— Вы привезли собственный чай? — удивилась она.

— Моя слабость.

— До сих пор удивляюсь, что вы любитель чая.

— Что отличает любителя чая? — улыбнулся он.

— Бесхарактерность? — осмелилась пошутить Белла.

— Вы несправедливы к самому восхитительному напитку, какой только знает мир, Белла. Вы позволите такое обращение наедине?

— Конечно, — согласилась она, хотя подозревала, что следует отказать ради спокойствия собственного сердца. — А вы Калеб?

— А-а… — Он некоторое время разглядывал свою чашку с чаем, а потом взглянул на Беллу. — Друзья называют меня Торн. Понимаете, это связано с фамилией Роуз.

— Это имя кажется таким… таким личным.

— А как вы называли брата? — спросил он, принявшись за бекон.

— Огастус. Мы никогда не были так дружны, чтобы пользоваться уменьшительными именами.

Белла посмотрела на него.

— Я знаю, что вы незаконнорожденный сын герцога Айторна и брат теперешнего герцога.

— Ах это, — смутился Торн, но потом пожал плечами. — Я этого не стыжусь.

— Я слышала, нынешний герцог добр к вам.

— Я получил во владение «Черный лебедь». Я не завидую ему, если вас это беспокоит. Быть герцогом — чертовски хлопотное дело.

— Большинство так не считает.

— Большинство понятия не имеет, что это значит.

— Он обсуждает с вами свои дела?

Торн сосредоточенно наливал себе чай.

—Мы же братья.

— Он щедрый человек? — спросила Белла, вспомнив, как ее озадачило пожертвование в тысячу гиней.

— Айторн? — Он с удивлением взглянул на нее. — Я бы сказал — да.

— Он поддерживает какие-то благотворительные организации?

— Хотите получить пожертвование? На что?

— О нет, — пожала плечами Белла, поняв, что пробудила в нем любопытство. — Вы, наверное, считаете герцогов вполне обычными людьми, а для меня они необыкновенные.

— Он такой же человек, как и я.

— Сомневаюсь, — усмехнулась она. — Ему, наверное, десять слуг помогают одеваться, и четыре цирюльника следят за чистотой его лица.

— Ему действительно нравится быть чисто выбритым.

— Вот видите. И никогда ни пятнышка грязи на сияющих ботинках.

— Именно так!

Его губы слегка подрагивали.

— Знаете, я его видела, — призналась Белла. — Издали, конечно. Он всегда безупречен.

— На людях. Но у него есть тайное «я». — Наблюдая за ней, Торн отпил чаю. — Он не такой плохой парень, Белла. Поверьте мне.

Белла поняла, что он тепло относится карату и, возможно, даже любит его, и ей стало стыдно за свои подшучивания.

— Возможно, вы говорите правду и ему нелегко занимать такое высокое положение.

— Да, вероятно, побочному сыну в этом больше повезло. — Торн на мгновение задумался. — Пожалуй, я бы вашего брата ласково называл Слизняком.

Белла чуть не поперхнулась шоколадом.

— Превосходно. Отныне он сэр Слизняк Барстоу.

Они чокнулись чашками в знак обоюдного согласия и вернулись к своему завтраку.

— Сколько у нас времени, чтобы устроить разоблачение сэру Слизняку?

Выражение его лица внезапно изменилось, и Белла поняла, что Торн смотрит, как она слизывает с губ масло.

— Говорят, теплое масло вредно для здоровья, — смутившись, сказала она, — но оно такое вкусное.

— Те, кто говорит так, просто отравляют другим удовольствие.

Он продолжал смотреть на нее и не притрагивался к своей еде.

— Неужели правда? Ешьте! — приказала она. — Что вы любите — яйца, сыр?..

— Вы собираетесь стать мне матерью? — Белла взглянула на него, и он добавил: — Или женой?

— Нет! — непроизвольно вырвалось у нее, и, усмотрев в его вопросе скрытый смысл, она почувствовала, что щеки покраснели. — Нет, — повторила она, — сейчас не время и не место для подобных шуток.

— Вы правы, Белла. Приношу свои извинения.

— Что вы узнали этой ночью?

— «Старый дуб» — в значительной степени закрытое заведение. Большинство играющих там мужчин также пользуются и услугами женщин. Вам неприятно слушать?

— Нет, мне жаль женщин, вынужденных заниматься таким ремеслом.

— У вас добрая и заботливая душа.

— Сегодня вечером мне нужно сходить в «Старый дуб» и разузнать все, что можно.

— Мне кажется, вы делаете всю самую интересную работу, — обиделась Белла.

— Вы хотите посетить бордель?

— Нет. Но ваша жена могла бы возразить.

Его не жена, определенно, возражала.

— Вы поднимете крик? — с любопытством поинтересовался Торн.

— Лучше запущу горшком. Возможно, ночным горшком.

— Миссис Роуз, вы меня пугаете.

— Прекрасно.

— Но я должен посетить «Дуб» в ваших интересах.

— Прекрасно, — пробормотала она, не найдя разумных возражений против этого. — Чем мы займемся до того, как вы предадитесь распутству?

