Барбара Картленд - Таинство любви

– Ни о своей религии, ни о том, где она жила, ни о своих родителях. Ни о чем.

– Не могу поверить! – воскликнул герцог.

– Да, это удивительно. Поначалу я думала, что она сильно переживает из-за разлуки с теми, кого любила, и не хотела давить на нее, но надеялась, что со временем все само собой прояснится.

– Не прояснилось?

– Анна никогда не делала даже намека, что ей ведомо нечто отличное от нашего монастырского быта, нечто связанное с ее прежней жизнью.

– Да, мне в это сложно поверить, – сказал герцог.

– Мне тоже, – согласилась сестра, – но, как я уже говорила, Анна… особенная. Никогда раньше я не встречала такого человека. Возможно, буддисты сказали бы, что у нее очень древняя душа.

– Итак, ты полагаешь, что ее воспитывали в Русской православной церкви.

– Возможно…

– Это действительно кажется очень странным, – сказал герцог, – вдруг она будет против выйти замуж как католичка, да еще и за протестанта?

– Я, конечно, спрошу ее, но, думаю, никаких затруднений с этой стороны не возникнет. Мне кажется, она и так уже догадалась, что ты принадлежишь к иной вере, поскольку знает, что я сменила вероисповедание, когда переехала во Францию.

Она улыбнулась, а затем добавила:

– Как ты понимаешь, юные послушницы часто расспрашивают меня о том, какой я была в их возрасте.

– И ты им все рассказываешь? – поинтересовался герцог.

– Нет, только то, что им, как мне кажется, полезно знать, – ответила леди Маргарита, и герцог рассмеялся.

Уехав из монастыря, он направил посыльного к одному из лучших парижских портных.

Обращаться к самому мсье Уорту было бесполезно, поскольку мастер создавал для каждой из своих клиенток уникальные платья, а это занимало много времени.

Время загрузить мсье Уорта еще наступит, решил герцог, но Анна, покинув монастырь, должна будет скинуть свое одеяние послушницы и стать, по крайней мере, одетой по последней моде юной светской женщиной. И свадебное платье. Конечно же, у нее должно быть свадебное платье!

«Пусть новый наряд станет для нее началом новой жизни, – думал герцог. – А там продолжим».

По закону Анне не обязательно было присутствовать в мэрии на гражданской церемонии заключения брака. Вместе с герцогом туда прибыл его секретарь, представлявший Анну по доверенности.

Когда все документы были готовы и подписаны, мэр тепло поздравил герцога, пожал ему руку, пожелал счастья в семейной жизни и большого потомства.

Герцог поблагодарил мэра, размышляя про себя, что бы подумал этот француз, узнай он о том, что в ближайшие три месяца новобрачная останется такой же девственницей, какой она покидает стены монастыря.

Ложась вечером в постель, герцог признался самому себе, что хранить воздержание в течение трех месяцев – не такая уж плохая идея.

Сейчас ему не хотелось заниматься любовью ни с кем. Даже если бы он принялся сейчас целовать Анну, он все равно вспоминал бы другие губы – губы Клеодель, и ту страсть, которую пробуждала в нем эта обманщица.

– Как мне забыть ее? – раз за разом спрашивал себя герцог, чувствуя, что эта рана не заживет в его сердце до конца жизни.

Спустившись утром к завтраку, герцог послал за мсье Телье, распорядился дать во французские газеты извещение о свадьбе и непременно проследить за тем, чтобы оно было передано по телеграфу в Лондон.

Наступил момент, которого с таким нетерпением ждал герцог. Если сравнить месть с рапирой, то эта новость станет ее отточенным кончиком.

Извещение было составлено очень тщательно.

«Его светлость герцог Равенсток скромно обвенчался вчера в Париже. Герцог и герцогиня несколько дней проведут в Париже, после чего продолжат свой медовый месяц в Ницце, на юге Франции».

Текст герцог написал собственноручно, перечитал его и решил, что оно отвечает всем его замыслам.

Ах, как бы хотелось ему увидеть своими глазами, что начнется в Лондоне, как только эти несколько строчек перепечатают английские газеты!

Поначалу друзья герцога не поверят в то, что это не розыгрыш.

Затем все поймут, что, поскольку недавно появилось объявление о том, что откладывается его свадьба с Клеодель, все это крайне странно.

Очень скоро станет очевидно, что женой герцога стала не дочь графа Седжвика.

И поползут слухи, предположения, догадки, которые захлестнут весь Лондон.

– Как такое могло случиться?

– Кто она, жена герцога, как вы думаете?

– Почему Седжвики молчат и ничего не объясняют?

– Как мог герцог, хотя он, конечно, человек непредсказуемый, так поступить с леди Клеодель?

Правильного ответа на все эти вопросы не смогут найти даже самые близкие друзья герцога, такие, как Гарри.

Пожалуй, лишь у Джимми могут появиться верные предположения о причине, по которой герцог поспешно покинул Лондон, чтобы немедленно жениться на ком-то другом вместо Клеодель.

