Сола Рэйн - Тафгай

– Разве этого недостаточно?

Ее глаза приобрели оттенок ночи. Она схватила мое лицо, притягивая его к себе, чтобы поцеловать, и плотно обернула ногами мои бедра.

Я перенес свой вес на одну руку и провел членом вверх и вниз по ее влажным складочкам. Мерфи втянула воздух и изумленно ахнула, когда я плавно вошел в нее.

Пресвятая Мария Матерь Божья.

Я закрыл глаза, оставаясь неподвижным еще несколько секунд – наслаждаясь тем, как ее мышцы сжимаются вокруг меня, посылая сотни электрических разрядов через всю мою нервную систему.

Ощущения были слишком острыми.

Это потрясло меня.

– Эш…

Жалобный стон Мерфи вернул меня в охренительную реальность, и я начал двигаться внутри нее. Сперва медленно, дюйм за дюймом погружаясь глубже, пока она не приняла меня до конца, а затем стал наращивать темп.

– Ох, черт, – довольно прорычал я. – Ты ощущаешься невероятно.

– Не останавливайся, – простонала Мерфи.

Жар ее рваного дыхания еще больше распалил меня. Опустившись на локти, я схватил Мерфи за шею и стал вколачиваться в нее сильнее.

Толчок. Толчок. Толчок… Словно животное.

Теперь наши тела врезались друг в друга без нежности.

Быстро. Жестко. Почти первобытно.

Ее твердые соски терлись о мою грудь, а ноги крепко сжимали бедра. Воздух пронизывали наши стоны, шлепки и проклятия.

– Так хорошо, Эш… – ее ногти впились мне в спину, призывая двигаться быстрее. – Боже, как хорошо.

Хриплый звук ее голоса возвел меня на вершину блаженства. Наше дыхание слилось воедино. Мерфи сцепила ноги за моей спиной, и я почувствовал, как мышцы внутри нее сокращаются, сжимая мой член в раскаленные тиски.

Твою мать!

Я переплел наши пальцы и вдавил ее руки в матрас, делая последние мощные толчки, которые заставили наши тела содрогнуться. Перед глазами все замелькало. Блаженство молнией пронеслось по позвоночнику вниз. Мерфи запрокинула голову, выкрикивая мое имя, и я с низким рыком вошел в нее по самое основание, изливаясь внутри.

Она обмякла в моих объятиях, и я повалился набок, притягивая ее к своей груди. Закрыв глаза, я прижался лбом к ее влажной шее, пытаясь восстановить дыхание и понять, что, во имя всевышнего, только что произошло.

Я чувствовал себя так, словно выиграл самый сложный хоккейный матч в своей жизни, установил мировой рекорд по марафонскому бегу и на доске для серфинга покорил восьмидесятифутовую волну.

Оргазм напрочь снес мне крышу.

Взорвал член вместе с мозгом.

– Это было… бесподобно, – Мерфи перевернулась на живот и со смесью нежности и восхищения посмотрела на меня. Ее растрепанные волосы рассыпались по плечам, касаясь моей кожи…

И вот я уже готов ко второму раунду.

– Я люблю тебя, бывшая-будущая миссис Сандерс, – все еще пребывая в эйфорическом шоке, произнес я не своим голосом. – И хочу от тебя еще одного ребенка. Нет, лучше шестерых… Как ты смотришь на целую хоккейную команду? Знаешь, из тебя вышел бы неплохой тренер…

Мерфи не дала мне закончить – ее губы прижались к моим губам в головокружительном поцелуе.

В этот момент я понял, что мое счастье вернулось ко мне навсегда.

В двойном, черт возьми, объеме.

Ну разве я не гребанный счастливчик?

Яркие лучи сине-белых прожекторов игриво блуждали по заполненным до отказа трибунам, озаряя возбужденные лица болельщиков. Громкая музыка, звучащая из мощных динамиков, отдавалась вибрацией в сердце, а праздничный блеск льда приятно слепил глаза. Шестой финальный матч кубковой серии, казалось, собрал на ледовой арене Чикаго весь чертов мир.

Мы заняли свои места в первом ряду, чтобы находиться как можно ближе к происходящему на поле. И говоря, «мы», я подразумевала себя, Джо, Микки, Табиту и ее сына Бобби – агента Эша.

Искрившееся в воздухе напряжение усиливалось с каждой секундой. Арена гудела, как растревоженный улей. Что неудивительно, ведь каждый присутствующий здесь понимал, что с минуты на минуту станет свидетелем важнейшего спортивного события, которое навсегда войдет в историю.

Это волновало, восхищало и будоражило.

Пожалуй, в мировом спорте нет трофея, который завоевать сложнее, чем Кубок Стэнли. Эта серебряная ваза, доверху наполненная многолетней болью, страданиями и кровью хоккеистов, готовых идти ради нее на любые жертвы, на своем веку повидала всякое.

Из ее чаши пили все, что только может быть выпито, наполняли собачьей едой, овсом, попкорном, пельменями, русским борщом. В кубке крестили детей, выбивали им зубы, роняли с балкона, мочились в него. Трофей использовали для посадки герани, топили в бассейне, бросали в костер, ложились с ним в одну постель и вместе парились в сауне. Его забывали на обочине дороги, находили в канаве и неоднократно пытались украсть…

Сдается мне, что ни одна другая спортивная награда не может похвастаться такой интересной историей, а также теми сумасшедшими эмоциями, которыми обычно сопровождается ее вручение.

