Затем графиня повернулась и быстро пошла прочь, турнюр ее платья волочился за ней, словно хвост рассерженной индюшки. Двое французов пробормотали свои извинения герцогу и бросились следом за графиней.

Герцог посмотрел на Анну и спросил:

– Что случилось? Чем ты ее так разозлила?

– Прости, если я сделала что-то не так, – сокрушенно пожала плечами Анна.

Она вновь присела за стол, герцог последовал ее примеру.

– Так что же произошло? – повторил он.

Анна посмотрела вслед графине – та сердито говорила о чем-то, размахивая руками, в то время как французы наперебой пытались успокоить ее и уговаривали остаться в ресторане.

– Не знаю, что такого я сказала, но она… явно огорчилась, – пробормотала Анна.

– Что именно ты сказала? – полюбопытствовал герцог.

– Она все повторяла, какие вы близкие друзья, и я спросила, была ли она твоей любовницей, – ответила Анна.

Она умоляюще посмотрела на герцога, словно пытаясь убедить его в том, что у нее не было ни малейшего намерения оскорбить де Порталь – просто вслух высказала то, что логично вытекало из слов самой графини.

На секунду герцог остолбенел, затем неожиданно рассмеялся.

– Ты… не сердишься на меня? – спросила его Анна.

– Это была моя ошибка, – ответил герцог. – Это все последствия нашего разговора о мадам Помпадур. Я должен был предупредить тебя о том, что никогда не следует прямо в лицо называть женщину чьей-то любовницей. Это вовсе не комплимент, как ты решила. Любовные связи люди хранят в тайне от других, а те, кто догадывается об этих связях, всегда делают вид, что ничего не знают.

– Но она была твоей любовницей?

– Ты должна понять, что я не могу ответить на этот вопрос, потому что мужчина не имеет права выдавать женские тайны или при всех упоминать ее имя.

– Даже своей жене не может сказать об этом?

Герцог вновь почувствовал, что почва уплывает у него из-под ног.

Только вчера он говорил Анне о том, что между мужем и женой не может быть тайн друг от друга, а теперь утверждает обратное.

Он размышлял о том, что до сих пор ему не приходилось объяснять принятые в обществе правила поведения, и о том, как, оказывается, трудно это делать.

Поскольку герцог молчал, Анна сказала:

– Мне очень жаль, действительно очень жаль, что я сделала что-то неправильно, но я предупреждала тебя о том, что очень несведуща во многих вещах… и вряд ли гожусь тебе в жены.

– То, что ты сейчас сделала, не имеет отношения к нашему браку, – успокоил ее герцог. – Можно сказать, что ты неправильно усвоила урок, но твоей вины в этом нет. Винить следует твоего неадекватного учителя. То есть меня.

Анна улыбнулась, взгляд ее вновь стал лукавым.

– Я не думаю, что даже злейший враг мог бы назвать тебя неадекватным, – вздохнула она. – Ты для этого слишком умен.

– Ты уверена, что готова дать мне оценку? – ехидно поинтересовался герцог.

– Во всяком случае, могу сравнить тебя с другими людьми, которых встречала, включая преподавателей, которые приезжали в монастырь, чтобы учить меня. Они считались лучшими преподавателями во всем Париже. Кроме того, моим воспитанием занимались самые известные французские священники. Даже сам кардинал приезжал к нам раз или два в году.

– И ты считаешь их умными и талантливыми, поскольку добивалась их одобрения, – заметил герцог.

Он понимал, что его слова могут задеть Анну. Она отвернулась и стала смотреть в сторону, и герцог поспешил добавить:

– Поверь мне, Анна, я очень рад и горд тем, что ты так высоко ценишь меня.

– Я поступаю слишком дерзко, сравнивая тебя с другими людьми?

Герцог в очередной раз понял, что Анна слишком проницательна, чтобы не догадаться о мыслях, мелькающих у него в голове, а думал он действительно о том, как вызывающе со стороны юной девушки, лишь вчера покинувшей стены монастыря, критиковать его – пусть даже в такой мягкой манере.

Но, подумав, он решил, что, приняв точку зрения Анны, следует засчитать ее сравнение с монастырскими наставниками действительно как комплимент.

Хотя она большую часть своей жизни провела в стенах монастыря, ее воспитывали люди высокообразованные, умевшие с толком, в отличие от многих его друзей, использовать свои мозги.

Герцог не понимал, каким образом Анне удается читать его мысли, но она точно умела это делать, что и подтвердила своим следующим заявлением:

– Вижу, ты простил меня, и я этому рада. Очень рада. Пожалуйста, прими мои извинения за то, что я испортила завтрак. Обещаю не повторять подобного впредь.

Прося прощения, она выглядела такой прелестной, что нужно было иметь каменное сердце, чтобы не простить ее.

– Забудем о случившемся, Анна, – сказал герцог. – Все это ерунда. Не имеет никакого значения.

– Но твоя подруга графиня…

– Я пошлю ей цветы и записку с извинениями, – ответил герцог. – И больше мы с ней никогда не увидимся.

Анна быстро взглянула на герцога.

– Но может быть, тебе хочется повидать ее. Если так, я могу остаться дома, а ты съездишь к ней один.

