— И ты тоже хотела бы этим заняться?

— Да, хотела бы. Я знаю, у меня получилось бы. Я бы прямо тут, под этой землей, нашла прекрасные вещи, о существовании которых люди даже не догадываются.

Он рассмеялся.

— Ты думаешь, археологи то и дело находят драгоценности и римские виллы? Тебе нужно многое узнать. Большую часть времени приходится просто копать и искать малоценные вещи — вот такие, — которые находили уже бессчетное количество раз. В основном попадаются именно такие находки.

— Но не мне, — уверенно возразила я. — Я буду находить красивые ценные вещи.

Он положил руку мне на плечо и повел к двери.

— Ты бы хотела знать, что ты нашла, не так ли?

— Конечно! В конце концов, это же я нашла!

— Я дам тебе знать, когда получу ответ. А пока… если найдешь что-то еще, то знаешь, что делать, не так ли?

— Принести вам, сэр Ральф.

Он кивнул и закрыл за мной дверь. Я медленно направилась через холл и вышла во двор. Хоть я и лишилась своей находки, но было приятно осознавать, что я внесла свой вклад в мировую науку.

* * *

Моя находка оказалась всего лишь фрагментом щита, возможно, бронзового века. Такие штуки находили довольно часто. И все же это событие стало причиной значительных перемен.

Во-первых, оно повысило мой престиж в классной комнате. Когда я пришла на уроки, Адриан и Теодосия отнеслись ко мне с гораздо большим уважением, чем прежде. Я всегда считала Теодосию глупым созданием, хотя она была на год старше меня — а Адриан, тот еще старше. Они оба были светловолосыми — Теодосия казалась довольно хрупкой, у нее были невинные голубые глаза и слегка скошенный подбородок. Я была выше ее, почти такого роста, как Адриан. Я никогда не ощущала разницы в возрасте, и, несмотря на то что они жили в этом особняке, а я — в доме священника, лидером здесь была я, и я постоянно указывала, что им надлежит делать.

Отец рассказал им, что я нашла нечто очень ценное и сообразила принести находку ему. Он, наверное, хотел бы увидеть в их глазах такой же интерес, какой заметил в моих.

Все утро я снова и снова излагала, как копала могилу Джосаи Полгрея, как нашла эту пластину и довела бедную мисс Грэм до отчаяния. Я описывала, как выглядела моя находка. Мое воображение сделало ее огромной и сверкающей, как золото. Она, конечно же, принадлежала какому-то могущественному правителю, и он специально закопал эту пластину в землю, чтобы я когда-нибудь ее нашла.

Я потихоньку предложила всем достать лопаты и начать раскопки на территории Картерз Медоу, потому что здесь должны быть закопаны несметные сокровища. В тот же день мы нашли лопаты в сарае садовника и приступили к работе. Нас нашли и наказали; но в итоге сэр Ральф решил, что мы должны изучать археологию. Многострадальной мисс Грэм вменили в обязанность давать нам соответствующие уроки. Бедная мисс Грэм была вынуждена специально изучать этот предмет и приложила все усилия, чтобы справиться с этой непростой задачей. Я была в полном восторге — в отличие от остальных. Сэр Ральф узнал об этом, и его интерес ко мне, возникший после того, как я принесла ему пластину, кажется, возрос еще больше.

А затем в старом Довер-Хаусе поселился сэр Трэверс с семьей. Трэверсы и раньше дружили с семейством сэра Бодриана; они приезжали в Кеверол-Корт много раз, и именно сэр Эдвард подал идею проводить раскопки в Картерз Медоу. Моя находка просто подстегнула его интерес. И, поскольку сэр Трэверс подыскивал для себя загородный дом, сэр Эдвард предложил ему Довер-Хаус.

Сэр Эдвард был как-то связан с Оксфордским университетом и постоянно занимался археологическими исследованиями. Его имя часто упоминалось в газетах, он был хорошо известен в академических кругах. И ему, конечно же, понадобилась загородная резиденция, где бы он мог в тишине изучать свои находки и описывать их в книгах после возвращения из дальних странствий.

Всех очень взволновало известие, что он переезжает к нам. Адриан рассказал, что его дядя был в восторге, что теперь ничто не сможет помешать проводить раскопки в Картерз Медоу — что бы там ни говорил приходской священник.

Я решила, что он прав, потому что бедный преподобный Джеймс был не из тех людей, которые готовы сражаться за свои убеждения. Он выдвигал свои возражения лишь потому что его подстрекали некоторые прихожане. Все, что ему было нужно — вести тихую жизнь, и основной обязанностью Элисон и Доркас было ограждать отца от всего, что может его расстроить. Я подозреваю, что он был в восторге от того, что сэр Эдвард поселился в наших местах, потому что даже самые воинственно настроенные из его прихожан не посмели бы идти наперекор такому важному господину.

Итак, когда Трэверсы поселились в Довер-Хаус, он стал называться Гиза-Хаус.

— Полагаю, они назвали так дом в честь пирамид, — сказала Доркас. Заглянув в энциклопедию, мы с ней охотно согласились.

