Лицо герцога сохраняло выражение, которое Маргарита назвала бы жестоким — именно с таким лицом он, одетый в свадебный фрак, ехал в карете по Елисейским полям.

Желая быть на венчании при всех регалиях, герцог надел свой орден Подвязки — орденская лента через правое плечо, сам сверкающий орден чуть ниже колена.

Глядя перед отъездом на отражение в зеркале, герцог подумал: «Как жаль, что меня сейчас не видит Клеодель! Знала бы, что потеряла по своей вине!»

Теперь он хорошо понимал, что под вкрадчивыми, осторожными манерами Клеодель скрывалось яростное желание как можно выше подняться по социальной лестнице, забраться на ту ступеньку, куда многие мечтают попасть, но не имеют и крошечного шанса.

Известно, что чем выше заберешься, тем больнее падать. А ведь ей почти удалось добиться своего!

Именно это бесило герцога больше всего. Как мог он, с его мозгами, с его интуицией, с его воистину звериным чутьем на ложь и лицемерие, едва не попасться на старую как мир уловку?

Но, с другой стороны, трудно найти мужчину, которому бы не было лестно стать защитником и покровителем юной невинной девушки, почувствовать себя отважным рыцарем в сияющих доспехах, готовым сразить любого дракона, чтобы спасти бедную овечку.

Герцог, конечно, страшно корил себя за доверчивость, однако следует признать, что свою роль Клеодель сыграла на редкость тонко и умно — Джимми оказался неплохим наставником.

«Будьте вы прокляты! Будьте прокляты!» — хотелось закричать герцогу при мысли о том, что каждый шаг Клеодель и Джимми был просчитан настолько точно, что они едва не облапошили его, как последнюю деревенщину.

Но, слава богу, он будет тем, кто смеется последним. Его месть наложит на Клеодель клеймо, словно буква «Б» — «блудница», — которое выжигают таким женщинам пуритане в Америке. Это клеймо навсегда останется на коже Клеодель — такой белой, такой нежной на ощупь.

Перед глазами герцога вновь возникло лицо бывшей невесты — ее горящие глаза, радостная улыбка на губах. Такой она была, когда смотрела на Джимми. Поможет ли месть герцогу забыть Клеодель?

Глава четвертая

В роскошном салоне своего парижского дома герцог ждал Анну, которая должна была спуститься к обеду.

На герцоге был тот же элегантный вечерний костюм, в котором он венчался, правда, уже без ленты и ордена Подвязки.

Герцог прихлебывал из бокала шампанское и думал о том, что свадьба у него получилась действительно необычной, совсем не такой, как предполагалось.

А предполагалось, что их с Клеодель венчание в церкви Святого Георгия станет одним из главных аттракционов сезона. Ожидалось прибытие огромного количества высокопоставленных гостей со всей страны во главе с самими принцем и принцессой Уэльскими.

Должна была прислать свои поздравления королева. В Лондон по такому случаю собирались приехать представители многих королевских семейств Европы — одним словом, свадьба задумывалась такой, чтобы о ней вспоминали потом долгие годы.

После венчания должен был состояться прием в Равенсток-холле. На случай если кому-то из гостей захочется прогуляться по парку, садовники герцога начали приводить его в идеальное состояние еще месяц назад.

И вот вместо всего этого состоялось скромное венчание в маленькой церкви, где, кроме них с Анной, присутствовали лишь Маргарита и одна пожилая монахиня, игравшая на органе — причем, как отметил герцог, с выдающимся мастерством.

Герцог ожидал, что на венчание придут монахини монастыря, но потом понял, что такое событие может выбить их из привычной колеи и, что еще хуже, заронить ненужные мысли в головки юных послушниц.

Когда герцог приехал в монастырь, его встретила монахиня. Она провела Ворона прямиком в церковь, где его уже ждала леди Маргарита.

— Полагаю, что ты должен знать, брат, — сказала она. — Епископ Парижский, в ведении которого находится наш монастырь, лично прибыл, чтобы провести венчание. Ему будут помогать наш всегдашний священник и двое алтарников. Кроме них, в церкви больше не будет посторонних.

— Скромная свадьба — именно этого я и хотел, Маргарита, — улыбнулся герцог.

— Тогда проходи, — ответила ему сестра. — А я сейчас приведу Анну.

Герцог прошел в маленькую церковь, воздух и стены которой, казалось, были пропитаны молитвами, непрестанно совершавшимися здесь на протяжении многих лет.

Епископ и второй священник были одеты в белые, искусно расшитые ризы — герцог узнал в вышивке работу здешних монахинь; алтарь украшен свежими цветами. Негромко, мягко играл орган.

Спустя несколько минут в церковь вернулась леди Маргарита с Анной.

Герцог наблюдал за тем, как приближается его невеста — он впервые видел ее не в монашеской рясе, а в платье. Анна же в последний раз надевала платье, когда ей было всего восемь лет.

