеялась.

– Очень забавный у нас разговор получается. С какой стати мы должны так сильно беспокоиться о том, что нам снится? У меня, например, сны бывают очень странными. Вчера, например, мне снилось, что я лечу над морем…

– Одна? – быстро поинтересовался герцог.

– Думаю, да, – ответила Анна. – Это было чудесное ощущение – летать по воздуху как птица. Мне было так жаль просыпаться.

Герцог вздохнул.

Вновь разговор ушел в сторону, и Ворон понял, что Анна по-прежнему воспринимает его как товарища и знающего все на свете наставника.

– Не забывай, – напомнила она, – что ты обещал учить меня ходить под парусами, когда мы окажемся в Черном море. Я никогда не управляла маленькой парусной лодкой, и мне кажется, что это как раз должно быть похоже на полет.

– Попробуем поднять паруса примерно через час, когда станет немного ветренее, – пообещал герцог.

Он уже дал капитану распоряжение встать до утра на якорь в одной из маленьких бухточек у побережья.

Герцог хотел прибыть в Одессу завтра на заре, чтобы проследить за реакцией Анны, когда она увидит кипарисы, шпили и башни открывшегося перед ней города.

Они вместе сойдут на берег, и, возможно, ему удастся, наконец, понять тайну происхождения Анны, которую она так тщательно скрывает.

«А после этого, – оптимистично решил герцог, – последний барьер между нами рухнет, это еще больше сблизит меня с Анной, а там, глядишь, все ограничения и запреты сами собой начнут сходить на нет один за другим».

Размышляя, он продолжал любоваться Анной – она была прелестна.

Неожиданно герцог почувствовал такое сильное желание прикоснуться к ней, что лишь железная воля удержала его от того, чтобы протянуть к ней руки, чтобы обхватить ими Анну и крепко прижать к себе.

Какая для него была пытка и одновременно радость, когда они неделю назад остановились на ночь в небольшой гавани на юге Италии, где на краю причала примостился маленький оркестр – два скрипача, цимбалист и музыкант, игравший на тамбурине.

Герцог с Анной сидели в салоне яхты, иллюминаторы были открыты, чтобы в них залетал ночной бриз.

Анна подошла к одному из иллюминаторов, восхищенная не только музыкой, но и странными одеяниями музыкантов.

Герцогу пришла в голову идея.

– По-моему, мне представилась прекрасная возможность научить тебя танцевать.

Как он и ожидал, Анна схватывала все движения на лету и двигалась так плавно, что ему казалось, будто он танцует не с женщиной, а с грациозной феей.

Они кружили и кружили по салону, а затем музыка прервалась, и Анна захлопала в ладоши, умоляя продолжать.

Музыка заиграла вновь. Анна оказалась замечательной ученицей, с каждой минутой они двигалась все увереннее, и тогда герцог чуть сильнее прижал Анну к себе, ощущая волнующее прикосновение ее стройного гибкого тела.

Когда отзвучал еще один томный вальс, герцог, не разжимая объятий, выдохнул, глядя прямо в глаза Анны:

– Теперь мы можем танцевать вместе.

В его низком голосе прозвучала страстная нотка, которую опытная женщина распознала бы немедленно.

– Это было волшебно, – откликнулась Анна.

– Хочешь повторить?

– Конечно! Снова и снова! Девушки в монастыре иногда говорили, что им хотелось бы танцевать, а те, кто испытал когда-то, что такое танцы, старались на словах передать свои ощущения, но что это будет вот так, я и не подозревала!

– Как так ? – спросил герцог.

– Что полностью сливаешься с музыкой, начинаешь слышать ее не только ушами, но и ногами… всем телом.

Герцогу хотелось добавить: «То же самое можно сказать про любовь», но он знал, что Анна не поймет его.

Она ловко выскользнула из рук герцога и подбежала к иллюминатору.

– Нужно помахать музыкантам, – сказала она, – показать им, как нам понравилась их игра.

Она высунулась в иллюминатор, принялась махать рукой, и герцог услышал, как сидевший на причале музыкант сказал:

– Граци, синьора, граци танте!

Анна обернулась, чтобы посмотреть на герцога, и обнаружила его совсем рядом, прямо за спиной.

– Я хотел бы сказать то же самое, – улыбнулся он. – Мольто граци, синьора!

Анна сделала глубокий книксен.

– И вам граци, дорогой синьор!

Глаза у нее горели, но не тем огнем, который так хотелось увидеть герцогу.

