– Но я хочу поцеловать тебя, – настаивал он.

– Я тоже этого хочу, – мягко отвечала Клеодель, глядя на герцога снизу вверх и моргая своими чудесными ресницами. – Но мама будет против и не позволит нам впредь видеться наедине.

Все это было для герцога в диковинку, но он терпел свое новое положение, хотя мысленно не раз смеялся над самим собой, когда вместо соблазнительных губ Клеодель целовал скрепя сердце ее тонкие розовые пальчики.

Он утешал себя мыслью о том, что Клеодель еще слишком юна и неопытна. Ему следует набраться терпения.

В то же время грация, с которой она двигалась, слова, которые произносила чарующим тихим голосом, завораживали. Герцог не мог не думать о том, что вскоре он возьмет на себя ответственность за эту девушку, поведает ей о жизни, об искусстве любви, и в предвкушении этого у него кружилась голова.

Родители Клеодель даже не пытались скрыть своей радости от того, что у них будет такой знатный и богатый зять. Хотя граф Седжвик обладал большим поместьем, богатым человеком он не был и, конечно же, давно мечтал о том, чтобы удачно выдать дочь замуж.

Правда, даже в самых смелых мечтах граф и его супруга не думали о том, чтобы заполучить для дочери одного из знатнейших женихов во всем королевстве, уступавшего разве что наследному принцу.

Если Седжвики были потрясены, что же говорить об остальных! Среди них нашелся лишь один – старый друг герцога по имени Гарри Каррингтон, – осмелившийся подвергнуть сомнению решение будущего жениха.

Гарри только что возвратился из Шотландии, где ловил лососей на реке Спрей, и, услышав о предстоящей женитьбе герцога, поначалу принял это за шутку. Он тут же нанес другу визит, отправившись в его фамильный замок.

– Ты всегда говорил мне, что останешься холостяком до конца своих дней! – сказал он герцогу.

– Именно так я и полагал, пока не встретил Клеодель, – ответил ему герцог.

– Я уже слышал о том, что она очень красива, – осторожно начал Гарри, – но ей всего девятнадцать, как она будет с тобой справляться?

– Никому ни с чем не придется справляться, – ответил герцог.

Заметив на лице своего друга скептическую улыбку, он продолжил:

– Да, я не хотел жениться, но не только потому, что отчаялся встретить женщину, которая не надоела бы мне после нескольких свиданий. Еще больше мне не хотелось когда-нибудь застать супругу в объятиях своего лучшего друга.

– Хочешь меня обидеть? – спросил Гарри.

– Нет, просто трезво гляжу на вещи, – ответил герцог. – Жены друзей не раз оказывались в моих объятиях, и я не хочу притворяться, что меня не волнует перспектива оказаться на месте вот таких незадачливых мужей.

Гарри посмотрел на своего друга как на сумасшедшего.

– Мой дорогой Ворон, – медленно произнес он, – я не знал, что ты так смотришь на вещи.

В глазах герцога мелькнул огонек.

– Если честно, это не слишком волновало меня до тех пор, пока я не встретил Клеодель.

– Волновало? – хмыкнул Гарри. – Да если вспомнить всех этих пышечек, с которыми ты…

– Довольно, – вскинул руку герцог. – Ты же знаешь, я никогда не обсуждаю своих любовниц.

– И правильно делаешь, – согласился Гарри. – Но скажи мне, чем отличается от них леди Клеодель?

– Это ты сам поймешь, когда ее увидишь, – уклончиво ответил герцог.

Гарри познакомился с Клеодель в тот же вечер, и он в самом деле понял, о чем говорил герцог.

Девушка оказалась не только ослепительно красивой, в ней чувствовалась удивительная чистота, которая резко отличала ее от искушенных женщин-соблазнительниц, с которыми в прошлом имел дело герцог.

Наблюдая за этой парой, Гарри подумал, что герцог сделает все возможное, чтобы оградить Клеодель от притязаний других мужчин – таких, как он сам, – и будет охранять ее, словно хрупкую драгоценную статуэтку.

Кстати, герцогу тоже придется оставить свои прежние привычки, и это наверняка пойдет ему на пользу. Одним словом, Гарри был очень рад тому, что его друг по-настоящему влюбился и, похоже, обрел свое счастье.

Поскольку не было никаких причин тянуть со свадьбой – к тому же Седжвики боялись промедлить и упустить такого знатного зятя, – венчание назначили на конец июня, перед завершением летнего сезона в Лондоне.

Церемония должна была состояться сразу после Королевских скачек в Аскоте, в которых принимали участие несколько рысаков из конюшен герцога. Поскольку устраивать свадьбу за городом в разгар сезона было очень неудобно, венчание назначили в церкви Святого Георгия, что на лондонской площади Хановер.

Клеодель была так занята покупкой новых платьев, что герцог виделся с ней лишь урывками. Во время одного из редких свиданий он выразил недовольство, что Клеодель совсем забросила его.

– У меня и в мыслях не было ничего подобного, – мягко сказала ему невеста. – Я шью новые платья, чтобы выглядеть в них красивой – для тебя, дорогой.

– Ты в самом деле заказываешь их ради меня? – спросил герцог.

