Когда Мэгги и Антуан вышли, Рене увидела, как сузились серые глаза, приготовившись к обороне.

— Мальчик попросил у меня разрешения, и я не увидел в этом никакого вреда. Разве не лучше, если он познакомится с устройством и работой судна, чем будет торчать в обществе Финна и Дадли?

Рене, которая вовсе не собиралась с ним спорить, улыбнулась:

— А я заранее знала, что вы будете оказывать на него дурное влияние.

— Почему же другие не должны меняться, когда от меня прежнего осталась только тень, мамзель?

Улыбка замерла у нее на губах; Рене отвела взгляд и вернулась к чемодану. Они на борту судна уже две ночи, и она провела эти ночи в гнезде из одеял на полу, не выходя из каюты больше чем на несколько минут, ожидая, что Тайрон позовет ее, что она будет ему нужна. Опасение за его жизнь отступило, но на его место пришла тревога другого свойства — чувство вины. Вот чего стоило ему их с Антуаном спасение. Он объявил, что готов уехать, словно сбрасывал со шляпы каплю дождя, но она подозревала, что Тайрон не до конца искренен. У него был удобный дом, удобная жизнь, он сумел приобрести респектабельность, и все это могло продолжаться долго даже при его ночных художествах. И все брошено. И ради чего?.. Поспешный отъезд в чужую страну с женщиной, стариком и мальчиком, которые теперь на его полном иждивении, или по крайней мере до тех пор, пока они не смогут устроиться в новом для себя мире.

Прикусив губу, Рене рылась в чемодане; она отодвинула шелк и вынула бархатную коробочку с драгоценностями. Она открыла крышку и увидела сверкающую россыпь камней, и боль вины стала еще острее. Сколько жизней переломано из-за нескольких стекляшек!

— Я думаю, что их нужно сохранить как сувенир, — сказала тихо Рене. — Хотя я предпочла бы выбросить их в море.

Тайрон, который устроился на краю кровати, посмотрел туда, куда она собиралась выбросить их через открытый иллюминатор.

— Милостивый Боже! Не делайте этого! Иначе вы выбросите здоровенный кусок нашего благополучного будущего.

Рене стиснула камни.

— Но… я думала, вы сказали, что это ничего не стоящая подделка. Стекло, и только.

— Я сказал, что у них был дубликат. Вы предполагали, что носите подделку.

С большим усилием он выбрался из постели, обернул простыню вокруг бедер и подошел к ней, прихрамывая.

— Вы помните ту ночь, когда ваш дядя прибыл в «Гарвуд»? — Тайрон взял у нее ожерелье. — Помните, я сказал, что утомился слушать их политические дебаты? Помните? Я побывал тогда в комнате Эдгара Винсента. Довольно легкомысленно для умного человека — спрятать драгоценности под матрасом. Я поменял гарнитуры, черт побери, не слишком надеясь, что он не заметит подмены. — Тайрон замолчал и неуклюже расстегнул крошечную золотую застежку перевязанными пальцами, чтобы надеть искрящиеся рубины на стройную шею Рене. — Вообразите мое удивление, когда я поймал манжетой ваш браслет и Винсент не заметил подмены. — Тайрон задержался на изгибе ее шеи, нежно поглаживая кожу под мягкими завитками. — Я видел, как они с Росом наблюдали за мной, ожидая моей реакции, не засомневаюсь ли я в подлинности камней.

— Так… они оба думали, что я носила поддельный гарнитур?

Тайрон пожал плечами:

— Освещение было слабое, а головы их были заняты совсем другим.

— И ваше предложение тогда… в музыкальной комнате, что я могу взять их с собой или оставить?..

— Было вполне искренне, клянусь вам. Я был искренен и тогда, когда предложил капралу Мальборо поделить драгоценные камни из мешка между людьми Роса; это была справедливая награда, чтобы они забыли все, что видели на дороге той ночью и уехали подальше.

Он притянул Рене за талию, она обняла его плечи.

— Единственное, о чем я жалею, конечно… что у нас нет «Жемчуга Бретани», чтобы гарнитур «Кровь Дракона» был полный. — Он прикоснулся к ее губам. — Но того, что Мэгги вытащила из моих шкафов, нам хватит на тридцать или сорок лет. Ну и потом, я надеюсь, что хотя бы один из наших семерых детей сможет прокормить нас.

Его теплые губы манили ее, но Рене оставалась странно безразличной. Когда он выпрямился и посмотрел на нее вопросительно, ее глаза были широко открыты и были такими непостижимо синими, что Тайрон едва не покачнулся от неожиданности.

— Тридцать или сорок лет? — прошептала она. — Вы говорили, что, если я попрошу вас, вы убежите вместе со мной на край земли? Или я неправильно вас поняла?

— Вы читаете по моим губам?

— Но вы сказали…

— Возможно, мой французский намного лучше, чем я думаю. — Он наклонил голову, успокаивая ее поцелуем. Она охотно откликнулась, но он медлил, его светлые глаза испытующе смотрели на Рене. — Я не могу обещать вам, Рене, что стану совершенно другим человеком. Я не могу обещать вам, что не будет ночей, когда я захочу мчаться на коне так быстро, чтобы ветер свистел в ушах. Но я могу поклясться вам, что люблю вас всем сердцем и всей душой, и пока мои ночи и дни заполнены вами, я буду для вас, черт побери, мужем, любовником — словом, тем мужчиной, которого вы заслуживаете.

— Вы уже больше того, что я заслуживаю, — сказала она, и слезы счастья засияли у нее в глазах, когда он поцеловал ее, сжав в объятиях.

Сила возвращалась к нему, и она это почувствовала. Тайрон закрыл дверь каюты на задвижку. Он отшвырнул простыню и предстал перед ней во всей своей великолепной наготе.

— Нам, вероятно, придется пока кое-что изменить, — смущенно улыбнулся он, — но где есть желание…

— Есть и возможность, — засмеялась она и протянула ему сверкающую вещицу.

Это был «Жемчуг Бретани», огромный, блестящий драгоценный камень, который обвивала рубиновая змея.

Он посмотрел на брошь и, увидев улыбку Рене, тихо выругался.

— И ты утверждаешь, что я оказываю дурное влияние на твоего брата?

Ее глаза засияли, и, повернувшись к лунному свету, она распахнула лиф платья.

— Идите сюда, месье Капитан. Покажите, на что вы способны!