Что касается самого свадебного наряда, то он был сшит по фасону, придуманному мсье Уортом — юбка мягко драпированная спереди и пышная сзади, где газовые оборки собирались в турнюр и шлейф.

К платью герцог заказал также изящную кружевную вуаль, прикрывавшую лицо и голову Анны и прижатую маленьким венком из оранжевых цветков.

Анна была без букета, который прислал ей герцог, вместо этого она держала в руке молитвенник с украшенной перламутром обложкой, который, как предположил герцог, должен был принадлежать его сестре.

Он обратил внимание на то, как высоко и гордо держит голову Анна — она не опустила глаза, как это обычно делают невесты, приближаясь к алтарю и жениху.

Нет, она смотрела сквозь вуаль прямо перед собой. Как хотелось герцогу узнать, о чем она думает в эту минуту!

Началась служба, которая, поскольку жених и невеста принадлежали к разным конфессиям, оказалась очень короткой.

Затем епископ тепло поздравил новобрачных, и от его искренних слов герцогу стало немного стыдно.

Ведь эта свадьба была в первую очередь очередным актом мести Клеодель, и герцог не мог не вспомнить слова Маргариты, желавшей Анне встретить такую же любовь, какая была у нее самой с Артуром Лэнсдауном, пока тот трагически не погиб.

— Я буду добр к ней и дам ей все, что она пожелает, — поклялся перед епископом герцог, точно зная, что на самом деле поступает совершенно неправильно.

Выйдя после венчания из церкви с державшей его под руку Анной, герцог обнаружил, что сестра собирается немедленно отправить их в Париж.

— Карета подана, Ворон, — сказала леди Маргарита. — Мне остается лишь пожелать вам всего самого доброго. Я буду непрестанно молиться о том, чтобы вы оба были счастливы.

При этом она посмотрела на герцога, и тот прекрасно понял, что на самом деле она имеет в виду.

Он поцеловал сестру сначала в щеку, потом ее руку.

— Благодарю тебя, Маргарита, — вздохнул он.

Герцог помог Анне сесть в поджидавшую их крытую карету, и они покатили в Париж. Повернув голову, герцог смотрел сбоку на свою жену, которую еще ни разу не видел так близко.

Анна откинула назад вуаль, и герцог впервые увидел ее волосы.

Вначале они показались ему темными, но потом герцог понял, что это не совсем так и цвет волос Анны просто невозможно описать одним словом.

«Возможно, — думал он, — такие волосы у Анны потому, что ее родители были разными по национальности». В прядях Анны — не темных и не светлых — проблескивали тонкие серебристые прожилки. Поразмыслив еще немного, герцог решил, что это серебро напоминает ему остывшую в камине золу.

И вновь герцог почувствовал, как не похожа красота Анны на красоту всех других девушек, которых он когда-либо знал.

Затем Анна тоже повернула голову, встретилась с Вороном взглядом и обеспокоенно спросила:

— Я… я нормально выгляжу? Все так странно… Знаешь, когда я впервые увидела это платье, я… рассмеялась.

— Рассмеялась? — удивленно переспросил герцог.

Анна улыбнулась. Герцог впервые увидел, как она улыбается — от улыбки по ее лицу словно пробежал солнечный зайчик.

— Мне показалось очень забавным, что у платья должно быть так много всего сзади и так мало спереди, — попыталась объяснить она.

— Этот фасон создал мистер Уорт, король моды, — ответил герцог и заметил, что Анна смотрит на него так, словно пытается понять, шутит он или говорит всерьез.

— Ты говоришь, что это платье сделал мужчина?

— Придумал фасон, — поправил герцог. — А само платье шили сотни других людей.

Анна рассмеялась, и герцог подумал, что ему очень нравится слышать ее смех — чистый, непринужденный, так не похожий на натужный искусственный смех большинства светских женщин.

— Не могу представить себе мужчину, который создает платья для женщин, — сказала Анна. — Мне всегда казалось, что шить — чисто женское занятие.

Теперь засмеялся герцог, и Анна добавила:

— Прошлой ночью я думала о том, что есть множество вещей, которым мне нужно научиться. Но если все они будут такими же, как мои платья, это будет весьма забавно.

«Тебе многое покажется забавным, это точно», — подумал герцог. Разумеется, Анну удивляло все, что она видела и слышала, а герцога больше всего удивляла ее реакция на этот мир, который, по словам его сестры, должен был показаться вчерашней послушнице другой планетой.

Во время их первого разговора Анна была одета в рясу и держалась очень серьезно, поскольку ей предстояло решить, пойдет она за герцога замуж или нет.

Герцог предполагал, что с такой же серьезностью Анна будет рассматривать и взвешивать все, что откроется перед ней в новом для нее мире, и при этом будет вести себя как прилежная ученица. А он, естественно, выступит для нее в роли учителя.

Но оказалось, что многие вещи кажутся ей до смешного нелепыми — посмотрев на них ее глазами, герцог тоже находил их забавными и смеялся вместе с Анной. Одним словом, их первый день вместе прошел совсем не так чопорно, как ожидал герцог.