Вволю насмотревшись на веерообразные окна, на архитектуру времен регентства и королевы Анны, мы, наконец, подобрали себе дома неподалеку друг от друга. Дом Морвенны был выстроен в стиле регентства, с балкончиками из кованого железа на втором этаже. Наш дом относился к более раннему периоду — прекрасный образец гергианской архитектуры.

В Лондон приехали наши родители, и мы с наслаждением разгуливали по мебельным магазинам, наблюдая за соперничеством Пенкарронов и Хансонов, желающих доказать друг другу, как они любят своих милых дочерей. Счастливое и беззаботное это было время. Нас с Морвенной можно было считать примерами юных жен, полностью довольных своей судьбой.

* * *

Через несколько месяцев мы, наконец, устроились в наших домах. Грейс, естественно, не осталась в стороне и особенно помогла нам в выборе ковров и портьер, отдаваясь этому с энтузиазмом. Незаметно летели дни. Как раз в это время умер принц-консорт. Печаль охватила всю страну. Те, кто с жаром критиковал его при жизни, теперь вспоминали как образец всевозможных добродетелей. Что касается несчастной королевы, она была в отчаянии от горя и стала вести затворническую жизнь, не показываясь на людях.

Мы часто отправлялись на обед к Морвенне и Джастину, а они наносили нам ответные визиты. У Морвенны был довольно приятный голос, а я сносно играла на фортепьяно, у Джастина был хороший тенор, а Джервис отчаянно фальшивил, что вызывало у нас веселье. Нам с Морвенной доставляли огромное удовольствие эти музыкальные вечера, но вскоре выяснилось, что у мужчин есть свои интересы. Они предпочитали карточную игру, к чему ни у меня, ни у Морвенны не было никаких способностей. Нам нравились простые игры, не требовавшие особой сосредоточенности, и часто мы оставляли наших мужчин наедине. Я была удивлена и расстроена, впервые узнав о том, что они играют на деньги.

Джервис, я помню, был тогда в прекрасном настроении. Ему удалось выиграть у Джастина приличную сумму. Мне это не понравилось.

— Зачем это? — спросила я. — Он ведь гость в нашем доме, Джервис сначала глянул на меня в изумлении, а потом расхохотался.

— Ну что ты, милая!

Он чудесно провел у нас вечер, ему очень понравилось.

— Понравилось проигрывать деньги?

— Но это тоже входит в правила игры. Я выяснил, что он любит настоящую игру.

— Не думаю, что он любит проигрывать деньги.

— Ну, разумеется, мы все предпочитаем выигрывать, — он подхватил меня и сделал несколько танцевальных па. — Какая же ты все-таки забавная малышка, Анжелет.

Он охватил ладонями мой подбородок и нежно поцеловал меня.

Ты очень забавно рассуждаешь, а ведь знаешь, что большинство мужчин любит азартные игры.

— Да, пожалуй, — ответила я. — Только вот мне показалось, что Джервис и Джастин любят азартные игры больше, чем большинство мужчин.

Они все чаще начали играть в карты. Когда мы приходили к Морвенне, или они к нам, мне казалось, что мужчины не могут дождаться того момента, когда можно будет сесть за карточный стол.

В основном они играли в покер. Иногда я наблюдала за ними и видела огоньки в глазах и раскрасневшиеся щеки. Это больше походило на навязчивую страсть, чем на возбуждение. Обычно я надеялась на то, что в результате игры оба останутся при своих деньгах.

Выяснилось, что гораздо чаще выигрывает Джастин. Джервис пожал плечами.

— У всех бывают полосы везения и невезения.

— Похоже, у тебя полосы невезения гораздо шире, чем у Джастина, — заметила я.

Так уж сейчас складывается, но это переменится. Самое волнующее в везении и есть то, что оно совершенно непредсказуемо, вот почему говорят — «госпожа удача», она, как женщина.

Ты находишь и меня непредсказуемой? Джервис обнял меня.

— Конечно, нет, но разве я не говорил тебе, что ты уникальна. Вот почему я и люблю тебя.

Наедине с Джервисом я чувствовала, что мои опасения рассеиваются. Он очень убедительно умел объяснить, что все неприятности не стоят того, чтобы даже говорить о них.

Поначалу мне казалось, что Джастин и Джервис очень похожи, В определенном смысле так и было: их стиль жизни, их приветливость к окружающим, их любовь к азартным играм. И отсутствие постоянных занятий. Я поняла вдруг, что всю жизнь меня окружали работающие люди. В Кадоре постоянно возникали какие-нибудь проблемы, и мой отец непрерывно занимался делами поместья; мистер Пенкаррон глубоко вникал во все вопросы, связанные с шахтой; наши друзья, жившие в Полдери, были либо юристами, либо врачами; дядя Питер был полностью погружен в свой бизнес; Мэтью был занят в палате общин; Питеркин и Френсис работали в своей миссии, но с Джервисом и Джастином дела обстояли по-другому.