— Будем искать гессенских кошек-кроликов. — Торн допил остаток чая и встал. — Пойду закажу экипаж, а вы постарайтесь не вступать в сражение с кошачьей королевой Гессена, пока меня не будет.

Он ушел, а Белла смотрела на закрытую дверь, едва сдерживая слезы. Она поняла, что бордель совсем ни при чем: причина в том, что ее план мог осуществиться уже через день.

В прошлом такое быстрое отмщение послужило бы поводом для радости, а сейчас оно только означало, что их совместному пребыванию скоро придет конец.

Глава 18

Когда они прибыли в Апстон, уже темнело, но при свете дня, даже пасмурного, Белла узнавала город и его окрестности. Экипаж ехал по узким дорогам, останавливаясь у каждой фермы или домика, чтобы расспросить о кошках-кроликах. Сомневающимся они предъявляли образец, и по какой-то причине Табита это терпела, иногда даже казалось, что такое внимание доставляет ей удовольствие.

Большинство сельских жителей высказывали сомнение в том, что какую-нибудь кошку заинтересовал бы кролик и наоборот. Белла понимала, что ее и Торна хорошо запомнят как сумасбродных лондонцев со странной кошкой.

Котятам тоже нравилось внимание к ним, и Соболя особенно часто приходилось водворять на место.

За время поездки Белла отметила некоторые изменения: большой вяз недалеко от Пиджели расколола молния, а на окраине Бакстон-Тропа кто-то построил красивый дом. Остановившись в этом местечке, чтобы расспросить о кошках-кроликах, они разделили свои усилия. Увидев собравшихся посплетничать женщин, Белла пошла к ним, а Торн вошел в гостиницу поговорить там с мужчинами.

Белла между прочим спросила, сколько лет красивому дому, отметив его элегантность, и скоро уже знала о нем все, но ее цель состояла не в этом. Ей нужны были сведения о Карскорте и об Огастусе.

Вскоре кто-то назвал Карскорт, и одна крепкая женщина буркнула:

— Отвратительное место. Отвратительное, как и его обитатели.

Белла могла бы согласиться, но побоялась, что этим может заставить женщин замолчать.

— А он всегда принадлежал одной и той же семье?

— Барстоу? Я не знаю, мадам.

— Они приехали туда во времена Кромвеля, — присоединилась к разговору пожилая, хрупкая как птичка женщина. — Пуритане. — Она плюнула. — Прежде там жили Брили, семья роялистов, но никто из них не вернулся, поэтому его забрали Барстоу.

Этот поступок, несомненно, расценивался как воровство.

Белла никогда не знала, что неприязнь к ее семье возникла так давно, но в провинции воспоминания уходят в глубь истории. Здесь все еще помнили события прошлого века — казнь короля, долгое, жестокое правление парламента, когда были уничтожены все светлые традиции, и возвращение монархии.

— Наверное, теперь члены семьи — верные роялисты, — примирительно сказал Белла.

— Может быть, — отозвалась первая женщина, — но они до сих пор неприветливые, пуританские души. Сэр Огастус выпорол кнутом Эллен Перкинс за распутство, а она всего лишь вдова со своими потребностями.

— А что сделали с мужчиной? — спросила Белла.

— Оштрафовали, — грубо усмехнулась женщина. — У Эллен нет денег, чтобы ее можно было оштрафовать.

— И он посадил старого Натана Готобеда в колодки за торговлю в воскресенье, — сказала другая женщина, — хотя тот никому ничего плохого не делал.

— Говорят, сэр Огастус просто кипел от злости, — сказала молодая женщина, державшая на коленях ребенка.

Белла угадала всеобщее безмолвное проклятие, но женщины не позволили себе зайти так далеко, чтобы высказаться вслух в присутствии незнакомки.

— Жаль, что не могу найти в себе сил убить его, — встретившись с Торном у экипажа, сказала Белла, чувствуя, каким тяжелым бременем лежит у нее на плечах репутация семьи.

— Значит, вы тоже узнали о нем?

— А что узнали вы?

— О крайней жестокости, особенно по отношению к тем, кто пьет, играет или ведет себя безнравственно. Кто-нибудь узнал вас?

— Не думаю, — ответила Белла, хотя и не следила за этим.

Они продолжили свою поездку по окраинам владений Барстоу, расспрашивая о кошках-кроликах и при каждом удобном случае заводя разговор о Барстоу и Карскорте. Неприязнь иногда бывала неприкрытой, иногда едва уловимой, но всеобщей. Она относилась к Огастусу, но обращалась и на отца Беллы, и не миновала ее сестру Люсинду, у которой, очевидно, возникла идея благотворительности, заключавшейся в том, чтобы посещать самых бедных и читать им лекции об их беспомощности.

— Я чувствую себя грязной, — сказала Белла, когда они подъехали к еще одной деревне. — Возможно, внутри я такая же. Возможно, мое желание отомстить и есть доказательство…

Он приложил к ее губам палец в перчатке и остановил спокойную лошадь.

— В этом нет ничего неправильного.