Жасмин Майер - Табу

Прикусываю губу, а по венам уже растекается предвкушение.

— Ты самая идеальная женщина, которую я когда-либо встречал, но еще ты, черт бы тебя побрал, патологическая лгунья! Ты мокрая, Ксень. Совершенно и абсолютно мокрая, но зачем-то продолжаешь лгать мне.

Переступаю с ноги на ногу, по-прежнему глядя в его темно-серые глаза. Пытаюсь сохранить хоть какие-то остатки достоинства, когда его пальцы уже движутся во мне.

— Я не должна хотеть тебя.

Да, вот так правильнее.

— Я тоже не должен, — легко соглашается он. — Но я больше не могу сопротивляться, я уже говорил. Не мог раньше и тем более не могу сейчас. Мне не забыть того, что у нас было. Так что не ври мне больше, Божья Коровка. Хотя не ты. Хватит с меня лжи.

Всхлипываю, потому что едва стою на ногах. Он не убрал руку. Так и дразнит, нагнетая возбуждение. Кажется, я снова слышу, как хлюпает у меня, черт возьми, между ног. Цепляюсь за его плечо, чтобы устоять на ногах. И при этом понимаю, что сама же шире расставляю бедра, насколько позволяют спущенные до колен брюки.

— Прекрати отталкивать меня, потому что я знаю, какая ты можешь быть… Страстная. Горячая. Отзывчивая. И ты вся дрожишь, когда я делаю вот так, — он присоединяет второй палец.

Это не я… Это не может быть про меня.

— Это ты, — горячо отзывается он, потому что я сказала это вслух. — Это все о тебе. А еще ты красивая, и почти голая, но еще не очень довольная. А я хочу тебя увидеть снова, как тогда. С пьяной улыбкой и растрепанными волосами. Без косметики и верхом на мне. Или подо мной. С моим членом во рту. Или в руках.

— Этого не было, — хрипло отзываюсь я.

— Знаю, но вдруг мне повезет?

Мои щеки пылают. Или это я сама горю с головы до ног?

Он улыбается, когда отвечает на мой поцелуй, — и это единственный способ заставить его замолчать.

Поцелуй отключает мое сознание. Я перестаю анализировать каждое мгновение и растворяюсь в его прикосновениях, как сахарная вата в горячем чае. Нависая надо мной, этот большой мужчина ни капли меня не пугает. Скорее наоборот. Я наслаждаюсь тем, какой хрупкой ощущаю себя в его объятиях, с какой бережливой нежностью его сильные руки касаются моего тела.

Больше ничего не имеет значения. Только его пальцы во мне. Тугая пружина сжимается все сильнее, я стону в его рот, ногтями царапая ткань футболки. Хочу коснуться его, ощутить, как между нашими телами исчезнут последние преграды. Отрываюсь от его губ только на мгновение, чтобы закатать до груди футболку. Тимур срывает ее с себя за секунду, но даже этот миг кажется вечностью. Без его рук я сама не своя, и я стону слишком громко, когда он, окончательно избавив меня от брюк, возвращает пальцы обратно.

Тимур набрасывается на мои губы, заглушая всхлипы и стоны. Больно вжимает в стену напротив, подхватывая под бедра, и я сразу же скрещиваю лодыжки у него на талии. Так разница в росте никак не ощущается, и я целую его с еще большим азартом, поскольку теперь мы на равных. Больше нет ничего, что может помешать нам. За пределами этой комнаты даже мира больше нет. Все сгорело в пламени, которое охватило меня с головы до ног.

Порочно-влажный звук первого удара бедер сводит меня с ума. Я вскрикиваю, вытягиваясь в его руках. Пальцы ног поджимаются, и я снова зарываюсь в его волосы. Тяну за жесткие непослушные локоны, словно подгоняя его. Жестче и быстрее. Сейчас.

Он подчиняется. Как настроенный камертон, отзывается на мольбу моего тела. Впечатывает в стену сильнее, погружается до упора и дает мне то, о чем я столько времени мечтала, пока была без него.

Судорога оргазма катком проходится по телу, выгибает дугой даже, несмотря на тяжелого Тимура, который вжимается в меня. Вижу, как дергается его кадык, как он сглатывает и запрокидывает голову, словно мой оргазм ощущается им как собственный.

Он жмурится, не прекращая вращать и двигать бедрами. Множа мои и без того одуряющие ощущения, которые огненными волнами расходятся по телу. Я отпускаю его волосы, потому что понимаю, что сжимала их слишком сильно, но он внезапно возвращает мою руку обратно себе на затылок.

— Мне нравится.

Я провожу по коже головы ногтями, и он стонет от восторга. Едва уловимым движением задевая какие-то очень приятные точки внутри меня, и я отвечаю ему тем же.

От моего стона глаза Тимура расширяются. Он смотрит на меня, слишком пристально, жадно, с восторгом, припадает к моим губам, но тут же отстраняется и глухо стонет.

Замедляется, бьет бедрами сильнее и замирает.

Я снова вижу его так близко в момент оргазма. До чего красивым становится его лицо. Он не хмурится и не кривится. Черты его лица расслаблены. Крупные губы приоткрыты. Будь я скульптором, попыталась бы запечатлеть. Заставила бы кончать для меня бесконечное множество раз, чтобы потом эгоистично им любоваться.