– Разумеется! – ответила Клеодель. – Все твердят о том, насколько у тебя утонченный вкус, и я не хочу подвести тебя. Я так этого боюсь…

– Но ты и так прекрасна, – твердил герцог. – И я желаю одного: поскорее жениться, остаться с тобой наедине и показать, насколько ты хороша. Без всяких платьев.

– Это будет очень… волнующе.

– Еще как волнующе, – согласился герцог. – Это будет самое волнующее событие за всю мою жизнь!

Он сказал это с такой искренностью в голосе, что сам удивился.

Затем он обнял Клеодель и очень нежно поцеловал ее, зная, что может напугать ее, если поцелуй будет слишком требовательным.

Но она все равно от него отпрянула, при этом тихонько повторяя:

– Прошу тебя… пожалуйста, не надо…

– Я не хотел напугать тебя, дорогая, – быстро сказал герцог.

– Я не то чтобы действительно… боюсь, – ответила Клеодель, – но меня еще никто никогда не целовал… и я чувствую себя пленницей, словно больше не принадлежу самой себе…

– Нет, скорее это я твой пленник, – заметил герцог. – Прости меня, дорогая, я больше не буду тебя пугать.

Он поцеловал мягкие розовые ладони Клеодель, думая о том, что не встречал еще женщины более соблазнительной и в то же время такой неприступной.

Все дамы, которых он любил прежде, находили его нынешнее поведение непостижимым. Они были крайне раздражены тем, что какая-то девчонка пленила его ум, заставив позабыть обо всех прежних увлечениях.

– Ворон – сущий дьявол, но при этом самый чарующий из всех, кто когда-либо появлялся в Лондоне, – говорила одна из них своей подруге. – Но как же он скучен в маске святоши!

– Согласна с тобой, – откликнулась ее собеседница, тоже одна из поклонниц герцога. – Но не сомневайся, эта девчонка потеряет его еще до Рождества.

– Готова поспорить, что он бросит ее еще раньше, – со злостью выпалила первая леди.

Как ни странно, единственным человеком в окружении герцога, которому не нравилась Клеодель, был Гарри, но он оказался слишком тактичен, чтобы сказать об этом герцогу или кому-то из их общих друзей. Кто он такой, чтобы критиковать будущую герцогиню?

Но про себя он постоянно отмечал, что в поведении Клеодель есть нечто неестественное.

Гарри не мог точно сказать, что именно настораживало его, но он чувствовал какое-то притворство, сквозившее в поведении невесты Равенстока. Слишком уж чистой и непорочной она казалась. Слишком.

Но герцог ничего этого не замечал, счастье окрыляло его, он считал часы до свадьбы – одним словом, вел себя прямо как влюбленный мальчишка.

Поскольку дом Равенстока на Парк-Лейн был намного просторнее дома, который снимал на Грин-стрит граф Седжвик, было решено устроить свадебный прием в доме герцога. Жених с головой ушел в подготовку предстоящего торжества.

Прием для гостей должен был состояться в бальном зале, двери которого выходят в сад. Герцог продумал все до мельчайших деталей, даже то, как разложат подарки в картинной галерее и как украсят дом. Охапки прекрасных благоухающих цветов были привезены прямо из загородного поместья Равенсток-холл и расставлены собственными садовниками герцога.

Свадьба было продумана до мелочей. Собрать в Лондоне всех рабочих, арендаторов и фермеров из поместья невозможно – не хватит места, поэтому на венчание в церкви Святого Георгия должны прибыть несколько представителей из их числа.

Для остальных на лугу у поместья установят большой шатер, где накроют столы и устроят танцы.

Это означает, что если герцог с молодой женой сразу после приема на Парк-Лейн отправятся в Равенсток-холл, они успеют принять не только гостей в городе, но и поздравления от всех обитателей поместья.

Там герцог произнесет короткую речь, в которой поблагодарит всех собравшихся, а затем объявит о фейерверке, который начнется ровно в полночь.

Первую брачную ночь молодожены проведут в Равенсток-холле, и герцог считал это очень удачным решением – начать семейную жизнь в своем родительском доме.

Раньше он никогда не задумывался над тем, что у него нет наследника, но теперь все чаще думал о том, как прекрасно будет иметь сына, рожденного в браке, в котором супруги любят друг друга так нежно и искренне, как они с Клеодель.

Вечером накануне свадьбы герцог и Клеодель были на балу в Девоншир-хаусе. Они вышли в сад, присели на скамью, и герцог попросил свою невесту:

– Скажи, что любишь меня.

– Всей душой, – ответила ему Клеодель.

– Эти слова будут вечно жить в моем сердце.

Он даже написал стихотворение, в котором воспевал достоинства невесты. Стихи он намеревался отослать в дом Седжвиков вместе с большим букетом ландышей.

Герцог решил, что именно эти цветы больше всего напоминают ему Клеодель с ее хрупкостью, нежностью и чистотой. Кроме того, ландыш называют «юным» цветком, потому что он никогда не распускается полностью, как, например, та же роза.

Герцог уже заканчивал письмо любимой, когда в комнате вновь появился мистер Мэтьюс.

– Что на этот раз, Мэтьюс? – спросил герцог.