Наверняка о том, что произошло, постепенно начнут догадываться и женщины, которые досадовали, что Клеодель сумела добиться своего там, где они потерпели поражение.

Почему герцог внезапно уехал из Англии? Очевидно, у него была на то веская причина? А какая это может быть причина, если не женщина, на которой он должен был жениться?

Да, это славная месть, потому что Клеодель нечего будет ответить на все эти вопросы и поделать она уже ничего не сможет.

Все произошло слишком стремительно, чтобы пытаться объяснить их разрыв тем, что они передумали или рассорились.

Поначалу Клеодель будет в замешательстве, будет вместе с родителями искать возможные объяснения случившемуся, но в конечном итоге – герцог не сомневался в этом – семейство Седжвиков будет вынуждено покинуть Лондон и уехать к себе, в глушь.

А это значит, что Клеодель придется забыть о балах, на которых она привыкла блистать.

Ей придется забыть о приемах и вечерах, которые являются важнейшей частью лондонских сезонов, не сидеть ей и в королевской ложе на скачках в Аскоте.

Разумеется, она может утешиться с Джимми.

«Но, – цинично размышлял герцог, – станет ли после всего этого по-прежнему утешать ее сам Джимми? Ведь тщательно разработанный им план провалился, да еще с таким треском!»

Да, это была месть, с которой герцог мог себя поздравить. Немногим бы хватило решительности провернуть такое.

Чтобы убедиться в том, что все сделано верно, герцог отослал приехавшего с ним в Париж курьера назад в Лондон – проверить, опубликовано ли извещение в английских газетах в точности так, как было задумано.

Курьер должен был провести в Равенсток-холле два дня и возвратиться назад с докладом обо всем, что происходит в Лондоне.

– А если кто-то из друзей вашей светлости пожелает навестить вас в Париже, что мне им сказать? – спросил курьер.

– Скажи им, что у меня медовый месяц и мне вполне достаточно общества супруги, – ответил герцог. – На вопросы о моей жене ничего не отвечай, как бы тебя ни расспрашивали.

Чтобы курьер действительно ничего не мог рассказать об Анне, герцог отправил его из Парижа еще до венчания, он знал, как будет давить на курьера граф Седжвик – и угрожать будет, и подкупать, желая выудить из него хоть что-нибудь.

Лицо герцога сохраняло выражение, которое Маргарита назвала бы жестоким – именно с таким лицом он, одетый в свадебный фрак, ехал в карете по Елисейским полям.

Желая быть на венчании при всех регалиях, герцог надел свой орден Подвязки – орденская лента через правое плечо, сам сверкающий орден чуть ниже колена.

Глядя перед отъездом на отражение в зеркале, герцог подумал: «Как жаль, что меня сейчас не видит Клеодель! Знала бы, что потеряла по своей вине!»

Теперь он хорошо понимал, что под вкрадчивыми, осторожными манерами Клеодель скрывалось яростное желание как можно выше подняться по социальной лестнице, забраться на ту ступеньку, куда многие мечтают попасть, но не имеют и крошечного шанса.

Известно, что чем выше заберешься, тем больнее падать. А ведь ей почти удалось добиться своего!

Именно это бесило герцога больше всего. Как мог он, с его мозгами, с его интуицией, с его воистину звериным чутьем на ложь и лицемерие, едва не попасться на старую как мир уловку?

Но, с другой стороны, трудно найти мужчину, которому бы не было лестно стать защитником и покровителем юной невинной девушки, почувствовать себя отважным рыцарем в сияющих доспехах, готовым сразить любого дракона, чтобы спасти бедную овечку.

Герцог, конечно, страшно корил себя за доверчивость, однако следует признать, что свою роль Клеодель сыграла на редкость тонко и умно – Джимми оказался неплохим наставником.

«Будьте вы прокляты! Будьте прокляты!» – хотелось закричать герцогу при мысли о том, что каждый шаг Клеодель и Джимми был просчитан настолько точно, что они едва не облапошили его, как последнюю деревенщину.

Но, слава богу, он будет тем, кто смеется последним. Его месть наложит на Клеодель клеймо, словно буква «Б» – «блудница», – которое выжигают таким женщинам пуритане в Америке. Это клеймо навсегда останется на коже Клеодель – такой белой, такой нежной на ощупь.

Перед глазами герцога вновь возникло лицо бывшей невесты – ее горящие глаза, радостная улыбка на губах. Такой она была, когда смотрела на Джимми. Поможет ли месть герцогу забыть Клеодель?

В роскошном салоне своего парижского дома герцог ждал Анну, которая должна была спуститься к обеду.

На герцоге был тот же элегантный вечерний костюм, в котором он венчался, правда, уже без ленты и ордена Подвязки.

Герцог прихлебывал из бокала шампанское и думал о том, что свадьба у него получилась действительно необычной, совсем не такой, как предполагалось.

А предполагалось, что их с Клеодель венчание в церкви Святого Георгия станет одним из главных аттракционов сезона. Ожидалось прибытие огромного количества высокопоставленных гостей со всей страны во главе с самими принцем и принцессой Уэльскими.