Джастин сказал, что он еще присматривается, но собирается чем-нибудь заняться. Он ведь недавно прибыл из Америки, где был занят производством хлопка, а пока «нащупывал свой путь». У Джервиса же не было таких претензий, его вполне удовлетворяла нынешняя жизнь. Он был уверен в том, что в один прекрасный день сорвет такой куш за карточным столом, что сразу же сделает себе состояние.

Иногда я пыталась спорить с ним, говоря:

— Если ты даже и сделаешь состояние за карточным столом, то немедленно начнешь на него играть снова.

— Да, и тогда выиграю крупное состояние.

— А ты забыл, что произошло с твоим предком? — Если бы я и хотел, мне не дали бы забыть. Я выучил это предание как молитву.

— Ну что ж, возможно, у тебя еще осталось что-нибудь в голове.

Джервис смеялся надо мной, когда я пыталась говорить серьезно. Иногда это раздражало меня, но, благодаря своему очарованию он всегда умел вывести меня из этого настроения.

Мы были частыми гостями в доме на Вестминстерской площади. И тетя Амарилис, и Елена интересовались нашими делами совершенно по-матерински — Амарилис, видимо, потому, что так она относилась ко всем младшим членам семьи, а Елена — от того, что она «вывела нас в, свет».

Обеды у них доставляли мне наслаждение. Там всегда велись интересные разговоры, особенно когда присутствовал дядя Питер. Он частенько спорил со своей невесткой Френсис, но, по-моему, уважал ее, как всех людей, живущих активной жизнью.

Часто предметом разговоров становилась политика, и иногда мне хотелось бы послушать полемику между Мэтью и дядей Питером, но Мэтью всегда соглашался со взглядами наставника. Например, он осуждал затянувшееся, по его мнению, премьерство Палмерстона.

— Конечно, ему пора в отставку, — заявил дядя Питер. — Если он сделает это, следует ожидать возвращения к власти нашей партии и высокого поста для тебя.

Мэтью сказал, что премьер никогда не уйдет в отставку.

— Он умрет в упряжке, таков уж этот старик. Иногда он кажется полусонным, а то и вовсе спящим. Сидит на скамье, полуприкрыв глаза… просто настоящий денди — во фраке, в светлых брюках, в перчатках: он никогда не снимает перчатки. Можно подумать, что он не слышит ни единого слова из дебатов, а потом встает… Ну, вы знаете, как он любит высмеивать… заставлять зал хохотать, и вдруг оказывается, что он набирает при голосовании нужное число голосов.

— Весьма замечательный человек, — сказал дядя Питер. — Ему бы следовало быть с нами.

— Это верно, — согласился Мэтью. — А как еще иначе могут прекратиться слухи о его любовных делах? Кто бы мог подумать, что премьер-министр получит прозвище «Купидон»?

Я любила слушать эти забавные мелочи из жизни людей, чьи имена знал весь мир. Да, эти обеды всегда доставляли мне удовольствие. Нравились они и Джервису. Временами я чувствовала, что дядя Питер слишком хорошо все понимает. Полагаю, он знал и о склонности Джервиса к азартным играм, поскольку однажды он сказал мне: «Тебе бы нужно было держать своего мужа потверже. Слишком уж его тянет к игорному столу». Дядя Питер разбирался в таких вещах. Он сколотил свое состояние как раз на клубах, где азартные игры были основным источников дохода среди прочих развлечений.

Он внимательно присматривался и к Джастину, и я была уверена в том, что Джастин озадачил его гораздо больше, чем Джервис.

А затем наступил тот вечер в доме дяди, который изменил нашу жизнь, хотя тогда я этого не понимала. Вновь обсуждался преклонный возраст Палмерстона и выражалась обеспокоенность состоянием здоровья лорда Дерби, который наверняка победил бы премьера на следующих выборах. Потом перешли к Бенджамину Дизраели, который тоже метил на высший пост, затем дядя Питер вдруг сказал:

— Кстати, у меня есть новости от Бенедикта.

Я заметила, как Джервис бросил на меня взгляд. Я была, конечно, взволнована, но это было не то чувство, которое я испытывала до признания Джервису. Он сумел убедить меня в том, что я ни в чем не виновата и что следует выбросить все из головы.

Дядя Питер продолжил:

— Он редко пишет. Я думаю, что все оказалось не так просто, как Бен полагал вначале, но теперь, похоже, дела пошли на лад. — Он пояснил Джервису и Джастину:

— Бенедикт — мой внук от первого брака, весьма независимый молодой человек, решивший отправиться в Австралию, узнав о том, что там обнаружены золотые россыпи.

— Это случилось уже давно, — добавила тетя Амарилис.

— Да, давненько. Бенедикт вообще не любит писать, а уж когда дела плохи — тем более. Но, должен сказать, он оказался настойчивым парнем. Он отправился в Австралию, убежденный в том, что вернется назад с состоянием, а он не из тех людей, которые способны признать свое поражение. Вот почему он до сих пор там. Он сообщил, что нужно еще много работать, но судьба уже повернулась к нему лицом. Он пишет, что этим золотом до сих пор едва зарабатывал на жизнь, но никогда не терял надежду. А вот теперь, судя по всему, эти надежды готовы оправдаться.

— А в какой части Австралии он живет? — спросил Джастин.

— Где-то к северу от Мельбурна.