Он перехватывает мой взгляд.

В стальных глазах Тимура разлита нежность, мягкость и радость. Впервые я смотрю на него при хорошем освещении, и теперь вижу даже зеленоватую радужку и темные вкрапления.

Вдруг большим пальцем он давит на мою нижнюю губу и размазывает по щеке оставшуюся помаду. А после удовлетворенно кивает.

— Вот теперь точно похоже, что тебя только что хорошо оттрахали.

Хочу врезать ему по самодовольной физиономии и объяснить, что не собираюсь терпеть его пошлости, но в этот момент раздается стук в дверь.

— Блядь.

Очень вероятно, что сейчас Божья Коровка впервые материлась.

Она спрыгивает с меня, срывая с плеч испорченную блузу и ей же подтирается между ног. Моему недалекому члену очень нравится увиденное, и особенно жемчужные капли на внутренней половине ее бедер.

Со всеми женщинами, даже если они были на таблетках, я всегда пользовался презервативами. Но только в Ксеню я хочу входить кожа к коже, а после наслаждаться ее порочным откровенным видом.

В считанные секунды Ксения уже сменила блузу и заправляет ее в подхваченные с пола брюки. Я же так и стою со спущенными до лодыжек спортивными штанами, а с моего члена тянется густая капля.

— Так и будешь стоять? — рявкает Божья Коровка шепотом.

Сейчас она напоминает Шиву — ее руки движутся с какой-то нереальной скоростью, в пальцах мелькают салфетки, кисточки, ватные диски, зеркальце и расческа.

В моем же мире время после обалденного секса остановилось. В теле приятная лень, и меньше всего мне хочется сейчас паниковать. По правде, мне абсолютно фиолетово, кто стоит сейчас за дверью.

Я хочу забрать эту женщину себе.

И все повторить.

Даже если этой мой отец, плевать. Мне нужна она, а ей — это очевидно, — нужен я.

— Штаны, быстро! — шипит Ксеня и переспрашивает громче: — Кто там?

Одновременно с этим она распахивает настежь окно, впуская в пропахший сексом кабинет свежий воздух.

— Марш под стол! — шепот злобной Мегеры заглушает ответ из-за двери. — Сейчас же!

Она хочет, чтобы я спрятался? Господи. Зачем это нужно? Кто там пришел, что нельзя сделать вид, что я уже ухожу? Кому лучше меня не видеть? Но я не расслышал ответа, в отличии от нее.

Лезу, как велено. Под столом тесно. Дешевые офисные столы явно не рассчитаны на то, что под ним станет прятаться мужчина в два метра ростом, но, кроме этого, здесь была только тумба, а в нее я бы точно не поместился.

Слышу пшик, и по кабинету разносится запах ее цветочных духов. Господи, ей бы в шпионы. Так мастерски заметать следы.

— И чтобы ни звука, — произносит Ксения явно для меня.

А после я слышу, как она распахивает дверь.

— Добрый день, Алевтина Петровна! Какими судьбами? Не ожидала вас здесь увидеть!

Час от часу не легче’ Бабушка-то что здесь потеряла? Теперь мне точно из-под стола вылезать не стоит. Ведь я явно вышел из возраста, в котором мог играть в прятки, а логичных объяснений своему появлению у меня нет.

— Ксения! Я тебя обыскалась. Что с тобой? Ты вся горишь. Ты в порядке? Не заболела?

— Ох, давление после кофе поднялось, — врет Ксеня. — Еще и блузку испачкала, пришлось переодеваться. Решила подышать свежим воздухом хотя бы так, — видимо, сейчас она показывает на распахнутое окно.

— М-да. Пахнет странно. Помещение явно нуждается в хорошей уборке, — замечает бабушка.

Прямо вижу, как она при этом морщит свой нос.

— Так какими судьбами, Алевтина Петровна? Вы простите, мне просто надо работать. Должна еще выступить с докладом и…

— О, Ксения, ты еще не знаешь? Присядь.

От тона, каким тоном бабушка говорит это, кровь стынет в жилах. Что за черт? Что произошло? Напряженно вслушиваюсь в их разговор, чтобы не пропустит ни слова.

— Что такое? — встревожено переспрашивает Божья Коровка. — Снова сердце? Вы были у врачей?

Твою мать!

— Нет, — мягко отвечает бабушка. — Дело не во мне. С Сергеем… Случилась беда.

Впиваюсь ногтями в собственные ладони, чтобы не сбросить с себя этот стол и не выдать себя.

— Беда? Что случилось? Он должен был приехать, но… задержался и я…

— Держись, милая. Сергей не приедет. Он сейчас в больнице.

— Но что с ним?

— Его избили. Угрозы для жизни нет, но его лицо… Ты же знаешь, Сережу. Рвался приехать к тебе такой, как есть. Сказал, что это не повлияет на его планы. Такой самоотверженный. Так много работает. Я силой оставила его в палате. Пусть проверят, сделают рентген. Вдруг, не дай бог, сотрясение?

— Так он сейчас в вашей больнице? — мертвенным голосом произносит Божья Коровка.

— Да, конечно. Он сразу сказал, куда его доставить. Я звонила тебе, но не дозвонилась, и Сережа сразу сказал, что ты, наверное, заклята и не стоит тебя беспокоить, но, ты же его знаешь, он просто не любит, когда вокруг него водят хороводы.