– Вон они! Вон они! – возбужденно воскликнула Микки, и ее руки замерли на округлившемся животе, который скрывался под широким хоккейным свитером.

Я проследила за направлением ее взгляда и почувствовала, как желудок подскочил к горлу. С правой стороны от нас, в тоннеле арены стояли Чикагские Орланы, ожидая своего грандиозного выхода на лед.

Джо радостно взвизгнула, прижимаясь ладошками к заградительному стеклу, и я обняла ее сзади. Сегодня мы с ней нарядились как самые крутые хоккейные болельщицы: одинаковые джерси с девяносто вторым номером и надписью «САНДЕРС» на спине, вязанные фанатские шапки с вышитой эмблемой белоголового орлана и точно такие же шарфы.

Ведь мы одна команда.

Его команда.

И, между прочим, самая настоящая семья.

Мы с Эшем поженились два чудесных месяца назад. Торжество прошло в Вегасе, в той самой часовне, в стенах которой мы принесли свои первые клятвы друг другу. Это была маленькая церемония, как нам и хотелось, только родители Эша, Джо и Микки с Дэйвом. Мои родители на свадьбу не пришли, несмотря на то, что жили всего в нескольких милях от часовни.

Возможно, будь на месте жениха Билл, они повели бы себя иначе, но, к счастью, этот урод свалил из моей жизни навсегда. Суд приговорил Уиллиса к двадцати годам лишения свободы, которые тот проведет в тюрьме родного штата Пенсильвания. Где вшивому козлу самое место.

– Пресвятая Дева Мария, помоги этим парням! – взмолилась Табита, комкая в руках сине-белый фанатский шарф.

Внезапно свет на арене погас, музыка зазвучала тише и суровый мужской голос из динамиков торжественно объявил:

– Уважаемые дамы и господа, встречайте Чикагских Орланов!

Под ослепительное шоу прожекторов хоккеисты высыпали на лед. Громкий рев ликования прокатился по трибунам, словно живая волна. Тысячи болельщиков повскакивали со своих мест и принялись радостно приветствовать любимую команду. Все вокруг, включая нас, оглушительно аплодировали, размахивали сине-белыми шарфами, свистели и орали во всю силу своих легких.

Эш Сандерс, он же Король Скамьи штрафников или Мистер Я-надеру-тебе-задницу, дважды объехал ворота по кругу, что было его личным ритуалом, а затем промчался мимо нас с ослепительной улыбкой.

Внутри меня взорвались фейерверки.

Даже сквозь пластиковый визор я видела, как сверкают от счастья его неоновые глаза.

– Папочка! Папочка! Папочка! – защебетала Пчелка, хлопая ладошкой по плексигласу.

– Задай им жару, Каллахан! – громко прокричала Микки, когда следом за Эшем мимо нас пролетел ее грозный муж.

– Дэйв и в самом деле только что улыбнулся? – ошарашенно спросила я.

– Думаешь, ты одна правильно подготовила своего мужчину к Большой Игре? – Микки многозначительно поиграла бровями. – Несколько часов назад я сообщила Дэйву пол нашего ребенка. У нас будет сын, Мерфи!

– О мой бог! – я быстро обняла Микки, стараясь не пролить на нее колу из стаканчика. – Я так за вас рада!

– Мне пришлось неделю держать язык за зубами, представляешь?

– А мне – две!

– Знаю, – улыбнулась Микки, помогая Пчелке раскрыть упаковку с мармеладными мишками.

После того как весь стадион вместе с Бреттом Кисселом пропел «Знамя, усыпанное звездами»[39], Орланы и их сегодняшние соперники – Бостонские Пчелы заняли свои позиции в ожидании вброса шайбы.

Наши парни выглядели как суровые викинги перед кровавой битвой. Многие из членов команды, включая Дэйва и Эша, отрастили кубковые бороды, придерживаясь старого суеверия – не бриться во время плей-оффа, чтобы не спугнуть удачу.

Эш с бородой и вовсе выглядел как сердечный приступ. Дьявольски горяч. Разбей на него яйцо, и оно зашипит.

– ВПЕРЕД, ОРЛАНЫ! – заорали мы как сумасшедшие, когда шайба упала на лед и Каллахан, играющий на позиции центрального нападающего, выиграл стартовое вбрасывание.

Сдерживаемая ярость игроков моментально вырвалась на свободу, и уже спустя несколько секунд наше защитное стекло содрогнулось от жесткого столкновения двух хоккеистов, которые боролись за шайбу.

Одним из них был Эш.

– Папочке больно? – взволновано спросила Пчелка, ерзая у меня на руках.

– Нет, милая, – солгала я.

– Скорее больно тому бедолаге, в которого он влетел, – усмехнулась Табита, и мы с Микки прыснули.

К середине третьего периода нам уже было не до смеха. Бостонцы сравняли счет – 2:2, и сейчас играли в большинстве.

Это дерьмово. Очень дерьмово.

Если до финальной сирены счет не изменится, начнутся гребаные овертаймы, на которые сил у наших парней уже может не хватить. Они слишком интенсивно играют, превышая все допустимые пределы человеческой выносливости.