Вынырнув из приятных воспоминаний, герцог увидел, что его матросы уже устанавливают мачту на самой маленькой из шлюпок и крепят ярко-красный, медленно разворачивающийся на ветру парус.

Анна села на корме, герцог взял в руки румпель, и они заскользили по воде.

– Это просто чудо! – кричала Анна. – А еще быстрее можно?

– Это целиком зависит от ветра, – ответил герцог. – Капитан полагает, что вскоре он усилится.

– Надеюсь, капитан не ошибся.

Анна мечтательно смотрела на небо, которое по-прежнему оставалось чистым и прозрачным, хотя солнце обжигало уже не так сильно, как днем, и дул легкий ветер.

– Посвисти, – сказал герцог. – Каждый матрос знает, что хороший ветер нужно высвистеть.

Анна рассмеялась и сложила губы трубочкой.

У нее это вышло так очаровательно, что герцогу тут же захотелось поцеловать ее, но он мог только мечтать об этом, к тому же у него была масса дел – поправить парус так, чтобы утлегарь – брус, к которому крепится нижний край паруса, – отклонился за борт. После этого шлюпка поймала ветер и двинулась быстрее.

– Получилось! Получилось! – восторженно воскликнула Анна. – Я посвистела, и ветер задул!

Ветер действительно усилился. Маленькая шлюпка продолжала набирать ход, алый парус все сильнее выгибался вперед, выделяясь ярким пятном на фоне синей морской воды.

– Быстрее! Быстрее! – кричала Анна, а герцог прилагал все свое мастерство, пытаясь справиться с разогнавшейся до невиданной скорости шлюпкой.

Так они неслись под парусом с полчаса, потом, почувствовав недоброе, герцог поднял голову вверх и увидел, что солнце исчезло, а прозрачное небо затянуло темно-серыми, тяжелыми облаками.

Герцог посмотрел вдаль.

Желая угодить Анне, он разогнал шлюпку гораздо сильнее, чем собирался, и яхта давно скрылась из вида. Чтобы найти ее и вернуться, теперь требовалось немалое время.

– Пригни голову, – попросил герцог Анну, отвернул утлегарь назад и принялся делать то, для чего требовалось все его немалое мастерство яхтсмена.

Ворон превосходно умел ходить под парусом, это был один из его самых любимых видов спорта.

В прошлом году он выиграл несколько гонок в Каусе, на острове Уайт, не раз побеждал сильных соперников и на южном побережье Франции.

Но теперь, с опаской следя за тем, как стремительно портится погода, герцог понимал, что совершил большую ошибку, так далеко уйдя по ветру, тем более в этих водах, которые известны морякам как непредсказуемые и опасные.

– Все в порядке? – спросила его Анна.

– Я собираюсь повернуть назад, к яхте, – беззаботным тоном сообщил герцог, не желая пугать ее.

– Море становится беспокойным.

– Я это заметил, – сухо ответил он. – Но ты говорила мне, что умеешь ходить под парусом.

– Умела, во всяком случае, – сказала она. – Но мне будет крайне неловко, если ты докажешь, что это не так.

– Черному морю никогда нельзя верить, – заметил герцог, – даже мне, хотя черный – это мой цвет.

Он живо представил, что должна будет чувствовать Анна, когда под крики толпы «Черный Ворон! Черный Ворон!» его лошади первыми примчатся, грохоча копытами, к финишу.

Ему всегда нравилось быть популярным среди толпы любителей скачек. Многие стремились завязать с ним знакомство, справиться о той или иной лошади, ее шансах на победу. Считалось также, что чутье редко подводит его относительно того, хороший спортсмен тот или иной человек или нет.

– Почему ты выбрал черный цвет? – спросила Анна.

– Потому, что он лучше всего подходит к моему прозвищу – Ворон.

– К прозвищу – может быть. Но этот цвет тебе не подходит.

– Почему ты так думаешь?

– Если уж сравнивать тебя с птицей, ты скорее похож на орла. Я видела сегодня двух орлов, когда мы вышли на палубу после завтрака, они были белыми.

– Я тоже их видел, но почему ты решила, что я похожу на них?

– Они не только величественны – их зовут королями птиц, – но и выглядят более властными и гордыми, чем другие птицы, словно принадлежат другому, не нашему миру.

– Думаешь, я такой же? – спросил он.

– Я думаю, что ты властный, а еще мне кажется, что, хотя ты вращаешься в самых разных слоях общества, ты не принадлежишь ни к одному из них и вообще никому не принадлежишь, кроме самого себя.