Темный старый Довер-Хаус с заросшим садом, который так долго пустовал, снова стал обитаемым. Теперь мне не так просто было пугать Теодосию рассказами о том, что дом населен призраками, или предлагать им с Адрианом заглянуть в окна пустого дома. Правда, и сейчас это строение не утратило для нас некоторой мистической притягательности. «Если там живут призраки, то это уже навсегда», — сказала я Теодосии.

И, конечно, довольно скоро поползли слухи о том, что дом наполнен сокровищами, свезенными со всего мира. Некоторые из них были действительно весьма экзотическими, поэтому слуги чувствовали себя там не очень уютно. И из-за всех этих странных предметов дом считали «жутким». Если бы не сэр Эдвард, который был очень важным человеком, чье имя часто упоминалось в газетах, слуги ни за что не согласились бы находиться в этом доме.

Итак, в Картерз Медоу начались раскопки, а в Гиза-Хаус поселились новые обитатели. Хотя сэр Эдвард был вдовцом, у него было двое детей — взрослый сын, Тибальт, уже учился в университете, и дочь Сабина, примерно одного возраста со мной и Теодосией, которая стала учиться вместе с нами.

Я не видела этого Тибальта — но решила, что он мне не нравится еще до того, как повстречалась с ним. Причина такого отношения заключалась в том, что Сабина всегда говорила о нем с благоговейным трепетом и только в превосходной степени. Она его просто обожала. По ее словам, он все знал и все умел. Он был красив, и вообще, богоподобен.

— Я не верю, что кто-нибудь может быть таким безупречным, — как-то произнесла я с невыразимым презрением, взглядом заставляя Адриана поддержать меня. Теодосия могла думать все, что ей заблагорассудится, ее мнение меня не интересовало.

Адриан некоторое время переводил взгляд с меня на Сабину и наконец принял мою сторону.

— Нет, никто не может, — согласился он.

— Никто, кроме Тибальта, — настаивала Сабина.

Сабина всегда говорила уверенно, не обращая внимания на то, слушают ее или нет. Я объяснила Адриану, что она такая потому, что живет в странном доме с рассеянным отцом и слугами, двое из которых были действительно очень странными — оба они из Египта, их звали Мустафа и Абсалам. Они носили длинные белые рубахи и сандалии. Я слышала, как наша повариха говорила, что они наводили ужас на других слуг. Эти странные экспонаты, а тут еще и эти двое слуг, которые бесшумно перемещались по дому, так, что казалось, будто они следят за тобой — это очень необычный дом.

Сабина была хорошенькой — светлые вьющиеся волосы, большие серые глаза с длинными золотистыми ресницами и сердцевидное личико. Очень скоро Теодосия, которая была довольно-таки обыкновенной, начала обожать ее. Я заметила, что их дружба быстро укрепила наш альянс с Адрианом. Иногда я думала, что до приезда Трэверсов нам было лучше — у нас к тому времени сложилась милая маленькая компания. Да, я немного задирала их. Доркас всегда говорила мне, что я должна прекратить пытаться всеми командовать и не считать свое мнение единственно правильным с любой точки зрения.

В самом деле, хотя Адриан и Теодосия жили в величественном особняке, а я — в скромном доме приходского священника, и мне разрешали учиться вместе с ними из милости, я действительно вела себя так, словно именно я была наследницей Кеверол-Корт, а все остальные были здесь гостями. Я объясняла Доркас, что Адриан попросту не умеет принимать решений, а Теодосия, та настолько глупа, что вообще ничего не понимает.

А потом появилась Сабина, добродушная, с красиво уложенными волосами — тогда как мои прямые черные волосы всегда растрепывались, разрушая любую прическу. Ее серые глаза искрились весельем, когда она говорила всякие пустяки, или страстно сверкали, когда она говорила о Тибальте. Она была очаровательно девочкой, чье присутствие полностью изменило атмосферу в классной комнате.

Именно от нее мы узнали о жизни в Гиза-Хаус, где ее отец целые дни проводил в своем кабинете, а Мустафа и Абсалам бесшумно приносили ему еду на подносе. Когда отец работал, она часто ела в одиночестве или в компании с домоправительницей — компаньонкой, Табитой Грэй[2], которая учила ее играть на рояле. Сабина часто называла ее Табби, и я обозвала ее Серой Табби, чем сильно насмешила друзей. Я представляла себе ее женщиной средних лет, с тусклыми сероватыми волосами, в серой юбке и какой-нибудь темной блузе грязновато-коричневого цвета. И была абсолютно потрясена, когда наконец увидела ее. Табита оказалась необычайно красивой молодой женщиной.

Я сказала Сабине, что она ничего не умеет описывать. По ее словам выходило, что Табита — неказистая старуха. Я была уверена, что ее чудо-герой Тибальт окажется бледным юнцом со слабым зрением, испорченным бесконечным чтением неразборчивых манускриптов. Он, наверняка, изучал непонятные письмена на древних манускриптах и не знал ничего, кроме давно умерших людей и каким оружием они пользовались в бою.

— Когда-нибудь вы все увидите сами, — пообещала Сабина.