– Не имею ни малейшего желания, – ответил герцог и с удивлением подумал, что это так и есть.

После завтрака они прокатились по Булонскому лесу. Потом, поскольку стало очень жарко, герцог отвез Анну домой, и они разместились на террасе, любуясь садом и наслаждаясь залетавшим с Сены легким ветерком.

– Здесь прохладнее, – заметила Анна, когда слуги принесли им по стакану апельсинового сока.

– По мне, здесь, в Париже, слишком жарко, – сказал герцог. – Завтра поедем с тобой на юг, там, правда, солнце еще жарче, но с моря дует свежий бриз. Побудем там до тех пор, пока не придет моя яхта.

– Твоя яхта? – переспросила Анна.

– Я приказал перегнать ее в Ниццу. Собираюсь вместе с тобой прокатиться по Средиземному морю. Будем останавливаться во всех местах, которые покажутся тебе интересными.

Он внимательно посмотрел на жену и продолжил:

– Побываем в Италии, на Сицилии, в Греции и, если захотим, доберемся до Константинополя, а оттуда пройдем в Черное море.

Ему показалось, что Анна затаила дыхание. Или он просто стал мнительным?

– Я буду очень рада, – сказала она. – Плавать по морю я люблю больше всего на свете, и не волнуйся, меня не укачивает.

Герцог отметил, что это путешествие поможет ему еще на шаг приблизиться к разгадке тайны происхождения Анны, но вслух он ничего об этом не сказал.

– Платья от Уорта мы будем получать уже в пути, но два-три из них, я думаю, будут готовы уже к завтрашнему дню. Кроме того, сегодня привезут еще несколько платьев, которые я заказал у других модельеров, не у месье Уорта.

– Боюсь, все это стоит очень больших денег.

– Ты забываешь, что тебе по силам самой заплатить за наряды. Впрочем, эти расходы я хочу взять на себя.

– Да, я постоянно про это забываю! Просто в монастыре у меня никогда не было своих денег. Знаешь, мне очень хочется сделать одну вещь.

– Что именно?

– Ты говорил, я могу купить тебе подарок. Я хочу, чтобы он был очень дорогой и по-настоящему тебе понравился – ведь своими подарками ты буквально засыпал меня с головы до ног.

– Мне хотелось бы сделать для тебя гораздо больше, – ответил герцог. – Между прочим, мне всегда доставляло огромное удовольствие одевать женщин, как говорится, с иголочки.

Он должен был понять, что последнее замечание не ускользнет от внимания Анны.

– Надо понимать, что вам уже доводилось одевать женщин по моде, монсеньор, – сказала она. – Они были твоими…

Слово «любовницами» уже готово было сорваться с ее губ, но она не произнесла его.

Герцог усмехнулся про себя.

Он вспомнил, сколько дюжин платьев он купил за свою жизнь для женщин, одарявших его своим вниманием.

А сколько мехов, горностаев, соболей, сколько ожерелий, браслетов, серег и брошей было подарено им – не сосчитать.

Его любовницы – будь они аристократками или женщинами «полусвета» – принимали как должное то, что он должен платить за их взаимность, и старались выкачать из него как можно больше денег.

Разумеется, они тоже делали ответные подарки, но это всегда были не более чем безделушки, не имевшие подлинной ценности.

А теперь впервые за все время в его жизни появилась женщина, которая хочет отплатить ему за его щедрость той же полновесной монетой.

– Мне хочется, – продолжила Анна, – подарить тебе что-то такое, чего у тебя еще нет. Сделать это сложно, потому что у тебя одних домов вон сколько, а про остальное я и не говорю. Но я все же придумала подарок. Однако мне потребуется твоя помощь, чтобы выбрать его.

– Что же это за подарок? – спросил герцог.

– Лошадь, – ответила Анна. – Твои лошади здесь, в Париже, очень хороши, и с твоих же слов я знаю, что в английских конюшнях у тебя есть жеребцы еще лучше.

Герцог удивленно посмотрел на Анну, а она тем временем продолжила:

– Я же хочу с твоей помощью выбрать по-настоящему фантастическую лошадь, такую, которая выиграет массу скачек. Если мне хватит денег на такой подарок, я буду рада подарить ее тебе в благодарность за все платья и бриллианты, которые ты подарил мне.

Герцог был тронут до глубины души.

– Спасибо, Анна, – сказал он. – По-моему, ни у кого еще не было такого свадебного подарка, и я буду рад ему больше всего на свете.

– Значит, мы можем выбрать лошадь? А где и когда?

– Как только возвратимся в Англию. В Лондоне проводится аукцион, Таттерселл, на котором я уже покупал для себя лошадей. Хороший аукцион. Или съездим к коннозаводчикам, посмотрим, что они могут нам предложить.

Сияя глазами, Анна сказала:

– Значит, я не зря это придумала. Как я рада!

– Мы выберем лошадь вместе. Но я хочу задать тебе один вопрос.

– Да?

– Ты умеешь ездить верхом?

– Конечно, не так хорошо, как ты, – негромко ответила она. – Я неплохо держалась в седле… когда-то, но это было так давно.

– Ты хочешь сказать, что умела ездить верхом до того, как попала в монастырь?